Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Ты иди, а то на поезд опоздаешь.

- Да, они сейчас редко ходят.

Дверь за Верой закрылась. В палате тихо-тихо. Васильев, наверное, уснул...

- Кто она тебе?

Я вздрогнул от неожиданности.

- Ну, жена...

- Почему "ну"?

- Сам не знаю...

- Вот те раз! Не любишь? А любил кого? Где она?

- Не надо, Павел Николаевич...

- Как знаешь. Только это не жизнь, а одна проволочка:

- У меня дочь.

- Что же это у вас так получается?

- Так сложились обстоятельства...

- Ну, милый мой, война - вот это обстоятельства. А в любви человек властен над ними. И не дай бог, если обстоятельства становятся сильнее тебя. Тогда ты и сам не обретешь и другим не дашь, может быть, самого главного в жизни!..

Музыка гремела где-то рядом, наверное на площади Коммуны; слышны строевые команды. А мелкий дождик все сыпал и сыпал. Влажные кумачовые флажки нависали над трамвайными линиями Божедомки - они виднелись за гранитной спиной Достоевского.

В день парада нас угостили роскошным завтраком, потом мы собрались в Ленинском уголке, слушали по радио голос Левитана, бой часов на Спасской башне, цокот копыт по мостовой, встречный марш и рапорт командующего парадом маршалу Жукову.

После обеда в палату вбежал санитар:

- Кто будет полковник товарищ Тимаков?

- Я.

- К вам пришли жена с дочуркой. Ждут в Ленинском уголке.

- Пустили сюда ребенка?

- Да они за окном. Вы халат, халат накиньте, окно там открою.

Прижавшись к матери, худенькая, росленькая девчушка, задрав белую головку, смущенно смотрела на меня. Моя, моя, моя... Все-все мое - даже чуть заметная ямочка на подбородке...

- Здравствуй, Наташенька!

- А ты мой папа?

- Твой, твой, а чей же?

- Войны нет, а ты домой к бабушке не приходишь!

- Я рану лечу.

- Тебя - автоматом?

- Полковник, немедленно в палату! - Дежурный по госпиталю решительно закрывает окно.

- Там моя дочурка!

- Все понимаю, но в палату, в палату. - Он чуть ли не силой выталкивает меня из комнаты.

В коридоре никого не было. Я бросился бегом к входной двери. Дежурный санитар, пожилой солдат в белом халате, остановил меня:

- Далече, товарищ больной?

- На свет божий!

- Никак нельзя! Наше медицинское дело только начинается. Главный сказал: шла война - на нервах держались, пришла тишина - с ног валятся. Человек не железный, подковать его заново надо, жизнь требует!

- Философ ты, однако. На каком фронте воевал?

- Ты лучше в палату ступай, а то и тебе и мне - под микитки.

- Так меня уже подковали - домой скоро. Я ненадолго, а?

Вышел. Моих не видно. Неужели успели уйти? Спустился к памятнику Достоевскому. Вокруг него ухоженная земля, растут канны, молоденькие, на развернутых листьях - радужные капли дождя. Земля слегка парит. Под кленом скамья. Сел в тени, потянулся, осторожно попробовал поглубже вдохнуть. Хорошо! Увидел на тапочке муравья. Загадал: поползет по ноге вверх - буду жить долго. Он никуда не пополз, спокойненько сидел себе. Шевельнул ногой свалился.

Кто-то подходил ко мне. Поднял голову - Вера.

- Костя, я ищу тебя, оставила Наташку вон в той пристройке, у няни, добрая такая... Ведь не успела сказать самого главного. В Крыму нам дают квартиру - друзья партизаны постарались.

- Вот и хорошо. Наташа будет жить у моря.

- Да, еще: тебя скоро выпишут, я была у главного врача.

- Догадываюсь...

Вера села рядом.

- Костя, не обижайся, но я обязана тебя предупредить: будь осторожен, не подпускай к себе Наташку. Что ты так смотришь на меня? Я же ничего такого не сказала. Спроси у любого врача...

Я отвернулся, чтобы она не видела моих глаз.

* * *

...Наш пассажирский, натужно одолев подъем, вырвался на простор. Мелькают разрушенные разъезды, полустанки, деревни, в которых вместо изб торчат одни дымари. Но рядом уже поднимаются стены, растут новые стропила. За переездом, у каменного сарая без крыши, - колесный трактор, возле него суетятся мужики в военных засаленных гимнастерках.

Сверкнула полоса цветущей гречихи, и началось пшеничное поле с овсюгом и васильками. Внезапно оно оборвалось, и потянулась пустошь с полуразвалившимися окопами, ходами сообщений, капонирами, бывшими артиллерийскими позициями - все это зарастало сорными травами. За путевой будкой, под старыми вязами, огороженная кустарником - большая братская могила...

И в этом огромном пространстве под высоким летним небом, в этой нескончаемой тишине я услышал землю с ее полями и дорогами, лесами и садами, селами и городами, встающими из пепла. В них вместе с домами на площадях поднимутся обелиски и из братских могил шагнут на пьедесталы павшие солдаты.

А поезд набирает и набирает скорость, колеса стучат: жить-жить-жить! И еще быстрей, быстрей: жить-жить-жить! жить-жить-жить!..

Москва

1970-1976

Примечания

{1}Истребительно-противотанковый артиллерийский полк.

{2}Я солдат первой войны.

{3}Наблюдатели.

{4}Имеется пять батарей и одна рота.

{5}Здесь первые жертвы фашистского террора в Тимокском крае: шестого сентября сорок первого года в центре поляны повещены мои товарищи секретарь окружного комитета коммунистов Миленко Бркович и сотрудник комитета Георгий Семенович. Мои солдаты жаждут мести!

{6}Мальчика.

{7}Учеников.

{8}Ворон гор оберегает Красную Армию.

{9}А сейчас наша дорога на Белград!

{10}Да здравствует Сербия - солнечный дом!

{11}Это фашисты-каратели!

{12}Одна дорога - один памятник.

{13}Горы! Не вещайте горьким голосом, что умер Бранко! Нет, нет! Ты, друг Бранко, в моем сердце...

69
{"b":"84725","o":1}