— Если я расскажу кое-что о Зверинецких пещерах, ты мне тоже не поверишь, — подпустил таинственности и Миша. Он ждал, что последуют вопросы, но все молчали. Тогда Миша спросил:

— Получается, Зеленка это некая аномальная зона?

— Ну да. Прямо посреди города, — сказала Кира.

— А экстрасенсы ее не пробовали изучать? Ну, с рамками там приходить, замерять уровни энергетики…

— Не знаю, может и приходили, но мы их не видели.

Миша запрыгнул на бордюр и гордо поглядел оттуда.

— Ну так, — гордо вымолвил, — Сейчас с вами на Зеленку идет один экстрасенс.

— То есть ты, да? — спросила Нюта.

— Да. Я обладаю такими способностями. И даром предвидения.

— Здорово! — сказала Шура.

— Нет, это мой дар и крест одновременно. Однажды я предсказал, что квартиру моей бабушки ограбят. Так и случилось. А бабушка обвинила, что я наводчик!

По дороге слева направо промчалась машина, они всегда тут гоняют, знают что никто не ходит. Может потому и гоняют, что страшно, никого, только заросшие склоны вверх, вниз и узкая дорога.

Ребята посмотрели, не едет ли больше, и перешли на другую сторону. Вниз до следующей террасы, туда где Зеленка, меж деревьев спускалась аллея из мозаикой потрескавшегося асфальта.

— Так о чем ты пишешь, о чем твоя проза? — спросила у Миши Нюта.

Рассказы. Повести. Даже роман. Письма в редакции. Ответом служит молчание. Однажды будто сверкнула молния и раздался гром. Из одной редакции пришло письмо.

Миша получал почту в общем, на много дверок, синем кривом ящике, стоявшем на углу безымянного переулка, как если идти в сторону перекрестка с Пырятинской. Слева заезда в переулок был смазанный мазутом деревянный столб не столб, а сооружение вроде ЛЭП, только давнее, а справа этот самый ящик. Там же улица Мичурина понижалась, и под пригорком у забора по четной, ботанической стороне, на обочине светлела вылинявшая от дождей деревянная лавка, дававшая Мише повод предполагать, что тут некогда была остановка какого-нибудь транспорта, однако никто из жителей улицы не помнил, чтобы на Мичурина ездило что-либо кроме редких, раз в несколько часов, машин.

Миша откинул проржавленную дверцу вниз, из темноты сразу высунулся белый конверт. Письмо от редакции.

Он, конечно, мог бы сразу распечатать. Но в целости и сохранности донес домой. Почти равнодушно вручил маме:

— Что-то из редакции прислали.

Через пять минут Миша стоял в туалетной будке, рвал письмо и бросал клочки в дырку. Причем сам редактор не снизошел ему ответить, а посадил вместо себя ученую обезьяну, недописателя, и вот он посмел поучать его, Мишу, разбирать по косточкам, снисходительно и с юморком.

Но Михаил Гнутов не сдается. Он прекращает литературную деятельность в отечественном болоте и выходит на мировой уровень. Под псевдонимом Майкл Шпрек он пишет толстые романы и вскоре во славе своей становится ровней Стивену Кингу. Мало кто подозревает, что знаменитый фантаст и мастер ужасов Шпрек живет не в Штатах на вилле за миллион, а в Киеве, в скромном домике на улице Мичурина.

И вот его начинают переводить на русский. Тут проявляется изощренная литературная месть Гнутова. Свои англоязычные романы он насыщал именами вроде Укакио, ничего не говорящими иностранному читателю.

Теперь же — издательствам хочется познакомить наших с прозой знаменитого Шпрека, но как быть с такими именами? Однако литературный агент мистера Шпрека твердо стоит на своем — мистер Шпрек не желает, чтобы имена меняли ради благозвучия.

— Ужасы, отягощенные интеллектом, — ответил Миша Нюте.

Глава 27

— Бон суар писсуар, — явственно произнес Миша. Дядя Андрей и какие-то люди, что с ним пришли, переглянулись недоуменно. Мише было всё равно, он лежал с закрытыми глазами и знал, кто есть в комнате. Пришло знание вне времени, да и времени, кажется больше не существовало, а до смерти было рукой подать. Он постиг, что грань размыта и как тропа, по ней идешь всё дальше, пока не пересечешь границу. Главное не тревожить, не сбивать с пути.

Но эти люди во главе с беспокойным дядей Андреем… Нет, не во главе, он не руководил ими, а подчинялся. Уфологи из соседнего института, что возле входа в ботсад, напротив двух касс под крышами в виде шляпок огромных грибов, не куполами как боровики или еще что, а словно поганки или сыроежки. Миша кратко слышал о них от дяди, тот говорил неохотно, что они аномальщики, работают с глиной, а он спросил — как это?

— Как это? — прошептали спекшиеся, в кровавых трещинах губы.

— Он пришел в сознание, — сказал один из уфологов. Миша нырнул вниз и покатил на велике по дорожке из бетонных плит, задевая локтями кусты. Справа виднелся дом с аркой, на Пятачке. Погода просто отличная! А дома — два телевизора, нет, даже три, со старым. Не знаешь, какой смотреть.

Глава 28

В тот день, когда они все вместе ездили на Зеленку, Нюта возвращалась домой поздно. Полукругом по краю огромного котлована Соломенского парка лежит улица Волгоградская. Вдоль края ползет восьмой троллейбус. За окном, далеко внизу, светятся огоньки. В самом парке тьма кромешная, ибо фонари, что установлены вдоль нисходящей по яру лестницы и далее, разбиты. Не пришлись ко двору.

Тут исток Кучмина яра, граница Батыевой горы.

А справа от колеи, по другую сторону улицы, ходят за горящими окнами домов люди, тускло вспыхивают окна с телевизорами.

Скоро Нюта доедет до разворотного кольца, а потом дворами пройдет к себе домой. И если сейчас кто скажет Нюте, что лет через двадцать не будет ни трамвая, ни ее не будет, она наверное поверит только последнему, потому что как же? Коль всё вокруг изменится, а она нет — а она не собирается — то как она впишется в изменившийся, ставший чуждым мир?

Надо разработать этот маршрут, иногда ходить в город не по Батыевой горе, а по парку. Трамваем Нюта пользовалась, только когда надо было добраться быстрее. А так только пехом.

Когда она была маленькая, на диком склоне устроили лестницу сверху донизу, а по дну проложили аллею, попутно облагородив несколько родников — заточив их в трубы. В детстве родители порой водили Нюту сюда гулять, зимой кататься на санках, хотя ближе было на Протасов яр под самым боком. А потом Нюта стала ходить сюда же кататься с дворовым ребятами, и на левом — как стоять лицом вниз — берегу яра — они нашли инфекционный корпус больницы и морг.

— Здесь в воздухе вирусы! — крикнула тогда Нюта.

— Мотаем! — заверещал придурковатый Пашка, двоечник, и у него лицо сразу пошло пятнами. Нюте показалось, что это от вирусов, и стало еще страшнее. Пятеро детей бежали с санками за плечами, и Нюта повторяла — да ну нафиг, да ну нафиг, а на ближайшей аллее все дружно поскидывали санки, уселись и погнали вниз к середине яра, ибо там безопасно, микробы не долетают. Поднимались домой уже по большой лестнице.

После этого случая Нюта надолго невзлюбила парк, и даже повзрослев продолжала обходить его стороной, разве что выруливала порой на его низовья с узеньких, покрытых булыжником улочек частного сектора Батыевой горы.

Сегодня, пока ехал трамвай, всё казалось простым.

Глава 29

Кира в эти дни оставалась на хозяйстве одна — родители помогали безвылазно сидящей на даче бабушке собирать урожай, а Кира крестьянствовать не любила. Незадолго до поездки за город у нее начала болеть голова, как бы морозило и кажется, в ней глубоко засел грипп и только-только собрался выходить. Папа понимающе кивал, мама тоже, ей оставили деньги и выразили сожаление — жаль конечно.

Днем сегодня должны были репетировать, поэтому с утра Кира решила выбраться за хлебушком. Имевшийся дома выглядел черствым и не хотел, чтобы его ели.

— Того и гляди заплесневеет, — сказала вслух Кира. Когда не с кем было говорить, она беседовала с собой.

На улице оказалось очень холодно, кажется на рассвете вообще траву покрыла изморозь, Кира заметила это на детской площадке под одиннадцатым домом, хрущовке. Но сама вышла в легкой курточке. Как же, к полудню потеплеет, а что люди скажут? Что она собралась на Северный полюс?