В маленькой комнатке, в обычное время служившей кабинетом посольскому кастеляну, Аллейн с Гибсоном пытались добиться от миссис Кокбурн-Монфор хотя бы одного вразумительного ответа.

Визжать она уже перестала, но, судя по выражению лица, могла в любую минуту начать сызнова. Лицо покрывали полоски туши, рот был приоткрыт, она то и дело дергала себя двумя пальцами за отвисшую нижнюю губу. Пообок стоял муж, полковник, держа нелепый в его руках пузырек с нюхательной солью.

Три женщины в лавандовых платьях, шапочках и элегантных передничках рядком сидели вдоль стены, словно дожидаясь, когда их выпустят на сцену, чтобы они исполнили какой-нибудь танец субреток. Та, что покрупнее, служила в полиции и носила чин сержанта.

За столом расположился еще один сержант, мужчина в форме, а на самом столе бочком сидел Аллейн, разглядывая миссис Кокбурн-Монфор. Рядом с ним, ухватив себя за нижнюю челюсть так, словно в ней сосредоточился весь его нуждавшийся в срочном усмирении крутой нрав, возвышался Гибсон.

Аллейн говорил:

– Миссис Кокбурн-Монфор, нам всем ужасно жаль, что приходится приставать к вам с вопросами, но дело действительно не терпит отлагательств. Итак. Я собираюсь повторить, насколько смогу, то, что вы нам, как мне представляется, рассказали, и, если я ошибусь, очень вас прошу, очень, прервите меня и укажите ошибку. Договорились?

– Ну же, Крисси, старушка, давай, – встрял ее муж. – Побольше мужества, Крисси. Все уже позади. На-ка!

Он протянул жене пузырек, но та, не взглянув, оттолкнула его руку.

– Вы, – продолжал Аллейн, – находились в дамской туалетной. Вы пришли сюда в то время, когда гости переходили из залы в парк, и собирались присоединиться к мужу уже в парке, перед началом концерта. Других гостей в туалетной не было, зато были вот эти леди, горничные. Правильно? Хорошо. Дальше. У вас возникла потребность воспользоваться одной из четырех кабинок, второй слева. Вы еще находились там, когда погас свет. Пока, стало быть, я все излагаю верно?

Полковничиха кивнула, переводя взгляд с Аллейна на мужа.

– Теперь следующий эпизод. Только постарайтесь изложить его по возможности четко. Что произошло после того, как погас свет?

– Я совершенно не понимаю, что тут произошло. Вернее – почему. Я же вам говорила. Я в самом деле думаю, – миссис Кокбурн-Монфор выдавливала из себя слова, будто зубную пасту из тюбика, – что могла лишиться рассудка. Я была так потрясена. Думала, что меня убьют. Правда, Хьюги…

– Ради бога, Крисси, соберись с духом. Никто же тебя не убил. Валяй дальше. Чем быстрей все расскажешь, тем быстрей мы уберемся отсюда.

– Ты такой черствый, – посетовала она и повернулась к Аллейну: – Правда? Он очень черствый.

Впрочем, после некоторого количества уговоров дама согласилась валять дальше.

– Я была еще там, – сказала она. – В уборной. Правда! Так все неловко вышло. Свет погас, но через окошко наверху снаружи проникали какие-то отблески. Я решила, что они связаны с представлением. Ну, вы знаете. Эти барабаны, танцы. Я знала, что ты будешь сердиться, Хьюги, дожидаясь меня снаружи, потому что концерт уже начался и вообще, но что тут можно было поделать?

– Да все в порядке. Все понимают, что ты съела что-то не то.

– Да, и тут они закончились – танцы и барабанный бой, – и… и я тоже закончила и уже собралась выходить, как вдруг дверь распахнулась и ударила меня. Очень сильно. По… по спине. И он меня схватил. За руку. Так грубо. И вышвырнул наружу. Я вся ободрана, дрожу, у меня шок, а вы меня здесь держите. Он меня так швырнул, что я упала. В туалетной. Там было гораздо темней, чем в уборной. Непроглядная тьма. И я лежала там, а снаружи хлопали в ладоши, а потом послышалась музыка и голос. Голос, может, и чудесный, но мне, лежавшей там, ушибленной, потрясенной, он показался завыванием погибшей души.

– Продолжайте, пожалуйста.

– И тут этот жуткий выстрел. Совсем рядом. Громыхнуло прямо в уборной. А за ним – секунды не прошло – он выскочил наружу и как пнет меня ногой.

– Ногой! Ты хочешь сказать, он намеренно…

– Он об меня споткнулся, – уточнила миссис Кокбурн-Монфор. – Чуть не упал, вот и вышло, что пнул. А я решила, что он и меня застрелит. Ну и, конечно, завизжала. Во весь голос.

– И что?

– И он удрал.

– А потом?

– А потом вбежали вот эти трое. – Она показала на горничных. – Рыскали там в темноте и тоже меня пинали. Случайно, конечно.

Три женщины шевельнулись на своих стульях.

– Откуда они появились?

– Да откуда мне знать! Хотя нет, я знаю, потому что слышала, как хлопнула дверь. Они были в других трех кабинках.

– Все трое?

Аллейн взглянул на женщину-сержанта:

– Итак?

– Мы хотели взглянуть на Карбо, сэр, – признала та. – Он был совсем рядом. Пел.

– И полагаю, вы, все трое, залезли на сиденья.

– Сэр.

– Попозже поговорим. Садитесь.

– Сэр.

– Ну хорошо, миссис Кокбурн-Монфор, что произошло следом за этим?

Оказалось, у кого-то нашелся фонарик, при свете которого они подняли миссис Кокбурн-Монфор на ноги.

– Фонарь был у вас? – спросил Аллейн женщину-сержанта. Та подтвердила, что да, у нее. Миссис Кокбурн-Монфор продолжала вопить, в парке и в доме слышался шум. Потом зажегся свет.

– И вот эта женщина, – миссис Кокбурн-Монфор показала на сержанта, – да-да, вот эта самая. Вы знаете, что она сделала?

– Видимо, хлопнула вас по щеке, чтобы вы замолчали.

– Да как она смела! После всего, что я пережила. Еще и орала на меня, приставала с вопросами. А потом имела наглость заявить, что не может век здесь торчать, и оставила меня на этих двух. Хотя, должна сказать, у них-то хватило такта дать мне таблетку аспирина.

– Очень этому рад, – учтиво отозвался Аллейн. – Теперь я задам вам вопрос, а вы постарайтесь ответить на него как можно точнее. У вас сохранилось какое-либо впечатление о внешнем облике этого мужчины? Все-таки некоторое количество отраженного света, проникавшего через окошки вверху, здесь было. Удалось ли вам увидеть его, хотя бы на миг?

– О да, – совершенно спокойным голосом сказала она. – Да, удалось. Это был черный.

– Вы в этом уверены? Уверены по-настоящему? – спросил Аллейн.

– Полностью. Я видела его голову на фоне окна.

– А это не мог быть, к примеру, белый человек в натянутом на голову чулке?

– Нет-нет. Мне кажется, чулок у него на голове и вправду был, хотя наверняка сказать не могу.

Она бросила взгляд на мужа и немного понизила голос.

– Кроме того, – сказала она, – я учуяла его запах. Если вы жили там, как мы, вы в этом не ошибетесь.

Муж ее что-то буркнул в подтверждение.

– Да? – поднял бровь Аллейн. – Насколько я знаю, мы производим на них такое же впечатление. Один мой друг, африканец, говорил мне, что прошел почти год, прежде чем он перестал впадать в полуобморочное состояние, оказываясь в лондонских лифтах под конец рабочего дня. – И прежде чем кто-либо успел вставить слово, продолжил: – Ну хорошо, тут появились наши люди, и я думаю, что начиная с этого момента мы вправе полагаться на их показания. – Он взглянул на Гибсона. – Вы не?..

– Нет, – сказал Гибсон. – Спасибо. Ничего. Мы отпечатаем изложение нашей недолгой беседы, мадам, и попросим вас просмотреть его и подписать, если оно вас устроит. Простите, что побеспокоили. – И добавил вполне предсказуемое: – Вы очень нам помогли.

Аллейну осталось только гадать, чего ему стоила эта рутинная вежливость.

Полковник, игнорируя Гибсона, отрывисто поинтересовался у Аллейна:

– Могу я наконец увести отсюда мою жену? Ей необходимо повидаться с доктором.

– Разумеется. Уводите. Как зовут вашего доктора, миссис Кокбурн-Монфор? Может быть, позвонить ему, попросить, чтобы подъехал к вам домой?

«Старушка» Крисси открыла было рот, но тут же закрыла, поскольку полковник произнес:

– Спасибо, не стоит беспокоиться. Приятного вечера вам всем.

Аллейн подождал, пока они доберутся до двери, и только тогда сказал: