– Специальная служба тешит себя надеждой, что в ее распоряжении имеется практически полный список этих людей.
– Не сомневаюсь, – сухо откликнулся мистер Уипплстоун. – Мы тоже ею тешились, пока в один прекрасный день на Мартинике некий, решительно никому не известный, обладатель поддельного британского паспорта не выпалил в президента из револьвера, однако промахнулся и затем с куда большим успехом выстрелил себе в голову. Никакого досье на этого человека не имелось, так что личность его остается неустановленной и поныне.
– Я напомнил Громобою об этом случае.
Мистер Уипплстоун не без лукавства сообщил Трой:
– А знаете, он информирован гораздо лучше моего. Как по-вашему, чего он от меня добивается?
– Понятия не имею. Но продолжайте. Я по крайней мере совсем ничего не знаю.
– Так вот. Среди его африканских врагов имеются и экстремисты, которым была не по вкусу его умеренность в начальную пору и особенно нежелание единым махом вышвырнуть из страны всех европейских советников и официальных лиц. То есть вам предстоит иметь дело еще и с кучей неприемлющих белых людей террористов, когда-то выступавших за независимость, но теперь готовых произвести полный поворот кругом и уничтожить правительство, которое они сами помогали создать. Число их последователей неизвестно, однако число это, безусловно, не малое. Но, дорогой мой, вы же и сами все это знаете.
– В последнее время он высылает все больше белых, не так ли? Хочется ему того или не хочется.
– Его вынуждают к этому крайние элементы.
– Итак, – подытожил Аллейн, – картина возникает знакомая и, видимо, неизбежная. Национализация всех иностранных предприятий и присвоение собственности, находившейся в руках европейских и азиатских колонистов. В среде которых мы обнаруживаем людей, охваченных самым ярым негодованием.
– Именно так. И у них есть все основания негодовать. Многие оказались разорены. Весь их образ жизни разрушен, а ни к какому иному они приспособиться не могут.
Мистер Уипплстоун почесал пальцем нос.
– И должен сказать, – добавил он, – хоть вам и без меня это известно, среди них попадаются очень неприятные личности.
– А зачем он сюда приезжает? – спросила Трой. – Я о Громобое.
– Официально затем, чтобы обсудить в Уайтхолле насущные потребности его развивающейся страны.
– Причем Уайтхолл изображает невероятную радость, а люди Специальной службы зеленеют от дурных предчувствий.
– Вы сказали «официально», мистер Уипплстоун? – переспросила Трой.
– Я так сказал, миссис Аллейн? Да. Да, из относительно надежных источников просочились слухи, что президент надеется провести с несколькими соперничающими компаниями переговоры о передаче им управления месторождениями нефти и меди, отобранными у прежних владельцев, потративших огромные средства на их разработку.
– Совсем весело! – откомментировал Аллейн.
– Я не хочу, конечно, сказать, – мирно продолжил мистер Уипплстоун, – что лорд Карали, или сэр Джулиус Рафаэл, или кто-то из их ближайших помощников способны организовать гибельное для президента покушение.
– И на том спасибо!
– Однако за спинами этих августейших особ теснится множество озлобленных держателей акций, администраторов и тех, кто на этих месторождениях работал.
– Среди которых вполне может обнаружиться какой-нибудь поклонник тактики плаща и кинжала. И помимо всех этих людей, обладающих более или менее очевидными мотивами, – продолжал Аллейн, – существуют еще те, которых полицейские не любят сильнее всего, – фанатики. Какой-нибудь ненавистник чернокожих, одинокая женщина, которой снится черный насильник, человек, соорудивший себе личного черного антихриста, или тот, кому любой чернокожий сосед представляется угрозой его существованию. Люди, с языка которых то и дело слетают фразочки вроде «черная образина, черномазая сволочь, надо б черней, да некуда, вот отдам тебя черному человеку». Черный значит плохой. И точка.
– А для Черных Пантер точно так же звучит слово «белый», верно? – вставила Трой. – Это война образов.
Мистер Уипплстоун, испустив негромкий, уютный вздох, вновь занялся портвейном.
– Хотел бы я знать, – пробормотал Аллейн, – какая доля этого абсолютного антагонизма таится под темной кожей самого старины Громобоя.
– На тебя он, во всяком случае, не распространяется, – сказала Трой и, не услышав ответа, спросила: – Я права?
– Мой дорогой Аллейн, насколько я понял, по отношению к вам он продемонстрировал самые дружеские чувства.
– О да! Да, конечно. Они из него били фонтаном. И знаете, мне чрезвычайно неприятна мысль о том, что струи могли послужить завесой для куда менее приязненных чувств. Глупо, не правда ли?
– Строить предположения касательно отношений, не являющихся четко обозначенными, значит совершать большую ошибку, – объявил мистер Уипплстоун.
– А где вы видели другие отношения?
– Да, пожалуй, нигде. Мы, разумеется, делаем что можем посредством договоров и соглашений, но, вероятно, вы правы.
– Он старался, – сказал Аллейн. – Поначалу он старался создать своего рода многорасовое общество. Он считал его жизнеспособным.
– Вы с ним касались этой темы? – спросила Трой.
– Ни единым словом. Да ее и не следовало касаться. Мое задание было и без того слишком щекотливым. Знаете, у меня создалось впечатление, что его роскошное гостеприимство по крайней мере отчасти вдохновлялось желанием… ну, скомпенсировать перехлесты нового режима.
– Очень может быть, – согласился мистер Уипплстоун. – Хоть наверняка и не скажешь.
Аллейн вынул из нагрудного кармана несколько сложенных листков бумаги.
– Специальная служба передала мне список коммерческих и профессиональных фирм, а также отдельных личностей, изгнанных из Нгомбваны, с примечаниями относительно тех их прошлых обстоятельств, которые могут выглядеть хотя бы в малой мере подозрительными.
Он опустил взгляд на листки.
– Фамилия Санскрит вам что-нибудь говорит? – спросил он. – Кс. и К. Санскриты, если точнее. Дорогой мой, что с вами такое?
Мистер Уипплстоун нечленораздельно вскрикнул, поставил стакан с портвейном, хлопнул в ладоши и ударил себя по лбу.
– Эврика! – воскликнул он. – Вот оно! Ну наконец-то! Наконец-то!
– Рад за вас, – озадаченно проговорил Аллейн, – и с удовольствием выслушаю все остальное. Что вы такое вспомнили?
– «Санскрит, импортная и торговая компания, Нгомбвана».
– Так и есть. Вернее, было.
– На авеню Эдуарда Седьмого.
– Точно, там я ее и видел, только теперь улица называется как-то иначе. И Санскрита вытурили из страны. Но почему вы так взволновались?
– Потому что я его видел вчера вечером.
– Что?
– Да, скорее всего, это были они. Они похожи, как две препротивные свиньи.
– Они? – переспросил Аллейн, бросая взгляд на жену, в ответ мгновенно скосившую глаза к носу.
– Как же я мог забыть! – риторически восклицал мистер Уипплстоун. – В свое время я каждый день проходил мимо этого дома.
– Вижу, вас лучше не перебивать.
– Дорогая моя миссис Аллейн, дорогой Родерик, прошу вас, простите меня, – порозовев, взмолился мистер Уипплстоун. – Я должен объяснить, чем вызвана моя неуместная экстравагантность. Видите ли…
И он объяснил, рассказав обо всем, включая и мастерскую по производству свиней, с точностью, которой так не хватало первым его восклицаниям.
– Признайте, – сказал он, закончив рассказ, – что это удивительнейшее совпадение.
– Да уж, – вздохнул Аллейн. – А хотите послушать, что имеет сказать об этом человеке, о К. Санскрите, Специальная служба?
– Еще бы я не хотел!
– Ну так слушайте. Кстати говоря, это что-то вроде сокращенного изложения его досье, обнаруженного одним из людей Фреда Гибсона в Криминальном архиве. «Санскрит, Кеннет – ни больше ни меньше. Возраст: около 58. Рост: 5 футов, 10. Вес: 16 стоунов, 4. Очень толст. Волосы светлые, длинные. Манера одеваться: эксцентричная, ультрасовременная. Браслеты, в том числе и ножные, ожерелья. Пользуется косметикой. Возможно, гомосексуалист. Носит в проколотом ухе кольцо. Происхождение: неопределенное. Называет себя голландцем. Фамилия, вероятно, представляет собой искажение какого-то иностранного имени. Осужден за мошенничество с элементами оккультизма: Лондон, 1940. Отсидел три месяца. Подозревался в связях с транспортировкой наркотиков, 1942. С 1950-го занимался импортом керамики, драгоценностей и галантереи в Нгомбвану. Крупное, очень доходное предприятие. Владел несколькими кварталами жилых домов и офисов, ныне перешедшими в собственность Нгомбваны. Убежденный сторонник апартеида. Известен связями с расистскими и африканскими экстремистами. Единственный известный родственник: сестра, совместно с которой он в настоящее время владеет гончарной фирмой «Свинарник», Каприкорн-Мьюз, Юго-Запад, 3».