Ради поставки ковров из Казахстана русские власти согласились поставлять в Казахстан детей-рабов. Им ковры были дороже детей… Рабы должны были быть маленькими. Не взрослыми, чтобы хорошо «приручаться»… Забирали детей десяти-пятнадцати лет, не старше, чтобы рабы были уже физически сформированы и выращены. Но еще психологически незрелы. Чтобы еще успеть этих рабов воспитать и «сломать» – старше плохо «ломались».

Брежнев был сильным ораклом и видел будущее. Он присутствовал на жертвенных убийствах негров в Америке, видел, как негритянку зарубили и подали к столу, видел последствия черного рабства для всего мира. И подписал разрешение, желая прекратить рабство, «видя», что потом будет написана книга о рабстве, которая привлечет внимание к этой проблеме и будет причиной искоренения рабства как такового.

В России теперь прямо на улицах хватали детей десяти-двенадцати лет, редко старше, кололи им лошадиную дозу снотворного, засовывали в машины, заворачивали в ковры и отвозили к границе с Казахстаном. Детей хватали прямо на улицах и отвозили к границе с Казахстаном. Здесь их встречали будущие хозяева. Потом местные работорговцы приносили им золотые слитки за этих детей… По современным меркам один раб стоил примерно двадцать миллионов. Любой мог схватить на улице ребенка нужного возраста и отвезти к границе.

Рабы жили в богатых домах на юго-западе Казахстана.

В итоге страну раскололи пополам – были работорговцы, кто по тем или иным причинам стал работорговцами, кинул ребенка к границе и теперь стремился «отмыть» полученное золото. И те, чьих детей украли и чьи дети горели в аду в Казахстане, кому выкалывали глаза, отрезали уши и пальцы, держали на наркотиках, делали проститутками… Кто уже забыл, что такое нормально есть и спать…

Сейчас в Краснодаре за контрабанду детей отвечали Байсек и Алек. Алека на самом деле звали Казбек, но имя Алек ему больше шло, и этим именем он тоже иногда назывался. Они жили в Краснодаре, «подчищали» свидетелей, вели переговоры по поводу поставок рабов, организовывали следующие поставки.

Периодически из Казахстана приезжал урегулировать сложные вопросы и контролировать основные процессы работорговли Али Рашид Хасан Адам Мухамед. Высокий, худой, рано седеющий, с орлиным носом и бесцветными глазами. Он был основным из организаторов работорговли в России и ездил по разным городам.

Байсек был невысокий и вполне мог бы сойти за двенадцатилетнего мальчика. Его рост был не больше метра пятидесяти. Крепкого телосложения. Побритого, его принимали за шустрого ребенка. У него были большие глаза и густые ресницы, копна мягких волос на голове и лицо – перевернутый овал, «куколка». У него были пушистые ресницы, верхние и нижние, что делало его взгляд более мягким, делало его самого больше похожим на ребенка и беззащитным. Алек был выше Байсека и худой, жилистый. С мелкими чертами лица. Он часто ходил с небольшой щетиной.

Байсек, как переехал в Россию, стал учить русский и через несколько лет вполне сносно говорил – ему частично «загрузили» язык…

Байсек пошел в работорговлю, чтобы спасти семью от рабства. Его отец рано умер, когда Байсеку было десять, его дом спалили, у Байсека остались старшая сестра и мать. Сестру ждала проституция, а Байсека и его мать рабство. Его спас Али Рашид. Взял в работорговцы. Сестра так и не оказалась на панели… Мать Байсек убил, чтобы доказать свою преданность Али Рашиду, сердце у матери он не вырвал… Али Рашид сказал, что ему этого не надо делать, это уже слишком – сердце у матери вырывать. Байсек всегда боялся за свою сестру, поэтому был хорошим работорговцем, управляемым. Байсек был из казахской элиты. Богатый. Породистый. Проколотый.

Алек был из дворовых, бедняков. Он был сиротой, у него не было семьи… Поэтому он был худшим работорговцем, чем Байсек. Он ни за кого не боялся и был менее управляем.

Мне было девять, когда я оказалась на остановке с подружкой Марией Герций, и блондинка Надя в очках девятнадцати лет со своим толстым спутником Женей уговаривали нас сесть в синюю машину с двумя дверьми и поехать в кафе на окраине города… Думала, не доживу до десяти… А все дома вокруг были уклеены фото пропавших детей. Мы по счастливой случайности не сели… Подружка через пару дней уехала на родину, в Украину, а у меня под окнами поселились Байсек и Алек ждать моего признания и тогда меня убивать. Надя была хорошая, правильная, дети ей верили, и в Краснодаре многих поймали… В Великом Новгороде тоже детей ловили, там ловила блондинка Вика, и ей дети верили меньше и хуже в машины шли… А толстый Женя себе на пересадку почек зарабатывал…

Я «канатная плясунья», в девять я вступила на свой канат. А потом «девочка на шаре», когда я осталась единственной серьезной свидетельницей работорговли в России. Остальных убили. Я видела и Али Рашида, и лысых в очках толстых живодеров братьев-организаторов работорговли в Казахстане Хасама и Кайзека, поэтому была важным свидетелем… Старший Хасам был лысый, а Кейзек наоборот с волосами, но подстриженный налысо. У Хасама левый глаз был вставной, и он использовал его как маленький тайник. Хасам ходил в очках с большим минусом, чтобы его глаз не было видно. Он был сильным ораклом и импотентом, а у Кайзека было раздвоение личности: одна его личность жестоко убивала детей, а вторая ничего не помнила. Из полицейских за меня отвечал Дажуху Ян Абдулович, помощник прокурора Краснодара по надзору за исполнением уголовных наказаний, отец одноклассника. Он меня как «кошку» с разрешения знакомого генерала Александра, отправил к контрабандистам в центр мафиозной группировки Эдама Хейсонда. Из огня да в полымя, как говориться. Ян Абдулович даже один раз оплатил мой английский под Калашниковых Виолетте Генриховне. Конечно, это была капля в море. Решили протянуть меня через все тяжкие – через все преступные группировки, как «кошку». В работорговлю все равно уже попала.

Меня и сделали этим свидетелем, чтобы сохранить жизнь. Чтобы меня нельзя было убить просто так раковой опухолью. Тогда пачками убивали талантливых детей… И только это свидетельство могло меня спасти… Сделали, а потом поняли, что похоронят быстрее…

Мария Герций благодаря свидетельству вылезла из шлюх. Ее хотели сделать проституткой. Бабушка по отцу продала. А бабушка по матери, наша соседка в соседнем доме, «продавала» «баптисток», под наркотическими веществами подкладывала их под клиентов и складывала за них деньги себе в карман,.. «Баптистки» потом ничего не помнили и вроде все шито-крыто. У «баптисток» вагины поуже. Так мою бабушку в невменяемом состоянии «подкладывала» под клиентов бабушка Марии, подрабатывала сутенером. Мария – сутенер в трех поколениях, тоже так пару своих подруг подложила и меня в невменяемом состоянии предлагала, но не получилось. Ее бабушка по отцу тоже так делала, подрабатывала сутенерством. Поэтому Машу и хотели сделать проституткой, но отец вовремя отправил ее в свидетельство, и проституция прошла для нее стороной. Меня отправили в свидетельство, чтобы жизнь сохранить, чтобы раковой опухолью не убили, а Машу – чтобы проституткой не сделали. В свидетелей и отправляют, кого не жалко. Убьют работорговцы – и не жалко… Или кто за жизнь борется… Выживающих. Маше или в свидетельство, или на панель. Ее отец приехал в Краснодар, схватил какого-то ребенка на улице и отвез к границе с Казахстаном. Продал в рабство, чтобы карточный долг покрыть. А свою единственную дочку свидетельницей сделал. Но этого ребенка мать «продала» за деньги, через несколько лет он должен был выпить раковую опухоль и умереть.

Я третье поколение свидетелей работорговли в нашей семье. До этого свидетелями были папа и дедушка по папе. Правда, они не в первом круге. Мы – «молчуны». Главное – молчать. Молчание гарантирует выживание. Молчишь –живешь, рассказал – умер. Я сохраняю молчание…

Из работорговли можно вылезти через молчание…

Байсек был актером. Хорошо гримировался. Поэтому я была молчуньей… Если молчишь – живешь. Третьего не дано… Он мог загримироваться под мою подругу или даже мать…