Дженни прочитала еще пару своих любимых мест. Она ждала от меня обратной реакции, но моя реакция никак не наступала… Я тактично отвечала молчанием, пожиманием плечами, легким киванием и незнанием, что можно сказать и надо ли что-то говорить!
Поняв, что во мне единомышленника она не найдет, Дженнифер быстро свернула наш разговор, душевно, с обниманиями торопливо со мной попрощалась недалеко от универа. Я пошла на трамвайную остановку ехать домой… По пути я получили от Дженнифер эсэмэс: «Спасибо за встречу. Я чудесно провела время». Я еще раз подумала, наскольок американцы-протестанты лучше нас.
Дженнифер намекнула мне, что по их американским правилам мне уже пора пригласить ее домой, чтобы показать, где я живу, познакомиться с родителями – с американцами все было по-серьезному! В нашу следующую встречу она пригласила меня к себе в общежитие, показала свою комнату вместе с Шерил, тумбочку и фотографии с родителями над заправленной голубым покрывалом кроватью.
– Вот! Здесь я и живу! – радостно сказала она, открыв дверь своей комнаты, как будто показала мне святая святых.
Для американцев было важно побывать у меня дома. Но я стеснялась своей маленькой неремонтированной квартиры в старом фонде, отсутствию отца, вместо отца бабушки и дедушки, разводу родителей, поэтому приглашать благополучную или создающую внешнюю благополучность американку, у которой точно было двое родителей, домой не стала. У них, наверное, и разводов-то среди баптистов никогда не было.
Я решила, что среди протестантов было мало разводов. То есть разводов практически не было. В их «протестантском» обществе разводы порицались.
Потом я узнала, что у каждого «небаптиста» таких встреч с американцами, когда их заманивают в религию, рассказывают об Иисусе Христе и как хорошо открыть в себе Бога, ограниченное количество и, исчерпав эти встречи, их уже никто «Богом» не будет «потчевать», никто не будет показывать им свою «исчитанную» Библию, рассказывать о своем пути к Богу и читать любимые строчки. У баптистов еще много таких «неверующих» или «неправильно» верующих, которых надо спасти и «направить» на пусть истинный. Они не могут тратить свое драгоценное, утекающее, невосполнимое время на таких неподдающихся, как, например, я. Они идут нести веру, «нести спасение» дальше. Ведь только, приняв их баптизм, мы могли обрести после смерти вечную жизнь. Иначе по их понятиям мы должны были гореть в адском огне после смерти. И уже через несколько месяцев меня на такие душевные встречи никто не приглашал и одухотворенно свою Библию не читал. На мне американцы поставили «протестантский крест», как на «слабоверующей» православной.
Я решила остаться со своим религиозным атрибутом – православием.
Я не была готова предать религию своей семьи…
Баптистская церковь
Зимой Дженнифер в свою очередь пригласила меня в одну из протестантских церквей. В Краснодаре таких было несколько – оппозиционные формы религии сейчас становилась более и более популярны. Как говорили у американцев, многие искали альтернативную веру, не находя дружественности и понятности в православии. Американцы говорили, что православная вера слишком строгая, нет личного общения с Богом. Появилось множество сект «служителей Христа», некоторые считались опасными: там вытягивали деньги из прихожан. Могли и обокрасть. Прихожане жертвовали «церквям» трехкомнатные квартиры, машины – так их быстро брали в оборот. Потом, естественно, ничего не возвращали. Зачастую люди не помнили, как подписывали дарственные священникам – подписывали или под гипнозом, или под наркотическими веществами – потом «священники» таинственным образом исчезали с квартирами и машинами, только их и видели.
В православии было слишком много ограничений и запретов. Посты слишком строгие. Вера была слишком «старой», «допотопной», не адаптированной под двадцать первый век, непонятной, чем отпугивала от себя молодежь, ищущую религиозной опоры в жизни и не найдя ее ни в чем другом.
Меня православие этим не смущало. Меня не пугали запреты – я и так не соблюдала никакие правила православной церкви и соответственно ее ограничения обошли меня стороной.
В баптистские церкви ходили те, кто хотел что-то изменить в своей жизни. Многие верующие, с которыми я познакомилась в американской тусовке, часто меняли церкви, веря во что-то свое. А иногда просто дома читали Библию, не найдя ничего подходящего для себя в Краснодаре. Говорили, что в Москве таких «церквей меньшинств» было больше и можно было найти подходящую для себя.
Баптистская церковь, куда пригласила меня Дженнифер, находилась недалеко от кинотеатра в центре. Проповедь начиналась в двенадцать. Дженнифер уже бывала в этой церкви на прошлой неделе с другой русской недавно появившейся девочкой, подружкой-протестанткой. Мы с Дженнифер заранее встретились на троллейбусной остановке. Как обычно встреча сопровождалась обниманиями и улыбками. Как я заметила, американцы обнимались со всеми сколько-либо знакомыми русскими.
Что было удобно в баптизме, их церковью мог быть любой концертный зал, любой кинотеатр. В этот раз был именно старый концертный зал. В нем почему-то пахло пылью – здесь давно никто не убирал. У сцены стояли свернутыми красные занавески. Наверняка тоже пыльные и грязные. На сцене скакал в прямом смысле молодой инициативный священник в очках. Ему было около сорока. Худой, одетый, как мы с Дженнифер – просто и без изысков – в голубой рубашке и джинсах.
Баптизм в России был сравнительно молодым, появился относительно недавно вместе с распадом Советского союза и конституционным закреплением многоконфессиональности. До этого в союзе религия вообще была гонимой и малозначимой.
Когда-то религию насаживали огнем и мечом. Сейчас же ее засаждали в сердца дружбой и хорошим отношением. Дженнифер была тому ярким примером.
В «церкви» было достаточно много людей, что меня опять же удивило. Так много людей теперь поклонялось малознакомому новому Богу – я думала, что увижу в этой церкви не более десятка отщепенцев. Публика здесь была разномастная – некоторые одеты богато, некоторые очень бедно, большинство – бедно.
В холле Дженнифер встретила двух знакомых девушек, прихожан этой церкви. Одну блондинку звали Ирой. «Очень милая», – подумала о ней я. Я пару раз видела их на американских встречах. С Дженнифер они встретились тепло, как обычно пообнимались.
Большинство русских в этой церкви пришли со своими Библиями. Не все. Я думаю, «русские» Библии были менее зачитанными, чем у американцев. Я была без Библии. Дженнифер пришла со своей «американской» на английском, с пометками карандашом, редко ручкой, и многочисленными закладочками.
До этого Дженнифер подарила мне Библию на русском – у книги была очень тонкая, почти прозрачная бумага и мелкий шрифт. Книга была в черной под кожу тонкой дерматиновой обложке, маленькая, формат «а-пять», и очень толстая. Дженнифер надеялась, что эту Библию я буду читать, но у меня она не читалась. В этот раз моя Библия осталась дома. Я даже не подумала взять ее с собой в баптистскую церковь.
Нам раздали листовки, напечатанные обычным принтером на разноцветной бумаге. Мы с Дженнифер уселись на откидные кресла в центре кинозала, тоже, по-моему, пыльные. Прочитали листовки. Приглашали на следующую встречу в следующее воскресенье. Также раздавали тексты песен на нескольких листах, скрепленных степлером, напечатанные на том же принтере, но уже на белой бумаге. Листы были неновые, потертые на кончиках, как я потом поняла многоразовые. Их раздавали прихожанам, а потом забирали и раздавали в следующее воскресенье. Пока проповедь не началась, мы с Дженнифер быстро ознакомились с текстами песен. Дженни вряд ли что-то поняла, она очень плохо говорила по-русски.
Проповедь начали с молитвы. Священник сказал: – Давайте поблагодарим Бога нашего Иисуса Христа за то, что мы живы, здоровы. За то, что мы здесь собрались. Помолимся за здесь присутствующих! – Все встали со своих кресел, закрыли глаза и опустили головы, поднеся сомкнутые руки с перекрещенными пальцами к лицу. В усердной молитве прошло пару минут.
