Легче совершить поступок, чем пережить его последствия – вспомнил придуманный собой и сказанный уже Володе афоризм. Вздохнул, пошел.

      Приехал к ОРБ на такси, заметил необычное оживление, машин много, люди бегают туда-сюда. Странно, подумал я, ведь в принципе, это отделение милиции, но почему нет ни одного человека в форме, как будто бизнес-центр какой-то. Только в наручниках заводят кого-то иногда. Зашел, сразу увидел дежурного, он один в форме в окошке за решеткой. Прочитал в его глазах удивление, как будто мы знакомы, но встретились случайно, у черта на куличках.

– А, сам пришел? – спросил он и задумался.

      Думает, к кому меня отправить, решил я и пошел на опережение.

– Я к Шумилову Николаю Семенычу.

– Что, с чистосердечным? – усмехнулся он, видимо, представляя, как он звонит подполковнику и докладывает, – Тут к вам Макеев с чистосердечным.

– Не дождетесь, – ответил я, как бы переводя разговор в глупую шутку.

– Ну-ну, – бросил он и взял трубку доложить обо мне.

      Первый раз я видел Семеныча таким серьезным. И таким кратким, даже здесь не в форме.

– Хорошо, что сам пришел. Алиби есть?

– Нет.

– Плохо. Где был?

– Дома. Один.

– Ладно, сейчас придут опера, допросят, это их дело, гни свою линию, после поговорим, – и вышел.

      И пришли опера, трое, молодые. И допрашивали меня. И гнул я свою линию. Сказал, что весь вечер был дома, живу один, никто меня, к сожалению, не видел. На домашний телефон никто не звонил. Ни с кем из убитых я не общался, знаком был с некоторыми, но не более того. Подписал свои показания, они ушли.

      Пришел Семеныч. Прочитал мои показания, кивнул. Стал спрашивать:

– Как жизнь?

– Нормально.

– Как родители? Знают, что ты здесь?

– Спасибо, хорошо. Нет не знают, ни к чему.

– Позвони, скажи задержишься на пару дней, – придвинул мне телефон, древний такой, с круговым набором.

– Они на даче, телефона нет. Да и не хватятся меня так быстро.

– Про Хохла узнал что-нибудь?

– Нет, – ответил я и занервничал, подумав – догадывается.

– И как мы теперь узнаем? Колоть-то теперь некого.

      Я молчал. Старался просто молчать, но получилось, что красноречиво молчал, пожал только плечами, еле заметно, отвел взгляд, слишком уж он изучал меня, а я, походу, спалился.

– Ладно, – Семеныч понял, что разговора у нас не получится и перешел к делу, – Закроем тебя на пару-тройку суток в КПЗ, бросим в пресса, но ты не очкуй, все будет ровно, тебя не тронут. Дернем пару раз на беседу, я или опера, потом гуляй смело, если не споткнешься, иначе никак, сам должен понимать, ты первый на подозрении.

      Я кивнул, догадывался, что легко не отделаюсь. Он поднял трубку другого телефона, такого же древнего, но без набора номера. Односторонняя связь, подумал я, и для чего такая? Сразу пришел в голову Феликс Эдмундович Дзержинский, сидит в своем кабинете, а рядом полстола телефонов, один из них звонит, непонятно какой и он думает, как бы не перепутать.

– Забирай, – бросил «Жеглов» в трубку.

– Спасибо, – успел сказать я, прежде чем дверь открылась.

      Все произошло точно так, как он говорил. Посадили меня в камеру. Человек десять, из них четверо прям здоровые такие качки, все в наколках и в майках, чтобы видно было. Старший среди них сразу подошел ко мне, обозначился, протянув руку, – Егор, вон твоя шконка, в холодильнике что найдешь – твое, чайник, посуда на слонихе, чай-май, приблуды – в шкафчике. Что надо – говори, не надо – молчи.

      Вор-Егор, подумал я, здороваясь, а еще – неплохо сидят прессовщики, тут и холодильник, и телевизор, видак даже есть, стопки с кассетами, назвал громко свое имя и пошел расстилать матрас.

      Три дня прошли спокойно, никто даже разговаривать со мной не пытался. Один раз, через сутки, те же опера вызвали на допрос, задавали те же вопросы, но не услышав ничего нового, отправили обратно. Один раз привели к Семенычу. Но тот вообще ничего не спрашивал, просто напоил чаем, свежие булочки даже принес откуда-то. На прощание, Семеныч написал для меня на бумажке свой домашний и рабочий телефон, номер пейджера, сказал, – Будут новости – звони, и проблемы если, но лучше по праздникам, – и улыбнулся наконец, – Сейчас все уляжется, я скину тебе на пейджер, когда увидимся, потолковать надо. Встретимся, как всегда, в Праге.

      Я кивнул, пожал протянутую руку и вышел.

      А наутро, как говорится, с вещами на выход. На улице, вдохнув свежего воздуха, шагая по тротуару, подумал, что, интересно, чувствуют люди, которые не как я, три дня просидели, а лет десять, выйдя на свободу? Идут, наверно, как я сейчас и выбирают, что бы такое поесть, первым делом? Или выпить? Или сразу по девочкам? Размышления мои прервала поравнявшаяся машина. Филовские, двое. Я быстро сел на заднее сиденье, поехали. В офис повезли, без лишних разговоров, значит, Фил ждет, догадался я. Непростой будет разговор.

5. Поколение.

      Официально офис принадлежал благотворительному фонду «Поколение». Это было детище Хохла. Все-таки он был очень изобретателен. Создать благотворительный фонд для того, чтобы официально грузить коммерсантов. Это гениально. Приходят, скажем, к владельцу любого бизнеса двое такие, с поломанными ушами и говорят, что мы, мол, представители благотворительного фонда «Поколение», помогаем детским домам, инвалидам, а также лицам, находящимся в заключении, больным да убогим. Не могли бы вы внести свою посильную помощь? Не обязательно деньгами, людям нужны одежда, продукты, медикаменты, стройматериалы и тому подобное. А мы, в свою очередь, чем сможем – вам поможем, если, вдруг, какие проблемы, благо связи имеются, мы в этом городе не пустой звук. Так завязывались отношения между коммерсантом и его будущей крышей. Но вся помощь, которая поступала, действительно отправлялась нуждающимся, ну и часть, как грев, на зону. Вся бухгалтерия велась, кто чем помог и куда все ушло, никто себе и не помышлял что-нибудь прикарманить, выдавались квитанции, получались многочисленные благодарственные письма от детских домов, инвалидов и пенсионеров. Слава о фонде гремела по городу, каждый день Игорю приходилось выслушивать десятки просьб о помощи. Он, как мог, сначала старался всем помочь, но потом понял, что это физически невозможно и назначил директором фонда своего одноклассника, Колю Варшавского, с высшим образованием юриста и с неплохой зарплатой. Если бы, кстати, Игорь был бы жив и захотел, он бы легко мог сделать карьеру политика номер один в городе, ему это многие советовали, но он всегда отмахивался.

      Идем дальше. Проблемы у коммерсантов есть всегда, если нет, они появляются искусственно. Попросит Хохол, например, Саида, боксеров, или еще кого-нибудь из дружественной группировки, – Отправь своих пацанов по такому адресу, пусть шуганут бизнесменов.

      Зачастую, дня не проходит, прибегает потерпевший, – Что делать? На меня хачики наехали!

– Ну, что делать, назначай стрелу, подъедем, поговорим. А раз мы тебе помогаем, то и ты теперь нам больше помогать должен, лучше наличкой, – примерно такой он слышит ответ.

      Так, постепенно, росла империя «Поколения». Хохол сам часто ездил к особо жирным коммерсантам. Всегда один и всегда успешно. Умел он как-то тонко подобрать ключики к любому человеку. Зачастую у них складывались в последствии даже дружеские отношения. Один раз только помню, приехал злой со встречи, сказал Филу, – Сломать.

      А когда, спустя месяц, выписавшись из больницы, этот бизнесмен приехал в офис и сказал Игорю, что все осознал и хочет работать с нами, Хохол сказал, – Пошел вон. С такими уродами не работаем.

      История эта быстро облетела весь город, и стали мы иметь еще меньше осечек в подобных вопросах. А однажды, он в шутку назвал фонд «Поколение» – «Покорением» и это название тут-же прилипло, и между собой стали так его называть. Зайдет, бывало, в офис, и спрашивает: – Ну что, покорители? Покорили сегодня кого-нибудь, кроме дамочек?