Гаскаров Артур
ПРИСПОСАБЛЕНЦЫ
Ты хочешь классных историй?
Их много есть у меня!
Рассыпаны буквы прекрасно,
И мозг будоражат слова…
Так что давай, доставай свои афигенские наушники, всунь их куда надо и включи «Год змеи – секс и рок-н-рол». Но не слишком громко, чтобы не заглушить своего внутреннего диктора. Который будет послушно читать тебе в слух, виртуозна парадируя твой собственный голос.
И да, чуть не забыл ‒ если ты в общественном транспорте, то продень лямку сумки через руку. Дабы ты потом не винил меня в тайном сговоре, где я отвлекал твоё внимание пока сообщник тащил твоё добро. И поставь напоминалку на мобиле. Ибо выходить из общественного транспорта надо там, где собирался.
Ты готов@?
Погнали…
I
Группа невменяемых дураков криво шаталась в разнобой и с энтузиазмом. Сталь звенела, терпела и вибрировала, когда они отчаянно бились в предсмертных конвульсиях, заставляя заднее колесо мотоцикла уходить в занос. Отчаянный в пластмассовом шлеме зашёл в затяжной поворот, наклонив железного коня до трения собственной коленки об асфальт, но мотоцикл всё ровно стремился вылететь с дороги. Именно тогда, по команде отчаянного в пластмассовом шлеме, компания невменяемых дураков начала биться в предсмертных конвульсиях, ударяясь своей дурной головой 12 000 раз в минуту, отправляя заднее колесо в занос, в управляемый занос. Мотоцикл визжал, брыка́лся, надрывался, но с трассы не вылетел, и без особых потерь в скорости прошёл поворот продолжая лидировать, обрушивая оглушительный визг на ревущую от экстаза толпу.
Отчаянные выходили из гаража, освободив лица от пластмассовых шлемов. 24 часа бодроствания, моторного масла, секса и рок-н-рола ‒ вот основные компоненты их жизни. От них разило потом, прокисшей одеждой, немного гарью и ещё чуть-чуть БОМЖатиной, словно в карманах у каждого валялось по куску вяленого хлеба. Лица их были измазаны машинным маслом и копытью. Это были лица победителей, и что-то животное было в их взгляде. Лица самых уверенных в себе мужчин. Именно эти небритые рожи в специфических запаха заставляли выпрыгивать из трусов девок всех мастей, и те, перевозбуждённые, брызжели как из брандспойта, когда взор отчаянных касался их тел.
А в соседнем зале мчался на черногривом коне воин, с телом столь прекрасным, что казалось будто боги высекли его из янтаря. Подобный Аресу «богу войны» рубил он ятаганом врагов своих с плеча до просаки. Алая кровь разлеталась веером по миру, а поражённые падали как озимые, распадаясь на двое, с плеча до просаки. Герой не ве́дал страха, ибо те, кто его взрастили, не знали и сами такого слова. Не знал герой и слова «назад», и «отступление» было ему незнакомо. Сейчас для героя существовал лишь ятаган, который был продолжением его руки, и конь, которого он собственноручно вскормил и выучил. Все трое ‒ конь, герой и ятаган сейчас одно нерушимое целое. Сейчас, здесь, на этом поле, есть только они и ещё не порубленные противники.
‒ Отступаем! – Кричали обречённые.
Но отступать было либо некому, либо поздно. Никто не мог попасть в героя, ибо был он невероятно крут и резв, и доскакивал до врагов на своём черногривом жеребце быстрее чем те нажимали на курок автомата.
Благодарная вселенная трепала его афигенные волосы, а златопёрые птицы вновь защебетали, восхваляя героя в своих песнях!
Мы вышли из зала №5, а женщина в униформе поинтересовалась:
‒ Ну что, нашли шарфик? Ушлёпки…
А я отвечаю:
‒ Нет. Должно быть спиздили. Надо посмотреть в другом зале.
Тогда женщина в униформе скомкала своё лицо и почти закричала:
‒ Пошли на хрен отсюда!
Мы подходим к экскаватору, Эйприл гипнотизирует бегающими зрачками экран собственного телефона и выдаёт:
‒ Статья 5.61 «оскорбление». Штраф должностным лицам от тридцати до пятидесяти Ка. Пошли к администрации.
Эйприл довольно привлекательная и огненно-рыжая девушка двадцати трёх лет. Она наша подруга и боевой товарищ. Яйца Эйприл ни чуть ни меньше наших, но в отличии от нас она хитра и настоящая стерва. В редкие моменты восторга, когда Эйприл выкидывает невероятно хитрый план, наподобие этого, я говорю ей «чистая тварь», и от самораспирающей гордости лицо её цветом приближается к волосам, а улыбка разрывает голову на двое. Сопровождается эта картина злобным смехом из запрокинутой головы. Точно злобный гений хохочет. Родители назвали её Алисой, но хронический насморк переименовал Алису в Эйприл, в девушку из ниндзя черепашек. Очень близкие друзья иногда зовут её Храпунцыль. Почему? Поймёте, когда перепадёт переночевать вместе.
Наша троица спускается на первый этаж, подходит к двери с табличкой «администрация», и я стучусь.
‒ Здравствуйте ‒ говорит Эйприл девушки с бейджиком «администратор» ‒ я хотела бы узнать имя/фамилию контролёра зала кинотеатра №5. Я буду писать жалобу в органы за оскорбление. И ещё мне нужен ваш юр. адрес.
Девушка с бейджиком нажимает кнопку на рации и говорит в неё:
‒ Начальник охраны.
Шипение.
‒ Да.
Шипение.
‒ Узнай, билетёрша из пятого зала только что оскорбляла девушку?
Потом девушка с бейджиком обращается к нам:
‒ А что вы конкретно хотите?
‒ Справедливости ‒ говорит Эйприл ‒ справедливости и компенсации за моральный ущерб.
Шипение.
‒ Да. Говорит эти засранцы безбилетники.
А Эйприл комментирует ответ начальника охраны:
‒ Я искала шарфик, который потеряла на прошлой неделе. Между прочим, дорогой, шёлковый шарфик.
Айвенго достаёт телефон, включает видео и тычет им в администратора.
‒ Я свидетель, я случайно заснял.
RE:
‒ Ну что, нашли шарфик? Ушлёпки…
А я отвечаю:
‒ Нет. Должно быт спиздили. Надо посмотреть в другом зале.
Тогда женщина в униформе скомкала своё лицо и почти закричала:
‒ Пошли на хрен отсюда!
Эйприл смотрит в растерянное лицо администратора и говорит:
‒ Статья 5.61 «оскорбление». Штраф должностным лицам 50 000.
Девушка с бейджиком молча достаёт из кармана котлету и отслюнявливает Эйприл 50 К. Потом говорит:
‒ Пошли на хрен отсюда, ушлёпки.
Мы с оскоблённо-довольными лицами идём к выходу, а Айвенго говорит:
‒ Господь нас накажет!
И оскоблённо-довольные лица расплываются в улыбки, затем ещё немного терпят и отходя чуть по дальше извергают смех.
Айвенго ‒ это парень, который когда засовывает руки в карманы, то напоминает идеальный круг. Из этого круга ровно по центру торчит голова, словно грыжа на мячике, а ноги, если он стоит, сливаются в один перевёрнутый конус. Круглый, чупа-чупс, колобок, как только его не называли, но те, кто давно его знает, настолько давно что помнят, когда он, ещё будучи худым старшеклассником, трахнул учительницу литературы, зовут его Айвенго. Все остальные думают что его действительно зовут Айвенго, ведь такое имя существует, и оно прекрасно.
Мы выходим на улицу, Эйприл вызывает такси, Айвенго смешно шутит, а я достаю из кармана кожаный брикет и разворачиваю его. Брикет внешне похож на старое портмоне и имеет выдавленный рисунок, что придаёт ему шарм и дороговизну, но в развёрнутом виде понятно что это набор. Из первого его отсека я достаю тонюсенькую прямоугольную бумажку и зажимаю её пальцами одной руки так, чтобы получилась лодочка; после чего ловкими движениями другой руки достою из второго отсека щепотку табака и кидаю его на лодочку; затем из третьего отсека беру сигаретный фильтр и пристраиваю его с краю. Кожаный брикет отправляется в карман, а я беру лодочку двумя руками и начинаю скручивать её в трубочку; последние миллиметры скручивать не тороплюсь, слюнявлю их, чтобы бумага слиплась и трубочка не раскрутилась обратно. Поджигаю, затягиваюсь, а Эйприл глубоко вдыхает носом и говорит:
‒ Ммм… Вот бы все мужчины курили самокрутки, а не эту хуйню с запахом кошачий мочи.
