— И Родину тоже? Если бы мы думали так, наша встреча не состоялась бы никогда. Вы, очевидно, догадываетесь, что я беседую с вами не от своего имени.

— Но я знаю слишком мало. И вряд ли смогу быть полезен.

— Можете, Павел Александрович, можете, — убежденно произнес Сидней. — И я, сын человека, которого вы когда-то спасли, которого знали и помнили, прошу вас… Повторяю, об этой нашей беседе не узнает никто, кто мог бы причинить вам вред. Мне надо выяснить, где обосновался «Русский центр». Где искать? Откуда начинать?

После долгого молчания Болдин произнес:

— Я должен все обдумать. Единственное, что я знаю, — в столице Боливии Ла-Пасе живет хирург, к которому обращались некоторые из сограждан по поводу пластических операций.

— И вы могли бы назвать его фамилию?

— Могу. Зовут его Висенте Арриба, улица Карретас, пятьдесят шесть. Запишешь?

— Нет, запомню.

Проведя неделю с матерью, Сидней дал телеграмму Элен, в которой сообщал о желании немного попутешествовать, чтобы отойти от пережитого и развеяться.

Вторая депеша такого же рода ушла к мистеру Аллану. Девять лет службы давали Чинику право принадлежать самому себе.

ГЛАВА II

Чиник, без особого труда приобретя боливийский паспорт и назвавшись естествоиспытателем-натуралистом, путешествовал по берегам реки Десагуадеро с альбомом для рисования и фотоаппаратом. Удостоверение корреспондента-обозревателя «Географического журнала» на имя Альберта Берга открывало ему доступ в загородные резиденции и клубы. Он был не скуп, а это качество, ценимое везде, а в Латинской Америке — вдвойне, вскоре сделало его своим человеком в журналистских кругах.

Чиник рассказывал, что одна из целей его приезда — изучение редкой рыбы титикака, обитающей в высокогорном озере.

Слушатели понимающе кивали — кто из боливийцев не знает кушанья червиче и бесхитростного рецепта его приготовления: сырую рыбу нарезают полосками, вымачивают в лимонном соке и приправляют репчатым луком и помидорами. Чинику говорили, что титикака привыкла к разреженной атмосфере, как привыкает к горам человек, а те редкие экземпляры, которые отваживаются спуститься по Десагуадеро, довольно быстро гибнут. Надо иметь много везения, чтобы поймать живую титикаку.

— Буду надеяться, что мне повезет, — сказал Чиник. — Нет ли желающих составить компанию?

Взяв напрокат машину и набив ее багажник припасами, он захватил двоих попутчиков и отправился в горы. Однако, доехав до маленького городка Пиньо с его знаменитым базаром, спутники сошли, заявив, что нигде в мире не готовят таких вкусных эмпанадас (пирожков) и квезильо (обжаренного козьего сыра).

Вернувшись через два дня в Пиньо с заспиртованным экземпляром титикаки, купленным у аптекаря соседнего городка, Чиник нашел своих знакомых в приподнятом настроении, они искренне жалели, что гостя не было с ними все эти приятные дни (от обоих за версту разило вином). На обратном пути Чиник доверительно сообщил попутчикам, что приехал в Ла-Пас еще и потому, что услышал об искусных пластических операциях, которые делают здесь, и что хотел бы привезти сюда жену. Ему не дали договорить, уверяя, что только в Ла-Пасе способны превратить госпожу Берг в первую красавицу… называли адреса хирургов и предлагали доверительные письма.

С одним из таких писем Сидней и нанес заранее запланированный визит на улицу Карретас. Показал хирургу Висенте Аррибе фото некоей дамы с умными глазами, тонкими чертами лица и искривленным до невозможности носом, назвал даму женой, сказал, как переживает она и как переживает он сам и что мечтал бы… одним словом, не постоял бы за ценой.

Словоохотливый сеньор Арриба заверил Чиника, что он может быть спокоен и привозить свою супругу. Кто-кто, а сеньор Арриба имеет последние годы такую практику, о которой еще несколько лет назад мог только мечтать.

— Человечество деградирует? — поинтересовался Чиник.

— Дело не в том. Просто после войны прибавилось работы.

— Было много раненых? У вас, в вашей стране, так далеко от фронта? — изобразил легкое недоумение Чиник, удостоившись при этом снисходительного взгляда врача.

— Вы не так меня поняли… господин…

— Мое имя Берг, я в вашей стране недавно и многого еще не знаю.

— Вполне простительно, мистер Берг. Но я не имел дело ни с одним раненым. Мои пациенты, как на подбор, антр ну, надеюсь, вы меня понимаете?

— Вполне, вполне. Сами по себе молодцы, но за них не хотела выходить ни одна уважающая себя барышня на выданье: одного подвел подбородок, другого бородавка под глазом, а третьего нос с хорошую брюкву.

— Не совсем так, мистер Берг, не совсем так.

— Скажите, а вы каким-либо образом рекламируете свою работу? Сравниваете то, что было, с тем, что стало? Как вы гарантируете успех операции такому недоверчивому и сомневающемуся человеку, как я?

— Позвольте открыть один секрет. Верю в ваше благородство, надеюсь, что вы не разгласите маленькой тайны, которую я открою. Чтобы не докучать пациентам вопросами, желают ли они сфотографироваться перед операцией, моя помощница Кэтти делает это незаметно и профессионально.

— Но если узнают, не будет ли неприятности?

— Никто никогда не узнает.

— Так не могли бы вы показать мне несколько фотографий?

— Пожалуйста. Одну минуту. — Едва дотронувшись до пластинки на стене, Арриба вызвал помощницу и негромко сказал ей несколько слов, взглянув при этом на Чиника. Тот быстро поправил бабочку на воротнике, слегка пригладил волосы и развел руками беспомощно и покорно, изображая человека, сраженного красотой. Полногрудая и белолицая Кэтти «с выдержкой в одну сотую доли секунды» окинула его взглядом, слегка улыбнулась и вскоре вошла с небольшой пачкой фотографий, соединенных попарно большими скрепками.

Чиник рассматривал фотографии рассеянно. Он то и дело переводил взор на Кэтти, а когда она перехватывала его, слегка краснел.

— Все это интересно… работа вполне профессиональная. Только надо будет, господин Арриба, набраться терпения и ждать, пока жена пересечет океан. — Бросил быстрый взгляд в сторону Кэтти. — Знаете что? В знак доверия я хотел бы оставить небольшой аванс, если вы не будете возражать.

Не дождавшись ответа врача, Чиник небрежно вынул из бумажника пятидесятидолларовую купюру, о чем-то подумал и, добавив к ней вторую, оставил под пепельницей.

— О что вы, такой щедрый жест!.. Мы будем всегда рады видеть вас, господин Берг.

— Вот моя карточка, а это телефон в отеле, а вы мне, пожалуйста, дайте свои телефоны. Я надеюсь, Кэтти разрешит мне позвонить ей и познакомить со своими скромными успехами в фотографировании. Я хотел бы проявить несколько лент.

— Звоните, — бесхитростно ответила та.

Встретившись несколько дней спустя с Кэтти, Сидней спросил:

— Скажите, Кэтти, вы так молоды и так красивы… что вы думаете обо мне?

— Вы кажетесь человеком, которому улыбается судьба. Вы богаты и благополучны в любви. О чем еще может мечтать мужчина?

— Милая Кэтти, если бы я не испытывал доверия к вам… Вы видели портрет моей жены. Это добрый, умный, верный человек. Но. скажите, разве я чем-то могу напоминать мужчину, счастливого в любви?

— Не знаю, но… Если вы относитесь к жене с уважением и если она у вас умная женщина… сеньор Арриба… он действительно может помочь вам и вашей супруге.

— Я мечтал о такой помощи еще неделю назад.

— Что же изменилось?

— Наверное, не изменилось ничего, если не считать того… что я встретил вас.

Кэтти кокетливо улыбнулась. Чувствовалось, ей было приятно сознавать, что она имеет власть и над этим мужчиной тоже. Она нежно дотронулась до руки Сиднея:

— Это скоро пройдет, а жена останется. После операции вы привяжетесь к ней еще больше. Она служит, имеет профессию?

— Моя жена переводчица. А еще пишет стихи. У нее сборник любовной лирики.

— О, если она талантливая поэтесса, ей грозит неприятность.