Выйдя на крыльцо постоялого двора, Хельга растерялась: улицы были сухие, но до её слуха отчётливо доносился шум дождя. Она огляделась по сторонам и заметила в руках многих горожан длинные трубки. Доринфиец, стоявший поблизости, начал медленно переворачивать свою трубку и с наслаждением прикрыл глаза, слушая, как внутри нехитрого устройства пересыпаются зёрна, создавая шум непогоды.

«Странный народец», – решила Хельга, натягивая любимые зелёные перчатки, с которыми никогда не расставалась.

Она направилась к площади, расположенной в конце дороги, идущей от главного храма богини Тутрапан. По пути Хельга размышляла над тем, кому мог принадлежать этот знакомый голос, доносившийся из облака.

Перед лицом пронеслась стайка капель от чьей-то рассыпавшейся черепашки, и рыжая воительница вдруг заметила, что повсюду в воздухе сверкают водяные бриллианты, словно по велению волшебника в метре от земли замер дождь. Хельга как будто оказалась в сказочном мире, где всё располагает к веселью, но времени на подобное не было. Она приехала в город, чтобы спасти дочь от проклятья – так она называла дар Алории, – превративший Ялиоль в создание, лишённое тела!

Хельга долгие годы была вдали от своего ребёнка и приняла разлуку как веление судьбы. Раньше она не могла бороться за право быть рядом с Ялиоль, а потом свыклась с мыслью, что дочь не нуждается в её заботе. Прошли годы, прежде чем Хельга смогла осознать: все глупости, которые она сотворила после того, как Талас вынудил её оставить дочь, продиктованы обидой и желанием забыть о собственном унижении. Она и в банду-то вступила лишь затем, чтобы растворить в адреналине бесконечных сражений боль матери, лишённой собственного ребёнка.

Но теперь всё изменилось, она не просто увидела Ялиоль, она услышала слово «мама», обращённое к ней! Она почувствовала, что нужна своему ребёнку и тот не отвергает её и ни в чём не упрекает. Хельга понимала: ушедших лет не вернуть, Ялиоль выросла и давно не нуждается в материнской опеке, но быть её другом Хельга могла и, главное, хотела.

Хельга так погрузилась в собственные мысли, что вздрогнула, когда услышала знакомый голос. Вот уж кого-кого, а его обладателя она не ожидала встретить в этом городе. Честно говоря, она бы предпочла вообще не вспоминать о его существовании, но боги частенько насмехались над желаниями смертных.

Стряхнув оцепенение, Хельга огляделась. Она умудрилась пройти почти квартал от постоялого двора, даже не заметив этого, и сейчас стояла напротив городской ратуши, одиноким шпилем возвышающейся над невысокими домами. Узкая улочка, запруженная празднично одетыми горожанами, уходила дальше, заканчиваясь центральной площадью. До неё доносились звуки струнных – где-то там музыканты веселили народ. Вглядываясь в лица проходивших мимо людей, она пыталась увидеть того, чей голос услышала, но никого не узнавала. Недовольно хмыкнув, Хельга собиралась было продолжить путь, решив, что ей послышалось, когда из открытых окон ближайшей таверны снова послышался уверенный голос.

– Талас, что ты тут делаешь, спеклан тебя уколи? – проворчала Хельга и шагнула к дверям таверны.

Она оттолкнула зазевавшуюся девушку, вставшую на дороге, и, дёрнув за ручку тяжёлую деревянную дверь, прочла табличку над входом. Таверна называлась «Жалящая медуза», но внутри воняло отнюдь не морем, а кислым пивом, тушёной капустой и жареным беконом.

В таверне было многолюдно, и завсегдатаи толпились повсюду, мешая проходу, но крепкую Хельгу это ничуть не смутило. Расталкивая людей, она прошла в глубь помещения, ориентируясь на голос, звенящий под низкими деревянными сводами, и остановилась неподалёку от возвышения для музыкантов. Сейчас там стоял Талас и, воздев руки точно жрец, вещал хорошо поставленным баритоном:

– Бантолианцы не одну сотню лет возносили к нему молитвы, подпитывая его жажду власти над людьми! Откуда в нас стремление быть чьими-то рабами? Хельга окинула Таласа оценивающим взглядом. С момента их последней встречи тот почти не изменился. Несмотря на возраст – она помнила, что ему было около трёхсот лет, – он выглядел не старше её самой. Разве что волосы подёрнула паутина седины, да борода побелела. Но он всё ещё выглядел величаво: просторные храмовые одежды не могли скрыть широких плеч и крепких мускулов на руках, а горделивая осанка и исполинский рост добавляли значимости и заставляли даже её ощущать себя рядом с ним маленькой.

Люди смотрели на него с явным испугом, видно, его речь, обращённая к ним, пугала и вопросы казались непонятными.

Талас собрал вокруг себя многочисленную публику, рассказывая о коварном божестве, стремившемся захватить власть над миром. Его светлые глаза то вспыхивали безумным огнём, то затуманивались от тягучих мыслей. Густые белоснежные брови, следуя интонациям голоса, взлетали вверх, собирая немногочисленными складками кожу высокого лба, и тут же мрачно сдвигались к переносице. Порывистые движения тонких пальцев дополняли вдохновенную речь Таласа, не позволяя слушателям отвлечься. Он обвёл холодным взглядом затихшую толпу.

– Зачем поклоняться неидеальному существу и жить в страхе перед его гневом?

Воцарилась тишина, люди явно не понимали обращённых к ним вопросов.

– Как бантолианцы смогли уничтожить собственного бога? – выкрикнула из толпы Хельга, заявив о себе. – Разве такое возможно? Или Архис не был богом?!

Она говорила так, словно речь шла о прожорливой собаке, задравшей курицу. Талас на пару секунд замер, затем обернулся, и его лицо просияло.

– Судьба не часто преподносит такие сюрпризы! Моя не позабытая воинствующая Гассила!!! – произнёс он, разглядывая Хельгу. – Ты меня искала?

– Не надейся, Гассила тебя не искала, а Хельга предпочла бы не встречать…

Люди, до этого внимательно слушавшие Таласа, поворачивали к ней головы и смотрели так, словно перед ними явилась сама Тутрапан. Кто-то начал шептаться и указывать на неё пальцем. Талас же, кажется, не замечал публики, он смотрел только на неё, и в его глазах плясали озорные огоньки, точно ему было двадцать, а не триста лет.

– Тем не менее я рад видеть вас обеих, слитых воедино,– промурлыкал он и улыбнулся. – Кто бы мог подумать, время сделало тебя ещё привлекательней!

Хельга укоризненно покачала головой. Неужели после всего, что он сделал, ему хватает наглости снова флиртовать с ней? Самовлюблённый ублюдок!

– Ты думаешь, меня всё ещё можно обольстить этими пошлыми комплиментами? – бросила она с презрением, и по толпе прошёл неодобрительный гул. Похоже, Талас успел очаровать всех этих простолюдинов своими пышными речами. Бросив на толпу холодный взгляд, Хельга продолжила в том же тоне: – Ты слишком стар, чтобы увиваться за молодыми. Но, даже если бы ты был молод, я никогда не простила тебе прошлого, так что прекращай пустословить и давай поговорим серьёзно.

Улыбка сошла с губ Таласа, седые брови нахмурились.

– Говори, если есть что сказать, – он махнул рукой с таким видом, точно был её господином.

В груди Хельги вскипел гнев, она шагнула вперёд, оттолкнув тощего паренька, что стоял у возвышения, и выпалила, глядя Таласу в глаза:

– Ты говорил об Архисе и сказал, что люди не должны поклоняться ему, ибо он несовершенен, так?

Талас кивнул и хотел ответить, но Хельга перебила его:

– Тогда кому же нам поклоняться, если, по твоим словам, даже боги не идеальны?

– А кто есть бог? – спросил её и присутствующих Талас. – Может ли он быть добрым или злым, алчным или щедрым?

– Бог тот, кто дает ориентиры, чтобы мы знали, по каким законам нужно жить в этом мире, а уж злой он или добрый – вторично, – охотно ответила Хельга. – А что касается злости – у неё всегда есть причина! Злость – сильное оружие, и нельзя судить всех, кто не желает отказываться от неё в угоду другим!

– Не превращай наш спор в оправдание собственных грехов, Гассила, – Талас усмехнулся в бороду, а Хельга густо покраснела от злости и смущения.

Некоторые люди в толпе искоса поглядывали на неё и тайком посмеивались. Какой стыд! Талас всегда видел её насквозь, и ей стоило с осторожностью выбирать слова, прежде чем заводить с ним беседу.