Не успели друзья одеться, как включилось дверное переговорное устройство, и кто-то на очень плохом английском попросил отворить замок.

– Сейчас, сейчас! – запутавшись в рукавах рубашки, ответил Шнайдер.

Кроссман открыл дверь. Японец в униформе сообщил, что проводит гостей в кабинет мистера Хокудо, где состоится совет по планированию.

Раздался рев реактивных двигателей и свист истребителей, рассекающих воздух плоскостями. Пол под ногами едва заметно качнулся. При этом лицо японца, стоящего за порогом, не выразило никаких эмоций.

– Забавно, – произнес Кроссман. – С нами даже советуются. Вот, хотел знать о планах Хокудо, он великодушно решил тебе их изложить. Лично.

– Доверяй, но проверяй, гласит поговорка. А у нас нет возможности проверить его заявления. В этом беда.

– Ты его не знаешь, а бочку катишь, – с укором ответил Кроссман. – Ты с ним мало общался, а я три дня. И понял одну важную вещь. Хокудо никогда не делает голословных заявлений. Он всегда приводит либо очевидные доказательства, вроде летающей ложки, либо дает отсылку к уже имеющейся у тебя информации. Так что ты остынь, дорогой друг. Давай выслушаем, что скажут, посмотрим, что покажут, а затем сделаем выводы.

Они покинули каюту, и, в сопровождении японца, отправились по коридору.

– Большой дирижабль, – произнес Шнайдер. – И много полезного пространства. Тут для полостей с газом попросту места нет.

– Да. Но три дня общения с мистером Хокудо почти избавили меня от возможности испытывать удивление, – ответил Кроссман.

– Я его несколько часов знаю. – Шнайдер усмехнулся. – И то очень близок к твоему состоянию.

Снаружи снова пронеслись истребители, но заметно дальше от дирижабля.

Стакер снова провел боевой разворот и дал указание в эфире, удерживая в прицеле остатки хвостовой части дирижабля:

– Твой носовой сектор.

– Принял! – ответил Донован.

– Выполняем, – приказал Стакер.

Он выпустил две ракеты класса «воздух-воздух», после чего крутанул бочку, и с крутым виражом ушел вправо. Донован глянул на ведущего – за его крыльями остались следы пара в областях разрежения, что говорило о приличных перегрузках в кабине. Сам он их испытывать не хотел, поэтому, выпустив ракеты, плавно выбрал ручку управления на себя. Ракеты разорвались уже внутри основной полости дирижабля, воспламенив внутренние конструкции. Хвостовую часть тоже разнесло двумя взрывами. На миг видимость стала нулевой – самолет Донована промчался сквозь облако дыма. Когда видимость восстановилась, ведомый вызвал ведущего.

– Все, пипец ему, Танго первый.

– Та ни хера… – раздалось в эфире.

Донован удивленно обернулся, заводя самолет в широкую дугу во избежание излишних перегрузок. Но то, что он увидел, не вязалось со здравым смыслом. Остатки каркаса, на который когда-то была натянута обшивка дирижабля, разваливались, пылая и оставляя клубы черного дыма. Они медленно падали вниз, обнажая длинную сигарообразную конструкцию цвета шкуры молочного поросенка. Через минуту удивленным взглядам пилотов предстал висящий в воздухе огромный мужской половой член с оголенной головкой и морщинистой волосатой мошонкой. Выглядел детородный орган настолько реалистично, что Донован помотал головой.

– Танго первый, Танго второй, доложите результат отстрела! – раздался в эфире голос майора. – Вы оголили корабль пришельцев? Что вы видите? Доложите немедленно!

– Здоровенный болт висит в воздухе! – сдавленным тоном ответил Стакер. – В смысле, хер. Ну, член мужской, половой, одна штука. Эрегированный. Толщиной около тридцати футов.

– Головка оголена? – уточнила майор.

– Да.

– Тогда немедленно катапультируйтесь! Немедленно, это приказ! – прокричала в эфире майор.

Тут же заглох двигатель. Стакер бросил взгляд на самолет ведомого, но тот тоже падал. Из его двигателя валил густой черный дым.

Не раздумывая более, Стаккер рванул рычаг катапульты.

Шнайдер и Кроссман к этому времени добрались до двери кабинета Хокудо. Сопровождающий открыл ее и пропустил гостей за порог. Кабинет был залит солнцем, через широкое окно было видно, как довольно далеко на востоке падают, сорвавшись в штопор, два совершенно исправных истребителя, а над ними распускаются два парашютных купола.

Кроссман и Шнайдер удивленно переглянулись. В кабинете, кроме мистера Хокудо, оказался еще один человек, это был мужчина немногим старше Кроссмана, явно не саксонской наружности. Причем, Хокудо и незнакомец вели себя совершенно по-приятельски, стояли у окна, громко хохотали, как школьники, и попеременно тыкали пальцами в снижающихся парашютистов.

– Член? – заливаясь смехом, уточнил Хокудо. – Нет, ты серьезно? Реальный писюн им показал? Я всегда был уверен, что у русских лучшее в мире чувство юмора.

– Хотите глянуть?

– На летающий хер? Нет, спасибо! Поверю на слово! Мистер Шерстюк, вы, как всегда, великолепны.

– Я не только ради смеха так поступил, – уже серьезнее произнес Шерстюк. – Нужно думать о будущем. Вам ведь надо выйти на разрешенный воздушный коридор, чтобы никто вас ни в чем не заподозрил. А теперь представьте, что будет с пилотами, когда они положат рапорты на стол начальству.

– С хером! – Хокудо смахнул пальцем навернувшуюся от смеха слезу. – Рапорта с хером! Нет, не могу… Их в психушку заберут.

– Именно. И вычтут стоимость истребителей из зарплаты.

– А переговоры в эфире?

– Не было никаких переговоров. Последнее, что слышали на базе, это доклад об успешном поражении воображаемой цели. Остальное я пилотам внушил. Все, что с ними происходило в радиусе двадцати километров от нас, является порождением моего намерения и плодом их воображения.

– Но летающий писюн… – Хокудо снова прыснул смехом.

– Это была импровизация. – Шерстюк развел руками. – У нас, у русских, есть выражение «хрен по всей морде». Оно означает, по смыслу, примерно то же, что дырка от пончика, но образно описывает многократное прикосновение писюном, как вы выразились, к лицу.

– А-ха-ха! – Господин Хокудо снова смахнул слезы. – И ты решил это русское выражение воплотить в иллюзорной реальности бедных пилотов? Я знал, мистер Шерстюк, что вы не любите американцев, но чтобы настолько. Впрочем, я сам их не люблю, после ряда событий.

– Мы, между прочим, американцы, – подал голос Шнайдер.

– Ах, простите, господа! – Хокудо развел руками и двинулся навстречу гостям. – Очень надеюсь, что вы не долго будете испытывать гордость от своего национального происхождения. Тюрьмы вам мало?

– Нет, достаточно, – ответил Шнайдер.

Он поспешил протянуть руку господину Хокудо, но тот от пожатия воздержался, не сумев скрыть едва заметной брезгливости на лице.

«Значит, прослушка была, – подумал Рихард. – Узкоглазый хрен знает, что мы вместе с Томасом мокли под душем».

– Это мистер Олег Шерстюк, – представил мужчину Таидо. – Русский, но хорошо говорит по-английски.

– Мы уже частично знакомы. – Кроссман кивнул.

– Да, он участвовал в операции по вашему освобождению, – подтвердил Хокудо. – А это мистер Рихард Шнайдер, глава «Реликт Корпорейшн» и первооткрыватель реликта.

Шерстюк кивнул.

Парашюты за окном сделались совсем крошечными, приближаясь к белоснежным клубящимся облакам.

– Приступим к делу! – Хокудо откинулся на спинку кресла. – Для начала мне бы хотелось оговорить главное. Думаю, господа Кроссман и Шнайдер понимают, что им оказана услуга.

– Да, – одновременно ответили американцы.

– Хорошо. Тогда главный вопрос – это вопрос о цене этой услуги. Вы, наверное, решили, что я попробую отнять у вас приоритет первооткрывателей, или обложить вас данью. Ничего этого я делать не собираюсь. Мне нужно всего две вещи. Первая вполне понятна. Я хочу, чтобы моя корпорация стала приоритетным партнером «Реликт Корпорэйшн».

– Что это значит? – решил уточнить Шнайдер.

– Это значит, что будет выдан единственный в мире патент на создание любых технологий, использующих реликт. Только нам, и никому больше. Все остальные смогут использовать лишь готовые устройства, выпущенные либо силами «Реликт Корпорэйшн», либо силами «ХОКУДО». Разрабатывать что-то на основе реликта, используя его известные свойства, или которые откроют позже, смогут только две наших компании. Кроме того, вы нам будете поставлять столько реликта, сколько нам потребуется.