Только один уродливого вида всё порывался что-то сказать, но его удерживали коллеги.
Итог подвёл первый совершенно седой немец. Сын хана стал князем Труевским и в союзе с печенегами и русскими творит всё, что его попаданской душеньке угодно. Говорят, что собрался на Царьград, но это неточно.
Другие княжества срочно озаботились магией, выискивают и выдирают друг у друга способных парней и девчонок. Через сто лет вернётся известная всем со школы история, так что проект проникновения закрывается. Это всё, что на данном коллоквиуме хотели сказать. Всем спасибо, все свободны! Только просьба людям с допуском задержаться, дабы обсудить технические моменты.
Совершенно замороченный Томас Ридли поправил белый шарф и остался на месте. Когда в гулкой аудитории осталось всего восемь человек, если не считать Томаса, на кафедру влетел молодой, но очень некрасивый немец с горящими глазами и торопливо заговорил:
– Господа! Положенная в начало расчётов теорема Лобачевского-Кирхгофа справедлива лишь…
На кафедру поднялся солидный и седой немец, некультурно, за шиворот удалил несистемного оратора и сказал:
– Оставшихся господ прошу за мною в служебные помещения.
Он прямо с кафедры направился в неприметный боковой проход. Господа направились за ним, мистер Ридли тоже встал. Прошёл он последним в небольшое помещение.
– Двери закрываем! – недовольно вякнул какой-то герр.
Вот закрыл Томас двери и огляделся. Народ вставал вокруг овального стола, крытого зелёным сукном, где прям на магических рунах, нанесённых по краям просто мелом, возлежал обнажённый молодой человек без сознания.
– Мистер Ридли, – обратился к нему седовласый. – Подойдите и возьмите соседей за руки, чтоб мы видели. Вы же маг, так чтоб не напрасно слушали всю эту непонятную ахинею – хотя бы поможете.
На мистера воззрились немцы от стола. Томас закинул на плечо язык белого шарфа и подошёл. Взял соседей за руки, как просили. Господа за столом поступили аналогично, кроме седовласого. Образовался круг, на мистера указывал член лежащего без сознания молодого человека. Молодой, уродливый немец, шмыгнув толстым носом, снова проговорил:
– Ничего не получится. Теорема Лобачевского-Кирхгофа в данной ситуации…
– Заткнитесь, Дитрих, – молвил седой и перевёл взгляд на мистера. – Специально для нашего британского гостя повторю основные тезисы. Мы отказались от проекта проникновения, но есть более долгий и ненадёжный способ получения технологий не магического мира. Согласно нашим расчётам…
Молодой урод Дитрих испустил тяжкий вздох. Седовласый на него укоризненно посмотрел и продолжил:
– Вот согласно нашим расчетам, вследствие скатывания общей истории в нашу версию, то есть возможного проникновения в неё магов из магически отсталой реальности, появилась возможность раз в сто лет похищать одно из их сознаний. Правда, носитель сознания должен на момент заклинания умереть. Ну, в магически отсталой реальности должны быть катастрофы.
Седой нагнулся и взял кувалду на плечо. Указал челюстью на молодого человека без сознания:
– А это Ганс. Слишком увлёкся осваиваньем выделенных на магическую науку средств…
Немцы вокруг принялись что-то напряжённо разглядывать на столе.
– Был уличён, – продолжил седовласый профессор. – Приговорён к повешенью. Но согласился помочь науке и сам принял эликсир забвения. Его мозг девственно чист и лишь ждёт сознание из другого мира.
Он опустил кувалду до уровня пояса, замахнулся, скомандовав:
– Приготовиться отдавать всю силу рунам! – ударил кувалдой Ганса по темечку и заорал. – Начали!
Мистер честно приложил все силы. По рунам на столе побежали бледно-синие всполохи. Молодой человек лежал без движения.
– Ещё! – крикнул седовласый.
Руны загорелись синеньким. Парень на столе лежал, как прежде.
– Ну, ещё немного! – седой бросил кувалду и вцепился в шевелюру Ганса.
Хоть руны загорелись фиолетовым, тот не реагировал.
– А я что говорил! – выкрикнул некрасивый Дитрих. – Не получится ничего!
На него обернулись все лица, кроме Ганса.
– Но вот же руны светятся! – возразил научный руководитель. – Заклинание работает!
– Ну, встанет кто-нибудь в Бразилии после удара молнии, – небрежно сказал Дитрих и опустил руки.
Все за столом опустили руки, только седой профессор держался за волосы Ганса. Руны медленно погасли, а Дитрих, явно наслаждаясь полученным вниманием, заговорил:
– Теорема Лобачевского-Кирхгофа верна для четырёх стабильных измерений! Но в случае переноса сознаний между реальностями время нестабильно! Условия теоремы оценочные! То есть мы не можем заранее утверждать, чьё тело займёт сознание!
«Совсем уродцу девки не дают»! – подумал Том горестно.
Повисла неловкая пауза. Собравшиеся отвели взгляды от Дитриха и посмотрели на Ганса. Седовласый профессор убрал грабки от его головы.
– Гм, – молвил лысоватый немец. – Столько сил в него влили. Может, хоть зомби сделаем?
– Да! – поддержал его чёрненький товарищ. – Старый Альберт уже еле ходит и пробирки путает!
– Делайте, что хотите, – тихо ответил седой и вышел из кабинета.
Это второе фиаско совершенно подкосило его научные силы. Ему стало плевать на Гансов и Альбертов. В жизни ещё есть вкусная еда на ужин, и молодая, горячая жена студентка на ночь, а остальное пусть идёт само.
Утром ему сообщили, что родной министериум, наконец, засекретил тему. Он даже не смеялся, просто послал в секретариат приказ снабдить охраной всех причастных. Ещё через два часа пара гвардейцев заняли пост у его двери, а его всюду сопровождал человек с пустыми глазами и в сереньком костюме.
Ещё через час сообщили о британце, он тоже, согласно приказу, являлся носителем секретов. Так Томаса Ридли уже около полудня нашли в ванной, обнажённым, но мёртвым – повешенным на белом шарфике. Не только его он ужасно раздражал.
С кем мистер Ридли общался – ни у кого из прислуги не осталось сведений. Это косвенно можно считать приветиком от русских. Магическая Гардарика в теме его изысканий?! Эта жизнь становится всё интереснее!
* * *
Очнулся я с ужасной головной болью. Открыл глаза, так и есть – двоится. Белый потолок, белые с бежевым стены, лежу на казённой койке. И болело не только в голове – при попытке вздохнуть поглубже неприязненно отозвались рёбра слева, а когда решил дать им облегчение, лечь на правый бок, заныли бёдра и колени.
И вовсе я не пил! Я вообще не пью! Мама, помнится, поставила видео о пацане, кто до четырнадцати лет выигрывал на олимпиадах, да какая-то скотина дала ему попробовать коктейль. Понравилось. Так к шестнадцати годам он только разгружал хлебную машину, зарплату за него забирали опекуны.
– Видишь, Артёмка? – серьёзно спрашивала мама. – Ещё неизвестно, что сейчас в эти коктейли мешают!
Артём моё имя если что…
Только ощущение, что всё это уже было. Дальше я вспомню детство…
Ну, ставили мне учителя тройки – все пять учителей. А не надо было вслух размышлять, чего ради одна грымза ведёт сразу геометрию, алгебру, русский язык и английский. От её английского даже мои уши болели – как нет у старой клячи интернета.
Не, сейчас-то я понимаю, что в маленький городок порядочных учителей не заманить, что директриса просто из пантолонов выпрыгивала, вела самые трудные уроки и тем себя на алтаре народного образования сжигала. Да только я и сейчас не верю в души прекрасные порывы. Лишь при её выслуге имеет смысл брать дополнительные часы.
Вот молодые наши вообще не заморачивались – один вёл физику с химией, а вторая историю с географией. Всё как положено – строго по методичке и по учебнику. На все вопросы учеников давали один ответ без слов смеющимися глазами:
«Ну, ты понял, куда идти»?
Пошли они в педагогический институт потому, что хоть туда взяли. Вернулись в родной городок от того, что нахрен нигде не упали. И тут губернаторская программа помощи народному образованию – городская земля почти даром и ссуда на строительство. Если пять лет в школе проработать, то беспроцентная. А если десять, то и половину денег вернут.