Через тридцать минут оказываюсь у дома Юры и поднимаюсь к нему. Он должен был сегодня ночью вернуться из командировки.

Заспанный молодой человек открывает мне минут через пять. Я прервала его глубокий сон. Он, наверное, как обычно взял отгул, чтобы выспаться и отдохнуть после ночного рейса, но у меня дело срочное, и о его сне я совсем не думаю.

— Алиссия? — зевает Юра и хмуро на меня смотрит. — Что ты тут делаешь в такую рань?

— Нам надо поговорить, — произношу я и захожу в квартиру, не дожидаясь его приглашения. — Это срочно.

— Ты меня пугаешь, — Звягинцев закрывает дверь и ведет меня на кухню. — Что стряслось?

— Я кое-что узнала и не знаю, что мне делать, — сажусь за стол.

— Что узнала? — Юра располагается напротив меня, сна в его глазах как не бывало. — Я ничего не понимаю.

— Я даже не знаю с чего начать, — теряюсь я.

— Начни с начала или с самого главного, — подсказывает молодой человек, внимательно на меня смотря.

— Отец поставляет «фламинго», — на одном дыхании произношу я. — Это такое наркотическое…

— Я знаю, что это за вещество, — перебивает меня Юра. — Значит, он тебе, наконец, всё рассказал.

Мне требуется некоторое время, чтобы понять, что только что произнёс Звягинцев.

— А я давно ему говорил, — тем временем продолжает он, не замечая моего смятения, — что ты все поймёшь и воспримешь адекватно. В конце концов ты заслуживаешь знать, как на самом деле зарабатывает деньги твой отец и зачем он пошел в политику.

— Говорил? — потерянно переспрашиваю я. — Ты в курсе?

— Конечно, — кивает Юра, — а кто, по-твоему, прикрывает Мельникова в высших кругах власти? Естественно, этим занимается мой дядя, а мы с отцом помогаем на более низком уровне.

На меня как будто выливают ушат ледяной воды. Я даже подумать не могла, что они работают все вместе, что здесь замешаны и люди, уже обладающие огромной государственной властью. Прийти к Юре было огромной ошибкой.

Встаю со стула, но от обрушившейся на меня безжалостной правды не удерживаюсь на ногах и падаю. Юра тут же подскакивает ко мне.

— Не ушиблась? — обеспокоено спрашивает он и пытается помочь мне встать.

— Не трогай меня, — говорю я таким тоном, что Звягинцев тут же исполняет приказ и убирает руки.

— Лисса, ты чего? — все еще не понимает он и хмурится.

Встаю самостоятельно, слегка опираясь на холодильник позади меня, но сейчас ноги меня держат.

— Юр, как я могу воспринять это адекватно? — издаю безрадостный смешок и смотрю ему прямо в глаза, надеясь найти хоть капельку вины или сожаления, хоть что-то человечное, но тщетно. — Как это хоть кто-то может воспринимать адекватно? Вы же не просто подсаживаете людей на эту дрянь, создавая на рынке предложение, вы их убиваете…

— Мы никого не убиваем, — жестко отсекает Юра.

— Правда? А как же передозировки?

— Люди сами не знают пределы своих возможностей и поэтому умирают.

— И вы им совсем в этом не помогаете, предоставляя наркотики на любой выбор и вкус? Это же как дать маленькому ребенку мешок конфет, он не знает меры и съесть всё, а потом ему станет плохо, и вины родителей, которые вручили ему сладкий мешок, в его самочувствии совсем нет, так получается?

— Взрослые люди уже не дети. Они могут сами следить за собой и своими поступками и должны принимать последствия своих действий.

Пораженно смотрю на него, не веря, что это говорит именно Звягинцев, человек ставший сначала мне другом, а затем и любимым человеком. Как я могла не замечать того, какой он на самом деле? Как я могла поверить в создаваемую им иллюзию высокоморального человека, когда внутри он мерзавец и подонок? Смотрю на мужчину перед собой, и понимаю, что он мне совершенно чужой.

— Я тебя не знаю, — качаю головой и делаю пару шагов назад, к выходу из кухни. — Я тебя совсем не знаю. Ты не тот Юра, который мне нравился. Я не уверена, что тот Юра хоть когда-то существовал в реальности, а не только в моем сознании.

— Алиссия, — зовёт он и делает шаг ко мне, но я его опережаю и буквально бегу в прихожую.

Надо уходить, как можно быстрее. Здесь я поддержки точно не найду.

— Стой! — Звягинцев ловит меня за руку, когда я уже хватаюсь за ручку входной двери и собираюсь выйти. — Куда ты? Лисса, давай поговорим! Нам надо поговорить

— Нам с тобой не о чем разговаривать, — отрезаю я, вырываясь из его лап, и выбегаю из квартиры.

Дальше всё происходит как в самом страшном сне. Я прихожу в полицию, обо всём рассказываю, достаю флэшку. Сначала меня внимательно слушают, но затем приходит начальник отделения и отдаёт какой-то приказ, который я не разбираю.

Мне говорят, что со мной будут разговаривать в другой комнате. Я следую за полицейскими, не ожидая никакого подвоха, но вместо другой комнаты меня толкают в камеру и продолжают разговор на совсем другом языке.

Меня жестоко избивают.

* * *

Сильный удар в живот, затем по голове и в лицо. В ушах лютый звон, все остальные части тела я почти не чувствую от боли. Кажется, они меня бьют уже вечность и конца не видно, потому что моё тело продолжает отчаянно хвататься за жизнь. Я понятия не имела, что оно способно вынести так много страданий и боли, и понятия не имею, на сколько его ещё хватит. Надеюсь, что ненадолго, потому что я больше не могу.

— Не надо, — скулю в ответ. — Пожалуйста…

В ответ — громкий мужской гогот и ещё одна серия ударов. Как жаль, что всё ещё не последняя.

— Я отцу расскажу, — предпринимаю жалкую попытку я. — Он не оставит ни одного из вас в живых.

Один из мужчин хватает меня за волосы и резко поднимает, заставляя на него посмотреть.

— Давай, красавица, расскажи, — шипит мне в лицо, забрызгивая своей слюной мои щеки, губы, лоб и подбородок, — только перед этим мы ещё с тобой порезвимся, а потом рассказывай всё, что мы с тобой сделали. Думаешь, мы не знаем, кто твой отец? Поверь мне, твой батя в курсе и дал нам на это разрешение.

— Отпустите… — молю я из последних сил, но он бьёт меня прямо в лицо, не жалея. Мне так больно, я готова умереть, лишь бы это прекратилось.

Мам, можно к тебе? Я больше не могу, я больше не хочу… Я знаю, что ты меня примешь, обнимешь и приласкаешь. Пожалуйста, забери меня из этого ужаса!

Ещё один удар, но ему я уже рада, так как, возможно, именно он последний, и я, наконец, увижу маму.

Перед глазами всё темнеет, и я теряю сознание.

* * *

Просыпаюсь от того, что кто-то меня тормошит.

Всё тело адски болит. На мне нет живого места.

Открываю глаза и вижу перед собой старичка в полицейской форме.

— Вставай, внученька, вставай, — шепчет он. — Они на тебе живого места не оставят, если я тебя прямо сейчас не выведу. Что за изверги!

У меня нет сил ни что-либо делать, ни о чём-либо думать, лишь о том, как бы пережить боль, которую я испытываю. Я и правда думала, что умерла, но, кажется, моё тело выносливее, чем я думала.

— Давай же, внучка, ты сможешь, — продолжает шептать старичок и тянет меня вверх.

Я подчиняюсь и, невзирая на испытываемую боль, встаю.

— Молодец, ещё чуть-чуть совсем осталось…

Всем своим весом опираюсь на старичка и еле-еле переставляю ноги. Перед глазами всё плывёт, я почти ничего не вижу.

— Я их всех водкой со снотворным споил, не мог смотреть, как они такое дитя избивают. Что бы ты ни натворила, такого отношения не заслуживает никто.

Мне не хватает сил ни ответить, ни кивнуть. Я сосредоточена лишь на том, как идти и не упасть.

Старичок выводит меня прямо на улицу, где я сильно закашливаюсь от ветра. Кашель отдаётся болью сразу во всём теле.

— Ничего, до свадьбы заживёт, — успокаивает старичок и сует мне в руки пакет со всем, что у меня забрали: украшения, деньги, телефон и ключи от дома. Флэшки, как и следовало ожидать, нет, но ничего, одна у меня спрятана, да и данные в зашифрованном облаке должны висеть.

Медленно-медленно принимаю всё, что мне дают, и также медленно рассовываю по карманам. В руках оставляю телефон и ключи. Ключи бросаю прямо на асфальт.