В Растенбурге в планах Штауфенберга сразу же обнаружились просчеты. Ежедневные совещания Гитлера, обычно проводимые в подземном бункере, теперь из-за сильной жары были перенесены в наземное деревянное помещение, стены которого при взрыве бомбы рассыпались, дав выход значительной части энергии взрыва. Поскольку Штауфенберг был однорук и смог завести только одну бомбу (вместо двух, которые первоначально предполагалось разместить в его портфеле), сам взрыв оказался более слабым. Как назло, когда Штауфенберг вышел из комнаты, будучи, как было заговорщиками у словлено, вызван к телефону, штабной офицер, споткнувшись о портфель под столом с картой, над которой склонился Гитлер, передвинул портфель по другую сторону тяжелых деревянных козел. Это в какой-то мере защитило Гитлера от взрыва.

В 12. 42 раздался оглушительный грохот, и здание превратилось в облако из пламени и дыма. Штауфенберг и его адъютант Хафтен, беседовавшие неподалеку с другим заговорщиком — начальником связи Гитлера генералом Эрихом Фельгибелем, вскочили в свой автомобиль и, не дав опомниться часовым контрольно-пропускных пунктов, вскоре получившим сигнал тревоги, помчались на аэродром, откуда немедленно вылетели обратно в Берлин.

По плану, генерал Фельгибелъ должен был сообщить по телефону о смерти Гитлера генералу Ольбрихту в Берлин и затем немедленно прервать всякое сообщение между Растенбургом и внешним миром. К его удивлению и смятению, он увидел, как Гитлер выбирается из развалин — поцарапанный, в пыли, в растерзанных брюках, но явно живой. Он едва успел передать в Берлин сообщение в осторожных выражениях: «Произошла ужасная трагедия… Фюрер жив…», — как эсэсовцы перехватили его канал связи. Остались невыполненными уже два ключевых условия успеха заговора: смерть Гитлера и контроль заговорщиков над коммуникациями Растенбурга. Более того, теперь была известна личность покушавшегося, и по всей Германии передавался по телексу приказ об аресте Штауфенберга. За неделю перед тем план «Валькирия» уже дважды вводился в действие, но был поспешно отменен, когда Штауфенберг, надеясь убить одновременно и Гиммлера и Геринга вследствие их отсутствия на совещании у Гитлера, откладывал свои попытки. Поэтому на сей раз, получив двусмысленное сообщение Фельгибеля, генерал Олъбрихт не поторопился дать плану ход, пока не будет точно известно, что происходит.

В 15. 50 самолет Штауфенберга приземлиться на отдаленном военном аэродроме, но оказалось, что его шофер еще не прибыл. Когда Хафтен позвонил на Бендлерштрассе, чтобы выяснить, что случилось, Олъбрихт спросил у него, погибли Гитлер. Получив положительный ответ, он отправился к генералу Фромму за разрешением ввести в действие «Валькирию». Но у Фромма тут же возникли подозрения, он позвонил в Растенбург и связался с фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем, который подтвердил, что имело место покушение на жизнь Фюрера, но безуспешное. Как раз в этот момент в комнату ворвались Штау- г фенберг и Хафтен. Фромм сказал, что «Валькирия» более не нужна. На что Штауфенберг взорвался: Кейтель лжет; Гитлер действительно погиб, он видел его мертвым, он ведь сам подложил бомбу! К тому же все равно уже поздно: «Валькирия» уже введена в действие. «По чьему приказу?» — спросил Фромм. «По нашему», ответили Олъбрихт и Штауфенберг. Бледный от гнева, но более всего испугавшийся за свою собственную судьбу, Фромм приказал Штауфенбергу застрелиться, а Ольбрихту — отменить «Валькирию». Вместо этого они разоружили Фромма и посадили его под арест в собственном кабинете. Обратного пути теперь не было, и в 5. 30 пополудни — пятью часами позже, чем по плану следовало — телексы ОКХ начали выстукивать приказы «Валькирии» различным военным штабам. И поскольку Растенбург фигурировал в списке штабов первоначального, одобренного самим Гитлером плана, и никто — еще одно упущение — не подумал о том, чтобы его вычеркнуть, Гитлер узнал об их намерениях от самих заговорщиков. Через час германское радио начало передавать сообщение о покушении — и о его провале — вместе с первыми приказами Фюрера об ответных действиях.

Тем временем на Бендлерштрассе начали собираться другие ведущие участники заговора: генерал Людвиг Бек (бывший долголетний начальник Генерального штаба вермахта и кандидат заговорщиков на пост главы государства), фельдмаршал Эрвин фон Вицлебен (который должен бы/t возглавить Вооруженные силы), генерал Эрих Хепнер (намеченный преемником Фромма), граф Хельдорф, Готфрид Бисмарк и другие. Многие из них затем ушли — некоторые возмущенные, все встревоженные, так как они видели, что царит все большая неразбериха и никто не знает, что делать дальше. Бек и Штауфенберг продолжали требовать от различных штабов, чтобы те последовали примеру Берлина, однако безуспешно. Нои в самом Берлине они теряли инициативу: танки из Крампница пришли и ушли; главная радиостанция была взята и оставлена; гвардейский батальон бросился было занимать правительственные учреждения, но остановился на полпути. Из членов высшего нацистского руководства в тот день в Берлине находился только Геббельс, он и спас положение. Когда майор Отто Ремер, многажды награжденный командир гвардейского батальона, явился арестовать Геббельса по приказу коменданта города генерал-лейтенанта фон Хазе, Геббельс соединил его с Растенбургом, лично с Гитлером, и тот, немедленно произведя Ремера в полковники, приказал ему отправиться на Бендлерштрассе и восстановить там порядок. Но ко времени его прибытия путч там уже кончился. Действительно, за эти часы верные Гитлеру офицеры захватили здание, освободили Фромма и арестовали заговорщиков. Генералу Беку было позволено покончить с собой, и после того, как он сделал две неудачные попытки, его прикончил унтер-офицер. Ольбрихт, его начальник штаба полковник Мерц фон Квирнхайм, Штауфенберг и его адъютант Хафтен после фарсового военно-полевого суда были отведены во двор и расстреляны при свете фар. Тяжело раненный в потасовке Штауфенберг нашел в себе силы крикнуть: «Да здравствует наша святая Германия!» Трупы сначала похоронили на кладбище, но на следующий день по приказу Гитлера их эксгумировали, сорвали с них форму и ордена и кремировали, рассеяв пепел по ветру.

Несколько месяцев назад Лоремари сказала мне, что она однажды посетила генерала Ольбрихта во время одной из ее роковых вербовочных операций, поскольку она слышала, что он «положительный элемент». Он, конечно, не среагировал на ее намеки. Однако он строго доверительно сообщил ей, что у него хранятся мешки с более чем 30 тысячами писем от немецких солдат, взятых в плен в Сталинграде в 1943 году, но что Гитлер приказал их сжечь. Официально говорилось, что в этой «доблестной» битве не выжил никто. Хотя и от одного из ее собственных братьев не было вестей со времени Сталинграда, Ольбрихт, как она его ни умоляла, не дал ей взглянуть на письма.

Мария немного знала Штауфенберга, так как с ним был в большой дружбе кто-то из ее двоюродных братьев. Она дрожит за их судьбу. Я познакомилась с молодым Хафтеном у Адама Тротта месяца два назад. Однажды вечером, когда я ужинала у Адама одна, влетел кудрявый симпатичный молодой капитан, представился и вытащил Адама из комнаты. Они сидели уединившись довольно долго. Впоследствии Адам интересовался, какое впечатление он на меня произвел. Я ответила: «Типичный заговорщик, про таких читаешь в книжках для детей». Я тогда не знала, какая у него роль. Теперь у Марии я все время думала о Готфриде и Адаме. Оба вчера в то или иное время были на Бендлерштрассе. Станет ли это известно? Мне же следует постоянно притворяться удивленной, даже озабоченной, но не испуганной…

Позже вечером за мной заехал Перси Фрей. Так как мне было не до ужина, мы поехали в Грюневальдский лес, вышли из машины и гуляли. Я пыталась объяснить ему, какая это ужасная, огромная трагедия. Когда он наконец проникся, он был потрясен и исполнен сочувствия. До тех пор он тоже верил в официальную версию, а именно, что все это дело рук кучки авантюристов.