Ужинала у Альбертов, которые вернулись в Берлин и почти всегда дома. Там был брат Ирены, приехавший в отпуск с острова Гернси; он сказал, что погиб Чарли Блюхер, служивший в британской армии в Тунисе. Татьяна расстроится: она жила у Блюхеров до войны.

Братья Блюхеры, по отцовской линии — потомки знаменитого прусского фельдмаршала эпохи наполеоновских войн, а по линии матери — из польских Радзивиллов, дальней кузины матери Мисси, получили образование в Англии, стали британскими подданными, а когда началась война, пошли служить в Британские вооруженные силы.

Суббота, 8 января.

Сегодня вечером в Потсдаме я была одна с Готфридом Бисмарком, когда зашел на ужин Хайнрих Витгенштейн. Он выглядит бледным и усталым. Газеты внезапно зашумели о его подвигах. На днях за полчаса он сбил шесть бомбардировщиков. Ему всего двадцать семь лет, но он уже майор, и его назначили командиром целой группы ночных истребителей. Он кажется таким хрупким! Я упрашивала его хотя бы ненадолго взять отпуск, но он собирается сделать это только в конце месяца. Он остался у нас ночевать. К счастью, воздушной тревоги не было.

Вторник, 11 января.

Мой день рождения. Провела утро с сослуживицей в подземном туннеле на станции метро «Фридрих-штрассе». Налет застал нас на пути в фотоархив, принадлежащий издательству «Шерль» в районе Тегель. Туннель был переполнен, поскольку время было обеденное. Кто-то пошутил, что все обойдется, лишь бы кто-нибудь не вздумал неожиданно рожать. Мы выбрали ту часть туннеля, которая показалась нам наиболее безопасной — под толстыми железными балками, способными, как мы надеялись, выдержать все удары. После отбоя, за которым последовала сильная стрельба — это теперь случается часто, — мы отправились дальше, но скоро поняли, что это бессмысленно, так как к фотоархиву мы добрались бы часа еще через четыре. Мы вернулись в бюро с пустыми руками и предстали перед отнюдь не обрадованным начальством. Д-р Сикс требует результатов, а как они будут получены, его не интересует.

В Потсдам я попала в семь вечера и обнаружила, что Мелани Бисмарк самым трогательным образом приготовила для меня праздничный ужин — с сигаретами «Честерфильд» от Рюдгера Эссена, большим количеством шампанского и настоящим пирогом со свечами.

Среда, 12 января.

Сегодня я опять ходила в полицейпрезидиум за фотографиями разрушений от бомбежек. Поскольку вид искромсанных тел считается наиболее деморализующим зрелищем, эти фотографии широкой публике не показываются.

Пришлось препираться с адъютантом графа Хельдорфа, красивым, но нахальным молодым человеком, который не давал мне на них посмотреть, заявив, что необходимо разрешение его начальника. Я сказала ему с беззаботным видом, что встречаю его шефа завтра, и тогда обсужу с ним эту проблему лично. Он вытаращил глаза, и я вышла.

Четверг, 13 января.

Граф Хельдорф несколько раз менял время нашей встречи. Наконец он появился в дверях и пригласил меня в «святая святых». Мы долго говорили о том и о сем, а также о его сделанном мне некоторое время назад предложении стать его личной секретаршей. Подозреваю, что он не доверяет своему окружению и хочет взять кого-нибудь, на кого он мог бы положиться. Видит Бог, ему это действительно нужно! Я попросила дать мне время подумать. Я должна посоветоваться с Адамом Троттом, так как такая перспектива меня пугает. Многие не доверяют ему из-за его видного нацистского прошлого, и тем не менее Готфрид Бисмарк относится к нему с симпатией и уважением; они явно очень дружат. У меня было много вопросов относительно того, что он называет моим Speisezettel.[134] Он дал мне ряд разумных советов, особенно по поводу доноса графа Пюклера в Гестапо на Мама. Он ничуть этому не удивился. Это черствый народ, их редко что удивляет. Мне кажется, что он всегда поможет мне в случае необходимости, но думаю, что не следует менять лошадей посередине переправы, вернее на середине бурного потока. Когда он любезно провожал меня к выходу, мы наткнулись на его адъютанта, который остолбенел.

Пятница, 14 января.

Провела все утро в издательстве «Шерль» в Тегеле — на этот раз мы с сослуживицей успешно добрались — в поисках фотографий. Я нашла несколько старинных снимков русской революции, которые пополнят мою личную коллекцию, а также хорошие, не знакомые мне доселе портреты последнего российского императора и его семьи, которые я тоже позволила себе «реквизировать»: возможно, немногие оставшиеся в живых Романовы захотят получить копии. Здание не отапливалось, и мы совершенно продрогли. Обратно в город ехали на попутных частных машинах, а часть пути проделали на ярко-красном почтовом грузовичке.

Сегодня в Берлин приехал Паул Меттерних. Мы вместе пообедали у Герсдорфов. Потом он поехал в Потсдам. Он выглядит здоровым и отдохнувшим. Какой ужас, что теперь он должен вернуться в Россию на несколько месяцев.

Шла домой с вокзала в Потсдаме, когда поблизости внезапно разорвалось несколько бомб. Я побежала что было сил и бежала так по меньшей мере милю, пока не достигла «Регирунга», и только тут, с изрядным опозданием, завыли сирены. Мы с Лоремари Шенбург, как всегда, нервничали, но мужчины отказались спуститься в подвал, и вместо этого мы сели ужинать. На этот раз налет оказался коротким, и должна сказать, что в присутствии Готфрида и Паула мы чувствовали себя гораздо менее беспомощными.

Суббота, 15 января.

Встала в шесть утра, чтобы приготовить Паулу Меттерниху бутерброды. К моему удивлению, когда я приехала к Герсдорфам обедать, он оказался там: у его самолета испортился двигатель и он вернулся. Там был также Адам Тротт.

В бюро я начала битву за то, чтобы остаться здесь еще на несколько дней. Честно говоря, это погружение в совершенно новую атмосферу внушает мне страх. Пока что мой начальник Бютнер совершенно непреклонен и даже вступил в конфликт по этому поводу с прочим нашим начальством.

По дороге домой мне удалось сделать прическу в одной из немногочисленных еще работающих парикмахерских. Я также прихватила всю косметику, какую смогла там найти, поскольку в Круммхюбеле ее вряд ли достанешь.

Позже Лоремари Шенбург, Паул, Тони Заурма и я погрузились в машину Тони и объехали еще действующие рестораны в поисках устриц — это один из немногих видов продовольствия, которые пока продаются без карточек. Вот во что превратилась ночная жизнь Берлина в 1944 году — в такие вот вечерние странствия! Мы поехали было в «Хорхер» в надежде достать вина, но оказалось, что он закрыт. В конце концов нас с Лоремари оставили в полуразрушенном баре отеля «Эден», а мужчины отправились продолжать поиски. Через вестибюль мы пробрались в передний зал — там царил развал и запустение: люстры на полу, повсюду куски развороченной мебели, щепки и обломки. Все эти годы мы так часто там бывали, что теперь нам казалось, будто мы превратились в свои собственные призраки. И тем не менее все это собираются восстановить!

Воскресенье, 16 января.

Встала в пять утра, чтобы во второй раз проводить Паула Меттерниха, потом снова легла и встала в девять. Надеялась поездить верхом с Рюдгером Эссеном (который снова в Берлине) — других физических упражнений у нас теперь не бывает, — но, приехав в конюшни, мы никого там не обнаружили. Удрученные, мы вернулись в «Регирунг» — позавтракать. И там опять застали Паула! На этот раз самолет улетел у него из-под носа, так что он остается еще на день. Рюдгер вызвался достать ему место на шведском самолете, отправляющемся в Ригу, но, как мудро заметила Лоремари Шенбург, бои на Ленинградском фронте тяжелее, чем когда бы то ни было, и чем медленнее он будет туда добираться, тем лучше.

Я проиграла свою битву с Бютнером и завтра уезжаю в Круммхюбель.