А также фильмы, газеты…

Мысли у нас у всех были разные, но я уверен, что у большинства они почти совпадали.

Вот сейчас мы поужинаем.

Встанем. Пойдем строем в казарму. Учебка закончится.

А что будет дальше?

С какого момента нас начнут бить "деды"?

Как себя при этом вести?

Давать ли сдачу, чтоб с самого начала себя показать?

Или терпеть, а то потом хуже будет?

Что отвечать на вопросы офицеров откуда синяки и ссадины?

И вообще, что я тут делаю?

Я жил нормальной жизнью хорошо зарабатывающего сотрудника и студента – вечерника.

Дискотеки, рок – концерты, девушки, ресторан "Кавказский" на Невском, белые ночи…

И что это, бл&дь, за жижа такая в тарелке??

Непонятного цвета и с ужасным запахом…

Вопросов было много…

Ответов нет.

И есть хочется.

А кроме жижи почти ничего нет.

"Почти" – это чёрный хлеб, круглая, обязательная в армии, шайбочка сливочного масла и черный чай в таком же чёрном, но видно, что когда-то белом, чайнике.

Так как на большинство вопросов ответов не было, я решил хотя бы разгадать тайну мрачного кушанья, которым нас потчивало военное начальство 558 ВСО Краснознаменного Белорусского военного округа города Минска.

Парни, не знаете что это? – спросил я у сидящих рядом и напротив солдатиков.

Х§йня какая-то! – отрезал один.

На рис похоже, – ответил другой.

Может овёс? – подал голос третий.

Сам ты овёс, это ячмень? – сказал четвёртый и был близок к истине.

Четвёртым, как потом выяснилось, был Володя Трофимчук. Он много чего знал. Бывалый был парень.

Постарше нас. Две ходки.

От третьей спасся в армии.

Как ему это удалось, неизвестно.

Вообще в стройбате хватало бывших сидельцев.

Общение с ними немного повлияло на моё мировоззрение.

Но об этом как-нибудь в следующий раз расскажу.

Итак, как сказал военный строитель рядовой Трофимчук, перловка действительно делается из ячменя. Это я потом узнал.

Короче говоря, голод – не тётка. Надо было что-то есть. И это что-то было вот это самое вот.

Позже мы узнали, что этот "деликатес" в армии прозвали "дробь – шестнадцать".

Почему именно так, остаётся только догадываться.

Наверняка об этом уже можно узнать в интернете.

Но тогда его не было. Интернета.

Пока я боролся с почти шекспировско – гамлетовской дилеммой "есть или не есть", дверь столовой открылась, и зашли двое военнослужащих.

Судя по виду, возрасту, уверенной походке и поведению они служили уже давно.

Это было понятно даже «духу».

А то, что это были армяне, понял скорей всего только я.

Во-первых, рыбак рыбака, сами знаете.

Во-вторых, по характерным чертам лица.

Несколько лет назад одна моя знакомая спросила меня, как я в толпе безошибочно узнаю́ армян?

– Катя, запомни,– ответил я ей,– у армян всегда удивлённый взгляд.

И сейчас эти двое вошли и стали усиленно что-то разглядывать или кого-то искать среди нас своими черными глазами.

И при этом переговариваться на моём родном языке!

Правда, на совершенно другом диалекте. У нас их много.

Но это уже не имело значения.

Какое-то тепло разлилось внутри моего тела.

Это было очень кстати. Потому что я сильно замёрз, пока мы строем шли до столовой и пели по бумажке какую-то патриотическую песню.

Да и в столовой, помню, был совсем не Ташкент.

Услышав разговор земляков, я тут же вспомнил шум речки рядом с родительским домом в родном городе Капане.

Звук коньяка, который разливает по рюмкам мой любимый дядя в Ереване.

Запах бабушкиного борща,  маминой долмы, папиного шашлыка!

На землю меня вернул окрик: Давиты ду эс?

В переводе: это ты Давид?

Парни стояли метрах в десяти от нашего стола и смотрели на меня.

Рядом с ними стоял наш сержант и показывал на меня рукой.

Почему земляки не узнали меня сразу, оставалось только гадать.

Наверно полуторагодовалое проживание в Ленинграде частично стёрло характерные национальные черты на моём лице.

Сидевшие рядом «ду́хи» тут же отстранились от меня, и все дружно сказали:

«Да! Давид – это он! Бейте его, а не нас!»

Шутка. Не было этого. Хорошие были парни.

Они просто недоуменно посмотрели на меня, ожидая продолжения.

– Аё, эс эм,– отвечаю.

Ну типа, да, я Давид.

Они тут же подошли и почти насильно вытащили меня из-за стола.

Хорошо, что я сидел у края.

– Пошли с нами,– говорят.– Всё хорошо будет.

– А как же мой сержант? – отвечаю.

– Не твоё дело. Пошли.

Мы вышли из столовой.

По дороге познакомились.

Это были "деды", Артур и Гамлет.

Всё-таки Шекспир сегодня рулит!

Через пять минут мы вошли в какое-то помещение, которое открыл ключом Гамлет.

Это было что-то типа кладовки, которую в армии называли каптёркой. А Гамлет, соответственно, был каптёрщиком.

Шекспиру такое даже и не снилось.

Блатная должность.

Они сразу накрыли стол.

Колбаса, знаменитая армейская тушёнка, какие-то пряники, печенье, лимонад.

– Куришь?

– Курю.

Дали пару пачек сигарет "Гродно".

Отказываться, как я сразу понял, я не мог.

– Ешь!

Ем. Класс!

Поел, закурили.

Немного поговорили. Кто откуда призвался, чем занимался на гражданке и так далее.

Поделились несколькими армейскими лайфхаками, как сейчас говорят.

Например, как сделать так, чтоб во время похода, пардон, по-большому в туалет, голенищами начищенных гуталином сапог не испачкать заднюю часть штанин.

Унитазов, как вы понимаете, там не было.

В нашем распоряжении были отверстия в полу, в народе именуемые "очко".

Оказывается, надо застелить эти самые голенища газетой.

Что я потом с успехом проделывал, используя печатный орган нашего военного округа газету "Во славу Родины".

Это ни в коем случае не какое-нибудь диссидентство!

Я был вполне лояльным к власти.

Просто других газет у нас не было.

И вообще старослужащие земляки велели мне всегда выглядеть опрятно!

В чистом, выглаженном обмундировании, блестящих сапогах, гладко выбритым, подстриженным и так далее.