Нападавшие, ослепленные внезапным светом, почти не видели окруживших их справа и слева солдат. Свет играл на их шлемах и на золоченых остриях пик, изготовленных к бою. Возле лестницы они увидели отряд судебных приставов с обнаженными мечами.
На верхней ступеньке появилась внушительная фигура в полном церемониальном убранстве, мерцающем в свете факелов золотом шитья, и с крылатой судейской шапкой на голове.
Рядом с судьей виднелись два высоких воина в форме кавалерийских тысяцких. Их латы и наплечия сверкали, и цветастые плюмажи свисали с макушек остроконечных шлемов. Один из воинов сжимал в руках тугой лук со стрелой наизготове.
Вооруженные негодяи врываются в управу
Громогласным голосом судья возгласил:
– Перед вами уездный начальник Ланьфана! Сложите оружие!
Детина с обнаженным мечом первым оправился от неожиданности.
– Прорывайтесь наружу! – скомандовал он сообщникам.
Но не успел он занести меч, как уже рухнул на землю, хрипя и корчась, – стрела Цзяо Дая пронзила ему горло. И тут же чей-то властный голос приказал из приемной:
– Напра-во!
В ответ на эту команду раздался топот ног и лязг железа. Негодяи в растерянности переглядывались. Один из них закричал:
– Братья, нам конец! Здесь армия! – и с этими словами бросил свою пику к нижней ступени лестницы. Затем, отстегивая пояс с висевшим на нем мечом, он молвил: – Ну что же, за шесть лет я дослужился до старшины. Видно, снова мне придется начать с рядового!
Услышав эти слова, Ма Жун рявкнул:
– Кто здесь называет себя старшиной?
На это говоривший заученно отчеканил:
– Старшина Лин, шестая пехотная рота, тридцать третья армия Левого Крыла. Слушаю и повинуюсь, господин тысяцкий!
– Все дезертиры – шаг вперед! – приказал Ма Жун.
Еще пятеро вышли вслед за старшиной и встали по стойке «смирно».
Ма Жун изрек сурово:
– Всем вам предстоит предстать перед трибуналом.
Между тем остальные негодяи сдали свое оружие приставам, которые связали им руки за спиной.
Судья сказал:
– Тысяцкий, спросите их, сколько еще дезертиров насчитывается в Ланьфане.
Ма Жун громко повторил вопрос судьи старшине.
– Около сорока, господин!
Судья Ди погладил бороду.
– Видно, вам придется навестить еще несколько приграничных уездов, – сказал он Ма Жуну. – Мне нужны солдаты. Предлагайте всем дезертирам вновь поступить на службу и обещайте им прощение от главнокомандующего.
Ма Жун немедленно скомандовал:
– Старшина Лин и пять рядовых! Тотчас же возвращайтесь, откуда пришли, и предстаньте здесь к полудню. Снимите с себя эти штатские тряпки и облачитесь в уставное обмундирование!
Ма Жун и Цзяо Дай арестовывают преступника
Шестеро дезертиров прокричали «Есть!» и ушли.
Судья Ди сделал знак. Приставы повели пленников в тюрьму, где их уже поджидал Дао Гань.
Дао Гань начал записывать имена бандитов; пятнадцатым, и последним, оказался не кто иной, как отпущенный им смотритель тюрьмы. Лицо Дао Ганя расплылось в широкой ухмылке.
– Ты не ошибся, мерзавец! И верно, ты вернулся сюда раньше, чем я тебя ожидал.
С этой речью Дао Гань открыл дверь камеры, где и прежде сидел смотритель, и втолкнул его туда мягким пинком.
На главном дворе новоиспеченные солдаты, рекрутированные Фаном, положили пики на плечо и направились маршем в казарму стражи.
Судья Ди увидел, как они маршируют, и с улыбкой молвил Ма Жуну:
– Совсем неплохо для одного дня занятий!
Затем Ди спустился вниз по лестнице. Два пристава заперли двери приемной, откуда перед этим вышел десятник Хун, нагруженный старыми котелками, чайниками и железной цепью.
Судья Ди заметил:
– У тебя голос настоящего командира, десятник!
* * *
На следующее утро на рассвете три всадника выехали из здания управы.
Посредине, в охотничьей одежде, ехал судья Ди. Рядом с ним, в форме кавалерийских тысяцких, которая придавала им внушительный вид, ехали Ма Жун и Цзяо Дай.
Они скакали на запад; по дороге судья обернулся в седле и увидел большой желтый флаг, который развевался на крыше управы. На флаге было написано красными иероглифами: «Штаб армии»
– Мои красавицы трудились над этим полотнищем всю ночь! – с улыбкой сказал судья своим спутникам.
Всадники направлялись к усадьбе Цзянь Моу.
Перед воротами усадьбы стояли четверо дюжих молодцов, вооруженных алебардами.
Ма Жун осадил коня прямо перед ними. Указывая плеткой на ворота, он приказал:
– Отворяйте!
По всей видимости, дезертиры, отпущенные ночью, уже разнесли слух о прибытии солдат. Охрана колебалась недолго: ворота отворились, и судья Ди со спутниками въехали внутрь.
В первом дворе несколько десятков человек, столпившись, возбужденно о чем-то беседовали. Увидев всадников, они немедленно замолчали и начали оценивающе рассматривать незнакомцев. Те, у кого были мечи, поспешили спрятать оружие в складках одежды. Трое приехавших, не глядя по сторонам, пересекли двор. Ма Жун въехал на коне по четырем ступенькам, которые вели во внутренний двор, судья и Цзяо Дай последовали за ним.
Во втором дворе под командованием старшины Лина тридцать человек драили мечи и копья и натирали маслом кожаные доспехи.
На ходу Ма Жун приказал капралу:
– Следуйте за мной с десятью рядовыми!
В третьем дворе никого не было, кроме нескольких слуг, разбежавшихся при виде всадников. Ма Жун направил коня к большому дому на задах усадьбы. Подковы коня стучали по каменным плитам. Изукрашенная резьбой красная лаковая дверь указывала на то, что это – вход в парадную залу.
По всей видимости, они ворвались туда в самый разгар срочного совещания. В центре залы сидели трое. Посередине в большом кресле, покрытом тигровой шкурой, восседал широкоплечий человек с тяжелой челюстью и властным лицом, украшенным тонкими усиками и короткой черной бородой. Казалось, что он только что встал с ложа: на нем все еще была ночная рубашка из белого шелка, поверх которой он накинул домашний халат с пурпурной вышивкой. Голову его венчала маленькая черная шапочка. Двое его пожилых собеседников сидели напротив на украшенных резьбой скамеечках из черного дерева. Было видно, что и они одевались в спешке.
Зала казалась скорее арсеналом, чем гостиной богатого дома, – стены сплошь завешаны копьями, пиками, щитами, а пол устлан шкурами диких зверей.
Троица в немом изумлении уставилась на пришельцев. Судья Ди, в свою очередь, тоже не промолвил ни слова. Он сразу направился к пустому креслу и сел в него. Ма Жун и Цзяо Дай расположились прямо напротив Цзянь Моу, одарив его презрительными взглядами.
Советники Цзяня поспешно встали со скамеечек и попрятались за хозяйским креслом.
Судья обратился к Ма Жуну обычным своим голосом:
– Тысяцкий, город находится на военном положении. Так что вы вольны поступить с этими мерзавцами, как вам угодно!
Ма Жун повернул голову и крикнул:
– Старшина Лин!
Старшина, в сопровождении четырех солдат, поспешно появился на пороге. Ма Жун спросил его:
– Кто из этих преступников– изменник Цзянь Моу?
Старшина указал на человека в кресле. Ма Жун изрек:
– Цзянь Моу, вы арестованы по обвинению в мятеже!
Цзянь вскочил с места; глядя прямо в глаза Ма Жуну, он выкрикнул не менее повелительным голосом:
– Как ты смеешь приказывать в моем доме? Стража, вышвырните их прочь!
Но тут Ма Жун ударил его в зубы кулаком в кольчужной перчатке. Цзянь рухнул, сокрушив в падении изящный чайный столик со стоявшим на нем драгоценным фарфоровым сервизом.
Шестеро свирепого вида негодяев тут же выскочили из-за большой ширмы у задней стены залы. Они размахивали длинными мечами, а их предводитель сжимал в руках секиру.
