- Не порок сердца, но деформация, - сказал врач. - Для вашего органа, молодой человек, нужно теплое местечко.
Кулешов удивился своему организму, но, получив белый билет, послушал компетентного кардиохирурга. И нашел место в котельной. Вернее, нашел это место его бывший школьный приятель Глотов, трудящийся по совместительству и в котельной, и в морге. Котельная отапливала больницу.
- Ну что ж, - улыбнулся начальник котельной. - Кадры нам нужны молодые, слесари тоже.
- Спасибо, - отвечал Кулешов.
- Уговор знаешь?
- Знаю, - отвечал молодой рабочий: бутылку водки с получки для улучшения благосостояния наставника и его настроения.
- Ну и ладненько, - сказал начальник. - Можешь хоть сейчас становиться на трудовую вахту.
И вот Кулешов собирается в очередной раз на вахту, он идет на общую кухню, готовит бутерброды, слушает торжественный старческий голос из телевизора:
- ...еще раз, блядь, поздравляем вас со славным юбилеем, который вы встречаете, полный творческой энергии, во всесилии многогранного опыта партийного мудизма и революционного похуизма...
М. - один во всем мире. Один и на сцене. Слушает удары топора за кулисами. Потом, сорвавшись, мчится в зал, к режиссерскому столику, срывает оттуда пьесу - и вновь бежит на подмостки.
И - швыряет рукопись вверх, и ее страницы, шурша, покрывают доски сцены. И М. стоит, задрав голову к колосникам, и не замечает молодого человека, который, как тень, приближается к нему, вкрадчиво касается руки. Режиссер заметно вздрагивает, орет, скрывая испуг:
- Что такое?!
- Подпишите-с? - Тень протягивает бумажный листок.
- Что это?
- Документ-с! На получение авто.
- У меня есть авто.
- Ничего не знаю. Приказ-с.
- Ну-ка! - М. читает, затем резким движением - лист от себя.
- Что вы сделали? - Молодой человек пытается поймать страницу, но она пропадает в других ей подобных; молодой человек падает на четвереньки и панически ползает по доскам. - Что вы сделали? Я же головой отвечаю!.. С меня стребуют... Меня ж... - чуть не плачет.
М. смотрит на молодого человека, присаживается на корточки:
- Ну на хр-р-рена мне два авто?
- Ничего не знаю... Я ничего не хочу знать! - Роется по-собачьи в бумаге.
- Кто тебя научил ходить так тихо?
- Официант научил... Я на официанта учился, пока меня...
- Никогда ничему не учись у официантов... Ничему! Мой совет.
- Теперь меня... Как же я?.. Я же старался...
- Эх ты, раковая клетка! - М. протягивает ему листок.
- А-а-а! Нашли! Слава тебе, Господи!.. Спасибо-спасибо! - Пытается поцеловать руку режиссеру.
- Ты что? Пшел вон!
- А не подпишете?
- Вон!
- Лучше подпишите... - Молодой человек испуганно осматривается. - А то вас... вас...
- Во-о-он!!!
Можно было только посочувствовать Цаве - он не понимал ни меня, ни О. Александрову. Впрочем, мы с ней сами толком не знали, чего хотим.
- Зачем вам все это? - вопрошал наш друг.
- Цава, должны же в мире существовать какие-то законы? - удивлялась жена.
- Он вам, как я понял, ни сват ни брат?
- Цава, не будь казенным, - просил я.
- Тогда говорите: что вы от меня хотите?
- Ему надо как-то помочь.
- Как?
- Я бы могла статью написать. На морально-нравственную тему, высказалась О. Александрова.
- А если он виноват и суд прав? - спрашивал Цава. - Ты прости, Александров, но человек ты эмоциональный, я бы даже сказал, нервный, впечатлительный...
- Речь не обо мне!
- Надо с ним встретиться, - предложила жена.
- Родная, кто тебя допустит? - всплеснул руками Цава. - Насколько мне известно, смертники изолируются до своей последней смертной секунды...
- Какой ужас, - лепетала жена. - Я его видела... он... не мог... Он этих двоих... справедливо...
- Если бы каждый так поступал, как он? Что было бы? - поинтересовался мой приятель.
- Мир стал бы лучше, - ответил я гордо.
- Да?
- Да!
- А я вот что-то сомневаюсь.
- А я - нет!
- Во-о-о-н! - страшно заорал М. и наступал на тень. - Во-о-о-н, чтобы духу!..
Пятясь, молодой человек столкнулся с Зинаидой. Она испугалась спазмы душат ее. М. бросается к ней:
- Зиночка? Зина? Не бойся, не бойся! Дыши-дыши!..
- Боже мой, чего они от тебя хотят?
- Ничего уже не хотят! Дыши глубже.
- Какие-то вокруг люди. Они странные. У них нет лиц. Они в сапогах, эти люди. И у этих сапог запах дегтя!..
- Зинаида! - М. держит родные руки у сердца. - Это рабочие сцены.
- Надо бежать... Бежать!.. Туда, где нет этого запаха... И еще они рубят... Слышишь стук?
- Это мое сердце.
- Нет-нет, они рубят людей.
- Прекрати... Я сам приказал... чтобы декорации к черту!..
- Потом они будут рубить тебя! Я не хочу этого!!! Не хочу!
- Зинаида! Прекрати! Истерику!
- Они отрубят тебе пальцы, чтобы ты не смог написать мне письмо... Я буду ждать письмо, а тебе отрубят пальцы... И ты не сможешь написать письмо... А я буду ждать письмо!
- Так!!! - взрывается он в крике, в вопле, в оре. - Хватит! Мы будем работать! Сейчас же! Немедленно! Мы будем работать!!!
- Нет! Я не хочу. Я устала. Я боюсь. - Зинаида отступает. - Нас обманули. Как детей. Разве можно обманывать детей?
- Мы будем работать! Дайте тишину!.. Мы начинаем...
- Нет, я не хочу!
- Я сказал!
- Нет! - кричит в ужасе Зинаида. - Нет!.. Я тебя ненавижу! Ты - шут! Придворный шут!.. Как ты можешь работать, когда... Тсс! Тишина... Ты слышишь, какая тишина... Нет, шуршат, шуршат... - Шепчет безумно: Шурш-шурш-шурш... это мыши... мышшшши! Как их много... их полчище!.. их миллионы!..
- Зинаида! Это бумага... бумага... бумага! - М. напуган ее состоянием.
- Нет, это мыши... Разве ты не видишь? Странно, что ты...
- Зиночка!
- Они меня... не надо! Не надо!.. Мне больно! - Зинаида отступает, отступает, отступает.
М. в прыжке настигает ее, бьет наотмашь по лицу; пинает ногой страницы:
- Это бумага!.. И мы будем работать с тобой.
- Нет-нет!
- Будем! - И снова жестокая пощечина.
- Не-е-ет!
- Да! - И вновь удар по лицу.
- Я не могу!!!
- Можешь! Потому что! Ты моя! Ты - актриса!.. И ты будешь играть! Будешь! - Тащит Зинаиду к качелям. - Ну, вспомни? Какая ты была! Вспомни! Черт возьми!.. Вспоминай!!!
у входной двери Кулешов столкнулся с Сусанной. Случайная встреча? Постаревшая соседка пахла декабрьским морозцем, снегом и похотью. Сусанна искренне обрадовалась:
