Над райцентром, между тем, все так же висела морозная дымка, сухой воздух обжигал щеки, смерзшееся дыхание оседало куржаком на ресницах. Зина прятала лицо в воротник полушубка, а Димка думал о том, что на трассе сейчас еще холоднее, чем в поселке. Но все же он зашел в магазин и купил несколько бутылок шампанского.

Правление потребительской кооперации нашли быстро. Председатель сидел в своем кабинете в шубе и великолепной выдровой шапке. Глядя на нее, Димка сразу вспомнил Коровина. Тот сошьет себе из шкурки, которую купил у охотника, точно такую же. Председатель торговался с Гудковым.

— Везите пустые бочки и забирайте керосин, — говорил он. — Свои я вам не отдам, вы их не вернете.

— Зачем они нам? — убеждал его Гудков. — Мы что, грибы солить в них будем, что ли? Мы весной заканчиваем стройку и уезжаем отсюда.

— Вот и увезете с собой мои бочки, — стоял на своем председатель. — Я таких кочевников, как вы, уже видел.

Каждый стоял на своем и, казалось, спору не будет конца. Димка некоторое время молча слушал его, потом достал из сумки бутылку шампанского и сказал:

— Мужики, я сегодня женился. Давайте, хотя бы символически, отметим это событие. Иначе у нас с Зиной не будет счастья.

— Правда, что ли, женился? — удивился председатель.

— Только что из ЗАГСа, — сказал Димка и, достав из кармана свидетельство о браке, протянул председателю.

Тот развернул его, прочитал, вернул Димке, молча открыл сейф и достал оттуда бутылку коньяка.

— С шампанского сейчас на улице околеешь, — сказал председатель, свинчивая с бутылки пробку.

Гудков по-хозяйски взял с тумбочки два стакана, стоявшие рядом с графином, поставил их на стол. Председатель налил в них коньяка.

— С ним бы я пить не стал, — сказал он, кивнув на Гудкова, — а с тобой выпью. Будьте счастливы.

Он подмигнул Зине и опрокинул коньяк в рот. Потом выпили Гудков с Зиной. После этого председатель произнес:

— Ладно, черт с тобой, забирай керосин вместе с бочками, но чтобы завтра они были у меня.

— Голову даю на отрез, что будут, — произнес Гудков и провел ногтем большого пальца по своему горлу.

— Смотри, я надеюсь, — погрозил ему председатель и тут же, позвонив на базу, распорядился, чтобы там загрузили десять бочек и доставили их в аэропорт.

Уже в вертолете, в котором нечем было дышать из-за запаха керосина, Гудков сказал Димке:

— Если бы не твоя свадьба, ничего бы я здесь не получил.

На что Димка ответил:

— Значит мы с Зиной решили вовремя пожениться.

16

Бульдозеры и экскаваторы завели на следующий день, но счастливая полоса на трассе от этого не наступила. Техника постоянно ломалась, не выдерживали и люди. Суеверный Шумейко боялся докладов своих подчиненных потому, что ничего хорошего в такую погоду от них не ждал. И когда увидел Гудкова с каким-то странным, растерянным взглядом, сразу насторожился. Гудков осторожно, бочком вошел в вагончик, сел на стул, снял шапку, помял ее в руках, потом нерешительно сказал:

— Не знаю, что делать. Трассу потеряли.

— Как потеряли? — удивился Шумейко.

— А вот так. До девяносто второго пикета дошли, а девяносто третий найти не можем.

— Значит плохо искали, — решительно сказал Шумейко. — Там же просека должна быть.

Гудков несколько мгновений молча смотрел на Шумейко, потом достал сигарету, закурил и забарабанил пальцами по столу.

— Чего ты стучишь? — нервно дернулся Шумейко, не заметив того, что тоже начал барабанить пальцами. — Кто у тебя там работает?

— Панов и Шабанов, — Гудков зачмокал губами, раскуривая сигарету, огонек которой не успел разгореться.

— И они тоже не могут ее найти?

— Не могут. Там как раз такое место, что снегу намело чуть не до верхушек деревьев.

— Сколько строю, а такой трассы у меня еще не было, — сказал Шумейко и, закрыв толстую тетрадь, которая заменяла ему рабочий журнал, поднялся из-за стола. — Бери лыжи и поехали на трассу. У тебя вездеход на ходу?

— На ходу. Только у него аккумуляторы сели. Надо трактором дернуть.

— А больше у тебя ничего не случилось?

— Да нет, — пожал плечами Гудков, не понимая, куда клонит начальник.

Три дня назад на трассе страшно обморозился Павел Коровин. С самого утра у него забарахлил экскаватор, а потом сломался совсем и сколько Паша ни бился, запустить его снова так и не смог. Ждать, пока кто-то из начальства приедет на трассу, он не стал, знал, что раньше обеда здесь все равно никого не будет. Плюнув с досады в сторону машины, которая так некстати подвела его в самый неурочный час, он отправился в городок строителей пешком. И хотя на улице было минус сорок три, а от места поломки до городка — километров восемь, Паша, ни минуты не раздумывая, скорым шагом направился домой. Около экскаватора ему делать было нечего. В холодной машине долго не высидишь, у костра в такой мороз шибко не обогреешься.

Через полтора часа Паша пришел в городок. Первым делом зашел в столовую выпить горячего чаю. Зина увидела его и ахнула. Все лицо Паши было белее снега.

— Ты же обморозился, — всплеснув руками, сказала она. — Беги на улицу и попытайся оттереть лицо.

Паша вышел из вагончика, зачерпнул горсть снега и начал тереть сначала щеки, а потом лоб и нос. Но сколько ни тер, не ощущал ни холодного снега, ни прикосновения к лицу ладоней. Два дня, закрывая лицо мокрым полотенцем, он отлеживался в вагончике, на третий пришел в столовую. Когда он заглянул в окно раздаточной, Зина ужаснулась. Его лицо напоминало кусок оттаявшего сырого мяса. Оно было намазано какой-то мазью и все сочилось. На щеках и лбу у Паши виднелись мутные капли. Сначала она испугалась, но, переборов страх, подала ему тарелку со щами. Он поставил ее на стол к сварщику Бочкареву. Бочкарев, увидевший Пашу, когда тот заходил в столовую, ел, опустив голову. Но было видно, что он через силу заставляет себя глотать горячую, ставшую вдруг невкусной пищу. Наконец он положил ложку на стол, встал и, не поднимая головы, вышел из столовой. Ко второму блюду он даже не притронулся.

Зина сразу поняла, что так он поступил напрасно. Коровин тоже перестал есть и повернулся к двери, словно ждал, что она сейчас откроется и в нее войдет Бочкарев. Но Бочкарев не вошел. Паша перевел взгляд на раздаточную и увидел в окне Зину. Ей показалось, что он сейчас заплачет. Его обезображенное лицо даже искривилось и она вдруг поняла, что кроме физической боли он испытывает другую, более страшную. «Он совсем молодой и симпатичный, — подумала она и тут же поправила себя: — Был симпатичным. Теперь для него даже собственные фотографии стали чужими, потому что он уже не похож на самого себя». Ей стало жалко Пашу и она спросила:

— Что тебе принести, чай или компот?

— Ничего мне не надо, — ответил Паша, поднялся из-за стола и вышел из столовой.

Всю эту сцену наблюдал Шумейко. Беду Коровина он принял как свою собственную, но ничем помочь ему не мог. Вчера он отправил Пашу самолетом на большую землю. До конца строительства Коровин на трассу уже не вернется. Теперь Север заказан ему навсегда.

Не успел Шумейко прийти в себя после этого потрясения, как на его голову теперь свалилось новое. Бульдозеристы потеряли трассу. Что это — случайность или цепь неприятных событий, которые должны закончиться чем-то из ряда вон выходящим?

Шумейко посмотрел на Гудкова, но о своих мрачных догадках ничего не сказал. Обмотал шею толстым шерстяным шарфом, снял с вешалки полушубок и, толкнув рукой дверь, вышел наружу. Мороз за последние сутки спал, хотя висевший на стене вагончика термометр показывал минус тридцать семь. Но минус тридцать семь — это не минус сорок три. При такой температуре на Севере даже дети младших классов в школу ходят. Шумейко взвалил на плечи лыжи и двинулся к вездеходу. Около него уже крутились механик и водитель. Минут через пятнадцать вездеход завели, дернув трактором. Шумейко с Гудковым уселись в кабине рядом с водителем и машина выехала на трассу, напоминающую траншею, проложенную в глубоком снегу. Иногда казалось, что машина идет не по трассе, а по снежному тоннелю.