Между тем я хорошо знаю, что в древности люди сами четко отвечали на этот вопрос. Отвечали без всяких сомнений. В основе всех сложных погребальных обрядов лежит одна настойчивая мысль — умирая, человек не исчезает бесследно, через определенное количество поколений он должен опять вернуться на Землю и начать новую жизнь среди своих соплеменников и землян.

Эта мысль древних снимает мои сомнения. Археологи и историки возвращают к жизни давно ушедшие культуры и народы и делают их нашими современниками. Так хотели древние. И в этом мудрость веков.

Связь поколений близких и далеких — мост над рекой времени — как он хрупок! Но как преданно он служит человечеству, и нужно беречь его. Ибо, когда он рушится, каждый человек и все сообщество превращаются в хаос и прах. Прах необратимый.

Г. Б. Зданович

ИСКУССТВО ВЕЩИ

Наша выставка имеет подзаголовок «Красота и духовность мира вещей». Для археолога и историка первобытности древняя вещь — это прежде всего исторический источник. Современный человек, далекий от научных споров, воспринимает окружающий его мир вещей лишь с утилитарной или эстетической сторон. Другое дело — человек первобытный.

В древних обществах искусство не являлось отдельной и самостоятельной сферой человеческой деятельности. Предметы, собранные в нашей экспозиции, не представлялись своим создателям произведениями искусства, но были принадлежностями быта или объектами культа. В последнем случае форма древней вещи ближе всего к образу «чистого» искусства. Вместе с тем первобытный человек не знал и узко утилитарного подхода к своим вещам. Сам по себе труд, переплетенный с мифом, верованием и магическим действом, оказывался не только физическим, но и духовным актом.

Традиционное искусство — это прежде всего искусство вещи.

Эстетика древнего человека есть его онтология, т. е представление о бытие. Образы первобытных вещей, как правило, лаконичны, изящны, выразительны. Отвлеченное пластическое выражение чувства ритма, симметрии, точных правильных форм связано с идеей порядка, стабильности, законченности бытия, столь характерной для архаических мифологий.

Среди археологических материалов богато представлены образы древних орнаментов. Вероятно, орнаментом покрывались не только керамические сосуды и изделия из кости, но и многие другие не дошедшие до нас предметы быта и культа. В особом «пристрастии» традиционных культур к орнаментальным композициям обнаруживается некое принципиальное соответствие или родство между орнаментом как видом изобразительного искусства и мифом как формой и основным содержанием раннеисторического мышления. Для орнамента характерна абстрактная, чуждая перспективе точка зрения; орнамент не требует от зрителя включения в иную среду — в мир изображения. Эти свойства орнамента полностью соответствуют коренным установкам первобытного мифа. Через пространственную организацию орнаментальных композиций, их характерную ритмику древний человек выражал свое чувство времени и удовлетворял потребность в причинно-следственном обосновании бытия. Орнамент здесь — не просто украшение предмета, но и определенная символическая система, существующая в чутком взаимодействии с формой, материалом и самим «мифом» вещи.

Глубоко своеобразно традиционное восприятие вещи. Первобытная вещь есть своего рода «непрерывность»; через вещь природный мир переходит в мир социального бытия, а сфера практических нужд как бы «перетекает» в мир духовных сущностей.

Человек становится человеком в том числе и посредством своих вещей. Это огромная роль вещного мира — в процессе антро- и социогенеза, в каждодневном человеческом существовании — была по-своему осмыслена уже традиционной культурой. Человек мифологизировал вещь, признавая за вещью возможность и право самостоятельного и независимого действия. Вещь для древнего человека, собственно говоря, есть живое существо. В одном африканском мифе рассказывается о происхождении смерти; смерть появилась на земле из-за того, что одна женщина нечаянно разбила глиняный горшок. Вещи перед тем, как положить их в могилу, часто ломают и портят: они тоже должны быть «мертвыми».

Вещь в традиционной культуре интимно связана с человеком и его судьбой. Вещи могли быть «хорошими» и «плохими» — вещами-«неудачниками», вещами, вредящими своему владельцу. Когда хотели нанести вред тому или иному человеку, портили его вещи. Вещь втягивалась в пространство человеческой личности. Некоторые первобытные народы оставляли на могиле все вещи, изготовленные умершим при его жизни.

Человек внимательно относился к своим вещам. Особым почетом пользовались древние или просто старые вещи, им приписывались сверхъестественное происхождение и смысл. Для человека традиционной культуры идеал — общественный и эстетический — лежал в прошлом. Творчество в большей мере было ориентировано на подражание, на сложившийся канон. Еще Аристотель утверждал, что «продукты подражания всем доставляют удовольствие». Среди произведений первобытного творчества очень много похожих, но зато совершенно нет одинаковых вещей. Всякая вещь создается как будто в первый раз, как мифическая «перво-вещь». И тем более ослепительными кажутся внезапные вспышки древнего гения, запечатленные его необычными и необыкновенными вещами.

Древний человек творил средствами не только культуры, но и природы. Материал вещи сам по себе — часть первобытного искусства. Древняя вещь — это как бы продолжение ее природного материала.

Генеральную линию развития искусства можно представить как движение от абстрактного к конкретному. Пусть эстетическое чувство древнего человека было еще неосмысленным, не вполне развитым, но уже в его искусстве обнаруживается — в исторически ограниченных формах — колоссальное культурное богатство последующих эпох со всем многообразием его направлений, методов и стилей.

И все же традиционное искусство есть прежде всего искусство «классическое». Классицизм, по мысли А. Ф. Лосева,— «это система малоподвижных и отточенных художественных структур, образующих собой пластическое совершенство...» Основу эстетики классицизма образуют «совершенно не исторические формы красоты». Не в этом ли секрет непреходящей притягательности древнего вещного искусства?

Д. Зданович

1. КАМЕННЫЙ ВЕК

(IV—III тыс. до н. э.)

Южный Урал был заселен первобытным человеком по имеющимся в настоящее время данным в мустьерскую эпоху около 70 000 лет назад. Памятники этого времени немногочисленны и их материалы на настоящей выставке не представлены. Наиболее хорошо изучены памятники конца каменного века — позднего неолита (конец IV — начало III тыс. до н. э.) и особенно энеолита (середина — вторая половина III тыс. до н. э.). В это время лесостепные районы Южного Зауралья и Северного Казахстана занимало население родственных культур — суртандинской, терсекской, ботайской. Поселения располагались, как правило, возле воды — на озерных мысах и в заливах, возле родников, ключей и т. п. Жители этих поселков устраивали свои жилища несколько углубленными в землю, используя в конструкциях дерево. Среди орудий труда преобладают каменные изделия — ножи, скребки и скребла, наконечники стрел и копий, сверла, выполненные прекрасной техникой отжимной ретуши из уральской яшмы зеленого, сургучного и других цветов, а также из кремня различных оттенков. Помимо кремня для изготовления крупных орудий, таких, как топоры, тесла, диски-утяжелители, человек использовал и другие разнообразные породы камня. Техника сверления и шлифовки каменных орудий достигла совершенства. Широко использовались и дошедшие до нас костяные орудия — тупики, пешки, проколки, штампы для орнаментации сосудов. Встречаются украшенные геометрическим орнаментом путовые кости лошади.