Это можно было назвать экскурсией – богатый турист, мучаемый бездельем и любопытством, убивает время между легким завтраком и комфортабельным обедом, знакомясь с особенностями местного производства хлеба.

Хотя какого еще хлеба?! Далекие предки аборигенов явились на планету во всеоружии: козы, овцы, какая-то волосатая разновидность крупного рогатого, полосатые хрюшки, вот только злаков не завезли. Они, правда, растили нечто похожее на ячмень. Наверное. Наверное – не потому, что сами они называли это растение «кора» и оно, ясен пень, должно было измениться за тысячи лет, а потому, что из туриста ботаник – как из московского айтишника оленевод. Кора эта почиталась священным растением, использовалась главным образом в производстве какого-то ритуального напитка, росла в местных условиях неохотно и не везде. Ели же аборигены деревья.

Опять двадцать пять! Какие деревья?! Местная флора, если ее вообще можно так назвать, только внешне напоминала земные растения. Как правило, над почвой возвышались лишь поверхностные части большого организма, отчего леса с высоты напоминали лоскутные одеяла – пересечение разных видов на одном участке было редкостью и, вероятно, объяснялось сложной структурой симбиоза. То ли из-за более низкой по сравнению с Землей гравитацией, то ли еще по каким причинам, деревья – назовем их все же так – достигали впечатляющих размеров. Съедобный бамбук, как я обозвал про себя этот хлебный вид, редко когда бывал ниже двадцати метров. Разумеется, с земным его роднил лишь характерный облик сегментированного ствола, увенчанного в верхней трети легкими пушистыми отростками, охотно отзывавшимися шевелением на малейшее дуновение ветра.

Обширные участки этого вида покрывали невысокие холмы юга, сбегавшие к теплому океану. Никто его не разводил, он рос в совершенно диком состоянии. Мелкие реки, сбегавшие с тех холмов, никогда не знали величия Дона, сразу отдавая всю свою влагу морю и попутно неся к побережью узкие и длинные плоты, собранные местными лесорубами из обрубков стволов неземного растения. В многочисленных артелях на берегу бревна собирали, окончательно разделывали, избавляя от толстой и прочной кожуры, и отправляли полученные субпродукты морем на север.

Основную площадь территории хлебозавода, расположенного недалеко от Арракиса, занимали бесконечные ряды стеллажей, на которых прямо под открытым небом сушились эти полуфабрикаты. Рядом со мной возвышалось одно из таких сооружений, плотно забитое своеобразными дровами. Я похлопал ладонью по светло-бежевому длинному полену полуметрового диаметра. В свежем состоянии сердцевина хлебного бамбука напоминала настоящую древесину, только без сучков и годовых колец. Вроде мягкая, слегка прохладная на ощупь, она категорически не поддавалась моим попыткам поцарапать поверхность ногтем. С другой стороны неширокого тенистого прохода, где я прятался от палящего светила, лежало сырье, уже достигшее должной спелости. Изначально красивые светлые цилиндры скукожились, растрескались, посерели и легко крошились под пальцами, пачкая мелкой пылью. Пара рабочих неподалеку собирала их, загружая в глубокую телегу на высоких колесах. Молодой улыбчивый парень, весь с ног до головы покрытый пылью, стоя на спицах колеса, лупил деревянным, по виду тяжелым молотом по каждому полену, которые сноровисто подавал напарник. Хрупкие дрова трещали, ломались и осыпались в емкое нутро шуршащими бесформенными кусками. Я поспешил уйти подальше от пыльного облака, сопровождавшего движение нехитрого транспорта. Быстро дошел до широкого прохода, разрезавшего бесконечные ряды стеллажей, огляделся ориентируясь и споткнулся взглядом о далекую фигурку пожилой скелле. Та, не скрываясь, рассматривала меня.

Это сидя на Земле мне казалось, что Ана не задумываясь прыгнула следом, руководствуясь высоким порывом чувств. После возвращения быстро выяснилось, что расчетливая хладнокровная скелле никуда не делась, – на Мау, у приметного горного озера, нас встречала целая делегация. Как выяснилось, на месте непрерывно работала постоянная экспедиция Ордена с единственной целью: не пропустить наше возвращение. Сидя в восьмигранной округлой палатке, более похожей на шатер из фильмов про Средневековье, вслушиваясь в поток новостей, жадно поглощаемых моей высокопоставленной супругой, я впервые встретил ту скелле. Тогда она молчала. Я едва заметил ее в мельтешении и суете, царивших под мокрым брезентом. Сейчас был уверен: она здесь по мою душу.

Кивнул, еще раз огляделся – малолюдный хлебозавод жил своей нехитрой жизнью, с виду ясной и незамысловатой – и двинулся навстречу.

Незнакомка, заметив это, спряталась в тени высокого стеллажа, и какое-то время пришлось брести в совершенном одиночестве. Подумалось: «Ничему я не научился – помани загадкой, и я вновь лезу в неизвестность с головой». Воспоминания о прошлых ошибках заставили насторожиться, и в боковой проход я заглянул, баюкая шарик с соляным кристаллом в кармане и напрягая так и не успевшую восстановиться за краткое время, проведенное на Земле, чувствительность к магии.

В проходе никого, кроме скелле, не было. Она устало сидела на одиноком чурбаке, привалясь к высокой поленнице и вытянув ноги под широкой юбкой. Индейское лицо, может быть, легкая примесь древних – слишком темная кожа, черные прямые волосы, собранные в пучок, неопределимый возраст – сорок, пятьдесят, шестьдесят? Еще ни разу на моей памяти скелле в присутствии посторонних не вели себя так – так расслабленно, по-свойски. Будто обычная бабушка, устав от долгой ходьбы, присела в тенек успокоить гудящие ноги. Постоял, разглядывая. Незнакомка, наклонив голову, невозмутимо всматривалась в меня, затем, так и не проронив ни слова, похлопала ладонью по чурбаку: садись, эль.

Я, честно сказать, с удовольствием угнездился рядом. Легкий сквозняк пах пылью хлебного дерева, вдалеке слышались размеренные удары молота.

– Как вас зовут?

– Сорбаса, – она все еще рассматривала меня, потом отвернулась и проговорила в сторону: – Удивительно, совсем не изменились! Такие же молодые!

– Вы про меня и Ану?

– Ну а про кого же еще? – она немного помолчала, вздохнула. – Честно говоря, я думала, больше никогда вас не увижу.

За последнее время, признаться, тема мне уже поднадоела, поэтому я спросил прямо:

– Как вы здесь оказались, Сорбаса?

Она с удивлением повернулась:

– То есть как? Ты пришел на мой завод и спрашиваешь, что я тут делаю?

Пожал плечами:

– Извините, не знал, – в свою очередь взглянул на нее. – Мне показалось, вы хотели о чем-то поговорить? Нет?

– Не показалось, эль, не показалось, – она снова вздохнула, проговорила со значением: – Я присутствовала на совещании маути, когда стало известно, что за гостинец отправила тебе Старшая.

Снова пожал плечами: и что? Молчал. Сорбаса тоже молчала. Потом, видимо, решила, что туповатому элю надо все же объяснить, заговорила:

– Скелле по-разному относятся к древним клятвам, эль. Большинство о них уже забыло или считает их сказками. Но есть очень немногие маути, которые их чтут, и я одна из них.

Я повернулся. Ее глаза следили за мной:

– Я хочу, чтобы ты знал, эль, на том совещании я была одна такая. И я была единственная, кто был против того, чтобы Ана последовала за тобой.

– Почему?

– Ты эль! У тебя свой путь, начертанный богами. Не наше дело вмешиваться! Остальные забыли об этом. Они используют тебя в собственных мелких интересах.

– Меня это вполне устраивает. Иначе бы я не смог вернуться. Да и кто знает, что задумали боги?

– Ты не понимаешь! – Сорбаса, похоже, разозлилась – я почувствовал легкий звон в ушах и позабытое шевеление лепестков магии на лице. – Кто такая Ана без тебя? Одна из потомков древних. И что?! Таких у нас – как лохов в море! – скелле сделала паузу, чувствовалось, как ее тренированная личность возвращала контроль над телом, я терпеливо ждал. – Извини. Просто я верю в древние легенды, верю, что ты появился не просто так, и искренне желаю, чтобы твой путь завершился, – она нахмурилась, бросила быстрый взгляд на мое лицо, удовлетворенно кивнула, очевидно довольная реакцией, продолжила без паузы: – Я знаю, тот эль, что был до тебя, остановился. Знаешь почему? Его купили. Купили комфортной и сытой жизнью. Все, что я хочу, чтобы ты знал, – тебя здесь используют. Никого, включая Ану, – она снова покосилась на меня, – не интересует, что задумали боги. Более того, они этого боятся. Гораздо комфортнее приручить эля и жить, как прежде.