– Пока не будет исполнен долг!
– Но кто решает, когда именно он исполнен? – чародейка не уступала гному в упрямстве. – Наверное, э-э-э, спасительница?
Леандра слушала и не слышала. Слова вплывали в сознание лёгкими призрачными облачками, сливались, вновь разделялись, а потом вдруг рушились вниз, на самое дно памяти, становясь суровыми, несокрушимыми монолитами.
«Служить спасительнице», «даёт нерушимую клятву», «пока не будет исполнен долг» …
Ой…
Пляшущие облачка вдруг явили ей родную Долину, знакомую улицу, родительский дом. Все высыпали встречать её, Леандру, – но рядом с ней вышагивает – ай! караул! спасите-помогите! – совершенно нагой гном, обвитый чёрными ветвями псевдодрева, волочащимися за ним, словно обрывки плаща.
И при этом гном церемонно вёл Леандру под руку, нимало не смущаясь собственной наготы, напротив, чопорно кланяясь обратившимся в соляные столпы соседям.
Леандра охнула и зажмурилась.
– Что, что такое? – разом кинулась к ней Клара.
Леа только и смогла, что простонать.
– Так. Голову ей приподними, почтенный.
Скрип пробки, резкий запах эликсира, глоток, горло обжигает, Леандру сгибает в приступе жестокого кашля.
– Что смела дать ты ей за вредоносный яд?! – вдруг загремел гном.
– Спокойней, торопыга! – приязни в голосе Клары вдруг резко поубавилось. – Уж коли ты заговорил стихами… тьфу! Да убери ты руки! Пока я их тебе не отрубила!..
– Спасительнице причинён был вред сугубый!..
– Какой вред сугубый, балда?! – потеряла терпение чародейка. – Противошоковое и общеукрепляющее. Видишь, глаза уже открыла?
Леандра поняла, что лежит на плаще, впопыхах брошенном на твердь Межреальности, а над ней нависают два встревоженных лица – госпожи мастера Хюммель и…
Гном был молод. Каштановая густая борода не спускалась до пояса, не достигала даже середины груди, вместо этого будучи аккуратно и не без претензии на элегантность подстрижена. Знаток классических канонов нашёл бы его нос несколько широковатым, глаза – несколько глубоковато посаженными, а брови – несколько густоватыми.
Зато подбородок – сильный и волевой, зато с черепа хоть сейчас лепи гипсовую голову для рисования, а торчащие из-под запасного плаща руки, судя по объёму тех самых мускулюсов, годятся как ломать подковы, так и повергать в жгучую зависть ученика Юлия.
Гильдия Парфюмеров, извечные законодатели мод и манер в Долине, при виде низкорослого воителя, скорее всего, скривили б губы; однако, однако, однако…
– Спасительница! – возопил гном, бухаясь подле Леандры на одно колено. – Прекрасная дева, я, Тулнар сын Торрила, поклялся пред великим богом моего народа, Граннаром, что буду служить тебе, оберегать от всякого зла, покуда не будет исполнен долг чести моей!..
– Чего? – слабо выдавила Леандра, по-прежнему не слишком понимая, что происходит. – Куда служить?.. кому?.. зачем?..
– Ты спасла его, – пришла на помощь Клара. – Похоже, после этого сей достойный гном – кстати, из какого ты мира? Язык Долины ты знаешь отлично! – провозгласил себя твоим, гм, рыцарем. Не видала в «Дне миров» такую книгу – «Ивангое»?
Леандра сейчас не вспомнила б не только загадочное «Ивангое», но и собственный букварь. Да что там букварь! – не вспомнила бы и журнал последних новинок макияжа от Тамми Каэтано де Альба, молодой, но стремительно набиравшей популярность волшебницы из Гильдии Парфюмеров; папа предсказывал Тамми большую будущность[42].
– Оставь её со своими клятвами, – нахмурилась Клара. – Стой смирно, дай раны обработать, не вертись!.. И вообще, а что, если, э-э-э, дева-спасительница скажет – уходи, мол, я в тебе не нуждаюсь? Леандра! Сколько ждать-то ещё! Эй, госпожа интерн!
Госпожа интерн трясущимися руками наконец подала потребное.
– Дева может изречь любые слова, – с достоинством возразил гном. – В том числе исполненные гнева. Может велеть спасённому удалиться. Или удавиться – такое тоже бывало. Но это не имеет значения. О-о! Спасшая Дева дланью своей касается меня!..
– Тихо! – прикрикнула Клара. – Не закатывай глаза и не трясись. Что за чернота в ране, Леа? Ну?
– А-а-а, п-плесень, госпожа мастер. Fingunt nigrum debilitatis, и -
– Верно. Очищай!
Нет, не зря всё-таки Леандра столько лет терпела эту жабу Мескотт на пре-меде, и не зря оная жаба Мескотт вбивала им в головы азы лечебного дела.
– Смелее. Шпатель. Стерилизация. Выскребай. Не морщись, интерн! Да, воняет гадостно. Чисти, чисти!..
Пальцы у Леандры дрожали – это ж, как-никак, живой гном, а не манекен на столе в анатомичке, анимированный конструкт, на котором будущие Целители осваивали простейшие операции. Руки тряслись, но чёрную плесень надо убрать, иначе, доберись она до кости – вот здесь убрать, в глубине, самую крошечку -
Однако руки-таки слушались плохо, и -
– Леа! – её отпихнули, Клара перехватила шпатель. В глубине раны виднелась кость. – Рехнулась!.. Ты его до смерти запытать решила?!
– Волею Граннара, – проскрипел зубами побледневший гном, – всё то есть лишь испытания данной клятвы, и истинный гном никогда на них не обратит внимания, но будет лишь счастлив касанию длани Спасительницы, и будет благославля-а-а-а!..
– К-к-ка-кажется…
– Кажется, интерн, тебе удалось небывалое. Заставить гнома потерять сознание от боли.
– Я-а… н-не… по-потерял… – гном с трудом пошевелился, открыл мутноватые глаза. – Я лишь хотел изречь, что истинный сын Подгорного племени не обратит на то внимания, а будет лишь исполнять свой долг, покуда не закроется он раз и навсегда!..
– То есть как? – опешила Клара. – Если Леандра – работай, интерн, работай! – скажем, велит тебе сги… я хотела сказать, оставить её – ты, давший обет служить ей, не подчинишься?
– Я не подчиняюсь! – гордо изрёк гном. – Я служу и защищаю! Оберегаю спасительницу от преступных посягательств нечистых помыслами!..
Леандра очень хотела б сейчас, чтобы всё случившееся оказалось бы плодом воображения её «впавшего в шок» мозга.
Если этот гном притащится с ней в Долину…
Что скажут подружки? Силы небесные, что скажет Крокордилия?! Она ж её, Леандру, самым натуральным образом задразнит насмерть!..
– Как это ты собрался служить, не подчиняясь? – Клара сообразила, что дело плохо, и сама пошла в атаку. – А достоин ли ты вообще служить своей спасительнице? Как же сможешь ты уберечь её от нечистых помыслами, если сам угодил, как кур в ощип, в псевдопедипальпы к той твари? В результате чего спасительница сейчас штопает многочисленные дырки в твоей гномьей шкуре?
Леандра трудилась. После выскребания чёрной дряни дело пошло веселее, и она могла наконец прислушаться к разговору. Гном, несмотря на жутко израненную спину, – словно в застенках побывал, сказал бы папа, – держался весьма светски.
– Увы! Повесть сия настолько печальна, что поистине не дерзаю я оскорбить слух спасительницы оными речами!..
– Хватит болтать! – прикрикнула Клара. – Шов туже клади, Леа, не юбку штопаешь! Откуда ты, Тулнар сын Торрила, почему ведом тебе язык Долины и что ты тут делал?..
Гном тяжко вздохнул и принялся рассказывать.
…Он и впрямь знал язык Леандры с Кларой, да и мудрено было б не знать – его родной мир, Абраксас, лежал недалеко и вёл с Долиной Магов обширную торговлю. Его родное племя, обитавшее на скалистом морском побережье, поставляло…
– Это можешь пропустить, – Клара не стала выслушивать длинные перечни всего, чем знаменит был Подгорный народ.
– Неужто Соратница Спасшей не хочет услыхать о наших несравненных…
– Не хочу. И не вертись.
– Повинуюсь, – вздохнул Тулнар. – Мы жили на морском побережье, где старые горы обрываются прямо в белопенный прибой…
– Ты случайно не бард? – напрямик врубила Клара. – Нет, бардов я люблю, но таких, которые попроще!.. А вот с белопенным прибоем – жди беды. Запоёт о любви, всенепременно!
– Отчего ж не петь о любви?! – возмутился гном. – Сие возвышеннейшее и прекраснейшее…
