- Ишь ты какой выискался чистоплюй! - невозмутимо ответил Мустанг Купертино. - Ты же своими ушами слышал мой рассказ о том, как работает великая жлобская духовность. Я тебе подробно объяснил, как она распространяется по миру. Неужели ты мог поверить, что обычные человеческие люди могут по собственной охоте строить Жлобский мир? Могут жить в сраном говнище? Молиться в плавосравных храмах? Жрать среди сраного говнища, спать на сраном говнище, рожать детей в сраном говнище и отправлять их на смерть, на войну с каклами? Что они могут во имя своей высокой духовности убивать, грабить, пытать и насиловать естественное человеконаселение? Ты мог поверить, что всё это возможно без демографической крысотрансформации?
Во время своей речи Мустанг Купертино постепенно повысил голос с почти что шопота до нестерпимого крика.
- А хоть бы даже и поверил, всё равно обратного хода нет. Обратного кодового слова никто не знает. Я в тебя слишком много вложил, чтобы сделать тебя каудильо. Так что будешь ты у меня крысофюрером, никуда не денешься! Ещё и благодарить меня будешь! Кстати, можешь начать меня благодарить уже сейчас. А ну давай, вспоминай формулу!
- Спасибо тебе, пингвинушка, спасибо тебе, надутенький! - елейно произнёс Алоизыч. - Спасибо тебе, Гаргантюэль Монфоконыч ака Мустанг Купертино! Ты - моя жизнь, ты - моя надежда и вдохновение! Я тебя нашёл, я тебя надул, я тебя, сцука ебаная, своими руками и проткну!
Алоизыч вынул правой рукой из заднего кармана небольшую отвёртку, переложил её в левую руку и со всей силы косо всадил её в белое пингвинье брюхо.
Мустанг Купертино громко зашипел как автомобильная шина, у которой выкрутили ниппеля, и грузно осел на деревянные доски эшафота, а ешё через несколько секунд он уже неподвижно и плоско лежал, раскинув в стороны клеёные ласты и уставившись в хмурое небо невидящими круглыми глазами.
Алоизыч покрутил в руках отвёртку и открыл глаза. Вокруг него не было никакого Хренбля с куполами и башнями, никакой Крестной площади с гранитным распятием, никакой Мюзгвы... Алоизыч стоял на обочине хоженой им много раз дороги с отвёрткой в руках, глядя на знакомый до тошноты пейзаж...
Грязюка кругом, заборы какие-то покосившиеся, дома стоят сто лет некрашенные, и на балконах все прутья ржавые. Котельная рядом примостилась, кирпичи на стенах все аж чёрные, как будто там черти сто лет грешников коптили, и трубы вверх торчат, как в крематории. И всё это сраное говнище, широко раскинувшееся по Бескрайней и Посконной - это культовая среда, в которой вызревает, вызрела уже и кровавыми волнами расплёскивается на сопредельные страны высокая духовность Жлобского мира, аналогов которому нет на всей Земле.
Перед Алоизычем лежал странно знакомый пластиковый пакет, на котором был нарисован... Впрочем, Алоизыч и так уже знал, что лежит в этом пакете. Он постоял ещё пару минут, обдумывая свою жизнь и своё возможное в ней предназначение, а затем решительно переступил через дьявольский пакет и пошёл, не оглядываясь, дальше по своим делам.
