Собрав в кулак всю волю, я роюсь в сумке, нахожу ключ от Серегиной квартиры и выхожу через три остановки. Быстро собираю в какую-то сумку все свои вещи из шкафа, бросаю ключ на стол и выхожу, просто захлопнув дверь комнаты.
Почти бегом несусь к стоянке такси, сажусь в первую же машину, называю адрес и всю дорогу стараюсь не заплакать.
Удивительно – даже залить это алкоголем не хочу, нет сил, и в горле как будто ком стоит, невозможно глотать и дышать. Даже плакать не могу… Моя первая в жизни паническая атака…
К вечеру вроде отпускает немного, я набираю полную ванну воды, ложусь в нее, бухнув предварительно целую пачку соли с пеной и погружаясь теперь в аромат лимона и базилика. Плакать опять не могу, а ведь наверняка стало бы легче…
Очень внезапный конец отношений, надо признать… Но, с другой стороны, я чего ждала? После отказа выйти за него замуж? Что он всю жизнь будет бегать возле меня ручным пуделем? Ну, нет ведь – я отлично понимала, что рано или поздно так и произойдет, мы расстанемся. Хуже-то другое… И называется это «другое» Тема. Тема – и Голод, который неизбежно наступит. И вот что тогда делать, не представляю.
Верхние в нашей тусовке… эээ… даже думать не хочу. А как тогда жить дальше – с этим? Я знаю, что многие мазохисты от безвыходности начинают сэлфить – причинять себе боль самостоятельно. Но резать руки – это точно не мое. Ладно, доживу – узнаю, как говорится…
Музыка забивает немного мысли и голоса, даже картинки перестают мелькать перед глазами. Вода в ванне уже совершенно холодная, пена растворилась, надо выбираться – кожа сморщилась. Обматываюсь полотенцем, иду в комнату, вытаскиваю из шкафа туфли на шпильке, обуваюсь и, сбросив полотенце, цокаю в кухню, наливаю в фужер кефир и в таком виде долго танцую в темной комнате под «Blue System» – да, my bed is too big without you, baby, черт тебя дери…
Но я это переживу.
Некоторые вещи учат нас не бояться поменять все в один миг. Вот и я так сделала – написала заявление, уволилась из больницы, пару месяцев послонялась без дела, а потом решила, что пора осваивать доставшийся мне случайно участок земли рядом с авторынком. Пришлось учиться всему – строительству, бухгалтерии, обращению с желающими надуть меня мужиками-арендаторами, но я со всем справилась. У меня не было выбора – мне нужно было выжить во всех смыслах. И я это сделала, потратив на все целых пять лет».
Да, я был виноват. Виноват кругом – и перед Мари, и перед Никой. Мне вообще не надо было заводить этот роман – или надо было сперва поставить точку в отношениях с Мари, так было бы честнее. Но… я не мог ее потерять, страшно было, что она будет не со мной. Не представляю, о чем я вообще думал, как рассчитывал жить дальше. Я ведь знал Мари – она ни за что не стала бы терпеть унизительную роль любовницы.
Но ведь и женой моей стать она тоже отказалась – дважды отказалась перед появлением Ники и еще пару раз после того, как я окончательно с Никой порвал. Но дело было даже не в отказе… Я вообще не понимаю, как случилось, что я посмотрел на кого-то другого, да еще на абсолютно ванильную женщину, для которой Тема была чем-то грязным, извращенным – как, в общем-то, и для большинства. Мари всегда говорила – «а что ты хочешь, мы же девианты, люди с отклонениями, и нормальным это чуждо, противоестественно».
Ее, кстати, подобное положение дел не то чтобы не задевало, а… не знаю, скорее, не особенно беспокоило. Она не афишировала своих пристрастий приятельницам – но и не скрывала, если вдруг кто-то начинал о чем-то догадываться. Даже как-то рассказывала, как в сауне кто-то заметил пару следов и задал вопрос, а она честно сказала, откуда это. И ее приятельница отказалась спускаться в один бассейн с ней, словно это было что-то заразное. Мари легко расставалась с людьми – вот и с этой приятельницей рассталась совершенно спокойно, без сожалений, обронив только, что не обязана извиняться за то, как живет.
Я же… Мне, конечно, на первых порах не приходило в голову предложить Нике что-то «тематическое», а чуть позже, когда мы прожили пять лет, и я снова встретил Мари, мое предложение по разнообразию постельных утех встретило такой отпор и такой скандал, что я понял – нет, все, надо или врать, или уходить. Выбрал я, конечно, второе, потому что надеялся, что за прошедшие годы Мари, убедившись, как непросто найти в небольшом закрытом сообществе того, кому сможешь довериться в Теме, сделала какие-то выводы и теперь не будет так уж категорично отказываться от моего предложения. Разумеется, я опять просчитался.
Расставание с Никой затянулось почти на три года. Я любил сына, но жить с его матерью оказалось сложно. Я не так представлял себе семейную жизнь, если честно, и, возможно, оказался просто к этому не готов. Или дело было все-таки в Нике, в том, что она не прислушивалась к моим желаниям, не отвечала моим запросам. До сих пор не понимаю, на что я вообще тогда запал…
Даже внешне Ника очень отличалась от Мари – высокая, почти одного роста со мной, крашеная блондинка – спустя пару лет я с раздражением замечал, как отрастают корни ее волос, и этот контраст темно-каштанового и пергидрольно-белого вызывал у меня какое-то неприятное чувство. Мари, которая одно время тоже красилась в белый, никогда не позволяла себе запустить волосы до такого состояния.
У Ники были неправильные черты лица, короткий вздернутый нос и большие, чуть навыкате глаза непонятного цвета – то ли карие, то ли болотно-зеленые. Говорят, что именно неправильные лица привлекают внимание художников, но в моем случае это не сработало – я не нарисовал ни одного ее портрета, не сделал даже наброска. Лицо Ники не вызывало во мне вдохновения, не будило желания взять в руку карандаш. Да я вообще не понимаю, что на меня нашло, как я оказался с ней, как довел ситуацию до того, чем она закончилась…
Я обманывал Мари и очень боялся, что рано или поздно она все узнает. И не видел выхода, не видел возможности выпутаться, а наоборот – затягивал узел на своей шее сильнее и туже. Когда Ника объявила, что беременна, я сперва испугался, а потом в какой-то момент подумал – а почему нет, собственно? Я сразу говорил, что жениться не собираюсь, но теперь согласен был жить вместе, воспитывать ребенка. А Мари… ну, что – Мари? Подергается и смирится, куда ей деваться?
Если бы не этот дневник, я так никогда бы и не узнал, почему Мари тогда исчезла. Я приехал, как обычно, к Сереге – и нашел в комнате ключ и пустые полки шкафа, где раньше лежали вещи Мари, стояли ее туфли и какие-то еще необходимые мелочи. Я вертел ключ в руках и не мог поверить тому, что вижу – она ушла. Собрала вещи и ушла, бросила меня…
Попытка нормальной жизни оказалась неудачной и мучительной для обоих – и для меня, и для Ники. Изменять ей я начал практически сразу, даже не понимая, зачем делаю это. И в голове все время крутилась только одна мысль – Мари ушла, Мари больше не со мной. Она уволилась из больницы и пропала – телефоны не отвечали, застать ее дома я тоже не мог – или она просто не подходила к двери, не знаю. Я промучился так около полугода и снова начал посещать вечеринки, сошелся близко с Севером, с ним же и катал, используя его девок. И все это было не то, не то…
Не представляю даже, как сложилась бы моя дальнейшая жизнь, если бы не та поездка в автосервис. Но, видимо, так должно было случиться, чтобы я снова обрел Мари – у нас ничего не было закончено. И, как ни странно, все не закончилось даже после того, как ее не стало.
«Пять лет я прожила… даже не понимаю, как, не помню. Все время работала – чтобы не иметь свободного времени на лишние мысли, чтобы от усталости падать дома в постель и спать без сновидений. Это отчасти помогало не обращать внимания на Голод, который накрыл меня с головой примерно через полгода после разрыва с Денисом. Искать другого Верхнего я даже не пыталась – понимала, что все эти попытки заранее обречены на провал. Слишком узкий круг, слишком хорошо знаю всех, слишком много обо мне знают…
