Восемь воинов, убив привратника, стали тихо входить в донжон. В это время, они услышали крики тревоги и поняли, что обнаружены врагом.

– Скорее, скорее сеньоры! – торопил всех Анри, прикрывая отряд с тыла. – Эти гады нас заметили и бегут сю….

Он не успел договорить. Стрела из арбалета попала ему в спину, пробила кольчугу, кожаную куртку под ней и вышла из груди. Он пошатнулся от сильного удара, как-то сразу ослабев, но, чувствуя солоноватый вкус крови у себя во рту, собрался с последними силами, вошел в донжон и закрыл дверь за собой на засов. Потом, у него поплыло все перед глазами, завертелось, закружилось и покрылось мраком. Анри умер. Их осталось семеро, не считая трех рыцарей, которые остались в башне для организации отхода…

– Анри! Анри! Что с тобой! – Крикнул Пьер и увидел, что его друг убит наповал стрелой из арбалета.

– Скорее, закрывайте засовы входной двери! – Крикнул Годфруа.

– Это кто еще там? – Раздалось сверху. По лестнице вниз спускались двое…

– Арбалеты… – тихо сказал де Леви.

Раздались два последовательных щелчка и двое спускавшихся, один за другим, по очереди свалились и кубарем покатились вниз по витым ступенькам, сраженные арбалетными стрелами.

– Пьер! Жан! Возьмите оставшиеся пять арбалетов, завалите, чем попадется, вход и продержитесь, сколько только сможете. Я остаюсь с вами, вы вчетвером наверх! Надо успеть подать сигнал ребятам в башне у рва и проверить, есть ли еще враг в донжоне! – Крикнул де Леви и побежал по лестнице наверх, трое побежали следом за ним. Они не знали, сколько в донжоне осталось еще воинов.

Один из вражеских воинов встал на площадке лестницы второго этажа с мечом в руках, пытаясь преградить путь атакующим. Другой спрятался в большой зале башни, где находилась жена кастеляна с документами, и закрыл на засов дверь.

Четверка воинов стала теснить врага с площадки башни и, довольно-таки быстро, разобралась с ним. Они стали секирами разбивать дубовую дверь, чтобы быстрее пробраться на третий этаж и крышу донжона, откуда можно подать сигнал о захвате главной твердыни замка.

Тем временем, в замке объявили тревогу. К донжону подбегали вооруженные воины с факелами…

Три рыцаря внизу, не взирая на удары врагов по двери топорами, укрепляли и заваливали вход в башню.

Они поднялись немного вверх по лестнице и, приготовив арбалеты, стали ждать, когда враг разобьет входную дверь и вломится внутрь башни, чтобы успеть расстрелять его из оставшихся заряженных арбалетов и попытаться дорого продать свои жизни в рукопашной схватке, дав своим товарищам укрепиться на втором и третьем этажах донжона.

– Драться будем по очереди! Лестница тут узкая. Только один из врагов сможет подниматься вверх… – сказал Годфруа.

– Тогда первым буду драться я, пожалуй! – Сказал Рене.

– Ладно, вторым, если не возражаете, буду я. – Сказал Жан.

– Хорошо, мессиры рыцари. То, что Вы не доделаете с этими уродами, с Вашего позволения, докончу я… – улыбнулся товарищам Годфруа.

Они обнялись, словно прощаясь. Этим жестом они братались и, одновременно, клялись друг другу в верности и чести перед лицом неминуемой смерти.

– Теперь мой папенька точно перестанет называть меня «Рене Никчемный»… – грустно сказал вслух Рене де Ла Ниотр…

Дверь на втором этаже донжона, наконец-то, поддалась и разлетелась под мощными ударами секиры Мишеля. Они слышали, как внизу трещит входная дверь, и спешили пробиться на второй и третий этажи башни, чтобы успеть захватить документы.

Мишель вбежал в залу башни с секирой в руках и немного растерялся, увидев вместо врага, кучу прислуги, сбившейся в угол и дрожащей от страха, и испуганную женщину, несомненно, благородного происхождения, прижимающую к себе какие-то свитки, большие глаза женщины были расширены от ужаса и, казалось, готовы были вылезти из век.

– Не пугайтесь, благородная сеньора! Мы, рыцари Его высочества принца Людовика Французского! Отдайте нам бумаги, вам ничего не угрожает! – Шагнув вперед, сказал Мишель и опустил секиру вниз. Он не увидел спрятавшегося за дверью последнего оставшегося врага, который внезапно ударил его мечом по затылку…

Все поплыло перед глазами Мишеля, и он, обливаясь кровью, упал мертвый на каменный пол башни.

– Ах ты, мразь! – крикнул Рауль и третьим ударом меча убил подлого разбойника.

– Сеньора! Есть ли еще мужчины с оружием в башне? – Спросил де Леви у сеньоры.

– Нет, здесь нет… – ответила она и села на кровать, прижимая свитки.

– А, на других этажах?..

Она закивала головой:

– Десять воинов и мой супруг. Он шателен этого замка…

– И все?..

– Нет, сеньор, там еще двое монахов. Они пришли вчера вечером. Они паломники и богомольцы. Шли пешком из Испании… – испуганно затараторила женщина.

Рыцари усмехнулись:

– Рекомендую настоятельно Вам отдать мне бумаги добровольно. После чего, сесть в дальний угол и прикрыться чем-нибудь. Боюсь, что скорое зрелище будет не совсем подобающим для глаз мадам… – сдерживая клокотавшие в нем эмоции, вежливо и учтиво сказал Годфруа. Он резко повернул голову и крикнул своим воинам. – Ренальд! Прошу тебя! Живо наверх, пробивайся с рыцарями до самой крыши! Убивай всех! Донжон должен быть полностью очищен от врага! Никто не должен опознать нас в лицо, если мы уйдем отсюда живыми и здоровыми. А мы с тобой, Гильом, побудем пока здесь…

Шателен замка Шарль понимал, что спасти донжон уже практически невозможно, решив пробиваться вниз с верными и проверенными воинами:

– Ребята! Пробьемся вниз! Враг малочисленнее и не ожидает контратаки с нашей стороны! Пойдем только с мечами и секирами, лестницы достаточно узки! Документы не должны уйти из замка!..

Шарль отбросил щит, показывая пример бесстрашия и решимости. Он взял в обе руки меч и шестопер, и хотел, было, бросился на рыцарей из отряда де Леви, стоявших за закрытой дверью последнего этажа донжона…

– Всем бросить оружие! Живо! Иначе ваш командир будет убит! – Громко крикнул один из монахов, выхватив длинный кинжал с тонким и узким лезвием, который был спрятан в посохе. Монах схватил Шарля за волосы и приставил кинжал к его горлу. Второй монах стоял перед ним, служа живым щитом, он вращал свой длинный и крепкий посох в руках, готовясь отразить нападение.

Воины растерялись. Монах «Жиль» немного придавил кинжал к горлу. По шее кастеляна пробежала маленькая струйка крови.

– Бросайте оружие, олухи! Меня сейчас зарежут, как барана!.. – Шателен испуганно таращил глаза. – Бросайте оружие, черт бы вас всех побрал!..

Воины нехотя побросали оружие.

Монах, который был вооружен посохом, быстро бросил его и подобрал шестопер и меч. Он открыл дверь, буквально столкнувшись лбом с рыцарями отряда де Леви.

– Входите, мессиры! – Сказал монах. – Помогите мне связать их всех.

Рыцари от удивления ничего не смогли сказать. Они вбежали и стали связывать воинов…

Входная дверь в донжон готова ужу рухнуть под ударами секир и топоров врага. Годфруа и два рыцаря стоят чуть выше на лестнице и ждут появления врагов, чтобы разрядить пять арбалетов. Дверь падает с грохотом, выбитая противником, и враг врывается внутрь донжона.

– Залп! – Командует де Леви, и три стрелы валят нападавших, пробивая их навылет. Троица бросает ненужные арбалеты на лестницу и разряжает два последних, убивая еще двух противников, появившихся в просвете выбитой двери. Видно отчетливо, как один из раненых врагов медленно сползает вниз по стене башни, оставляя за собой широкий кровавый след…

Рыцари отступают вверх по лестнице. Первым, нападающих встречает Рене, который отбросил щит и бился мечом и шестопером. Только сейчас он понимает, для чего их так долго и нудно учили биться один на один в узких местах. Именно сейчас, на этой винтовой лестнице донжона, где он сошелся лицом к лицу с разъяренным противником, его мозг начал выдавать четкие и уверенные команды телу и рукам. Жан вел бой интуитивно, как учил его мессир Антуан де Сент-Омер. Он автоматически, волнообразно, без сильного замаха (мог разлететься меч от удара о потолок) стал наносить удары по врагу, меняя и варьируя ритм и скорость ударов. Через минуту первый противник упал и покатился вниз по лестнице. Враги не могли применить на узкой винтовой лестнице арбалеты и пики, поэтому вступали в схватку один за другим. Свалив, таким образом, еще двоих, Рене получил небольшую, но довольно-таки неприятную, рану на левой руке. Он уступил место Жану: