Официант провожает их за столик у панорамного окна, откуда видно набережную и мост. Нике неловко в подобном месте. Одета не так, накрашена не профессиональным визажистом, с сумкой по скидке за тысячу за плечами. Ден же, напротив, как рыба в воде: быстро выбирает блюдо в меню, не смотря на цены.

Ника утыкается в лист, округляя глаза от баснословности сумм, и называет сотруднику первое попавшееся, где нулей чуточку меньше. Он цокает языком, и делает заказ за неё, отменяя, видимо, паршивый выбор.

Она смотрит в окно, когда рядом раздаются шаги, а затем и низкий, хорошо поставленный мужской голос:

– Рад тебя видеть сын, но лучше бы ты был без… спутницы.

Взгляд цепляется за носки блестящих классических туфель, после плавно скользит к жёсткому лицу с выраженными скулами, прямым длинным носом и коротко стриженной бородой. Она отводит глаза почти сразу, потому что выдержать холод на его радужке физически нереально. Ей кажется, что ещё немного контакта, и Никольский старший превратит её в глыбу изо льда, чтобы разбить в ту же минуту – в мелкую крошку.

– Доброго дня, отец, – сдержанно кивает Ден, отодвигая в сторону стакан с водой. Его встреча ничуть не смущает, он даже не выглядит ошарашенным, точно всё так, как и должно быть. И она начинает догадываться, что вся поездка затевалась ради этой минуты.

– Зайди ко мне, как поешь, – приказным тоном говорит мужчина, поправляя серебристый галстук. – Не задерживайся, у меня ещё встреча с партнёром через два часа.

Он уходит, у неё совершенно пропадает аппетит. Он не появляется даже тогда, когда официантка ставит на стол ароматные блюда. Салат вяжет на языке, хоть и не должен, а апельсиновый соус к утке дерёт горло. Ника водит вилкой по тарелке без энтузиазма, пока Ден неспешно расправляется со своим стейком и запечённым картофелем.

– Доедать не будешь? – спрашивает он и, получив отрицательный ответ, расплачивается наличными, укладывая деньги в тонкую кожаную счётницу, щедро добавляет к сумме несколько купюр.

Она морщится, отодвигая почти нетронутое второе в сторону. Он ведёт плечами и поднимается, следом подаёт ей руку, которую Ника предпочитает не заметить.

Лифт везёт их на верхний этаж. Она тем временем окончательно убеждается, что выбор ресторана был не случайным, а вполне осознанным. Каковы шансы наткнуться на такого занятого бизнесмена, как его папаша? Вряд ли это возможно, если только у Дена нет на руках его расписания. У него оно есть. Ника уже не сомневается.

Двери закрываются за спиной, отрезая их от спасительной свободы. И она понимает, что сбежать не получится. Ей придётся стоически перенести предстоящий разговор, который, вероятно, касается её, иначе к чему ей присутствовать?

Никольский старший сидит в кресле и выглядит напряжённым, как перетянутая струна: спина идеально прямая, будто позвоночник заменили на стальной прут, пронзительный строгий взгляд синих глаз и пальцы, сомкнутые на странице документа так, что вот-вот бумага может обратиться пылью.

Он не откладывает лист в сторону с их приходом, лишь оглядывает поверх с прищуром, брезгливо поджимая губы, когда дело доходит до неё.

– Отец, – начинает Ден, но мужчина поднимает ладонь вверх, заставляя его замолчать.

– Что за история с женитьбой? – чеканит слова он. – Это же та девка, что на тебя напала. Или я чего-то не понимаю?

Ника стоит позади и старается оставаться незаметной, боясь сделать не то что движение, даже громкий вдох. Ей чудится, что тогда Никольский старший испепелит её на месте, не оставив и следа.

– Ну, пары склонны ссориться, будто не знаешь, – легкомысленно замечает Ден, неопределённо взмахивая рукой.

– Если бы Катерина делала что-то подобное, она не стала бы моей женой, – отрезает мужчина. – Она – человек, не вампир. Но, думаю, ты и так это знаешь.

– Да. Ты сам говорил, что иметь супругу – человека сподручнее, – отзывается Ден.

Ника поражается, как он умудряется сохранять такое спокойствие. Ей хочется вылететь за дверь и никогда не возвращаться. Если раньше ей казалось, что он – чудовище без эмоций, то в сравнении со своим отцом, Ден лишь безобидный дворовый пёс, пусть и чумной. От чумы хотя бы существуют лекарство, а вот от неизлечимого вируса, что сидит в мозгу Никольского, – нет.

– Когда-то говорил, – легко соглашается его собеседник, оглаживая бороду. – Допустим. А ребёнок? Едва ли он твой, – его верхняя губа дёргается, когда речь заходит о Свете.

Ника сжимает кулаки крепко-крепко, чтобы не сморозить что-нибудь неуместное. Нужно держаться, о чём бы речь не зашла.

– Прости, что разочаровываю, но он, правда, мой, – огорошивает Ден одновременно и папочку, и её. Ника втягивает воздух ртом, давит удивлённый стон, проглатывая звук до того, как тот вылетит наружу. – Вечеринка, литр или больше виски, красивая девушка. Ну, ты знаешь, как получаются дети.

– Брешешь, – зло цедит Никольский старший, стреляя в неё глазами.

Она отводит взгляд, опуская его в пол.

Ден пальцами зачёсывает волосы назад и громко вздыхает, будто бы ему не впервой доказывать обратное. Будто он уже устал произносить настолько очевидную истину вслух.

– Можешь сделать ДНК-тест, я не возражаю, – и это звучит действительно убедительно. Она бы поверила, не знай реального положения вещей.

– Конечно, сделаю. Привезёшь образец. Завтра же. Если соврал, свадьбы не будет. Согласен? – мужчина откидывается в кресле и заметно расслабляется, кажется, уверенный в своих умозаключениях. Ника с ним солидарна. Она знает, что покажет исследование. Оттого совершенно не понимает, чего добивается Ден.

– Завтра занесу перед собранием. Можешь выбирать парадный костюм и радоваться внучке, – усмехается паршивец, и, не прощаясь, выходит вон, ухватив её за руку.

Ника волочется следом, еле-еле переставляя ватные ноги. До неё никак не доходит, как он собирается обмануть генетику. Это попросту невозможно, как дотянуться пальцами до луны на ночном небе или умертвить феникса. Что-то из ряда фантастики. А ещё она люто зла. Стоило решить, что он, наконец, подумал о ком-то кроме себя и выстроенных планах, как иллюзия тут же разбилась в дребезги о колкую правду. Нужно усвоить раз и навсегда: Ден никогда не делает ничего просто так.

***

Домой они едут молча. Тихая музыка не глушит роя мыслей, не глушит и обиду. Ника упрямо смотрит в кожаную обивку сидения, но то и дело возвращается глазами к его затылку. На двадцатой минуте Ден не выдерживает.

– Что? Если хочешь что-то сказать, давай. Я слушаю, – своими словами он спускает иллюзорный курок в её голове.

Она поворачивается, ловя его взгляд в зеркале.

– Ты это спланировал, – утверждение – не вопрос. Это слишком очевидно.

Уголок его губы едет в сторону, что выводит её окончательно.

– Не думал спросить моё мнение? Так, для справки, – повышает тон она, стискивая ткань джинсов в районе бёдер.

Он задумывается, отбивая ритм мелодии пальцами по рулю. Играет какая-то глупая песня. Она бы предпочла белый шум дебильному современному репу.

– Это лишнее. Да и к чему? Всё прекрасно закончилось, – она выдыхает воздух из лёгких со свистом, поражённо раскрыв рот. Где та линия её терпения, которую он не может пересечь? И есть ли она вообще.

– Прекрасно? – голос дрожит от эмоций, хоть Ника пытается говорить спокойно. – Это ты называешь «прекрасно»? Твой отец реально проведёт тест. Он не шутил. Или передумал жениться? Тогда мы можем уйти прямо по возвращению. Я буду только рада, – ей бы действительно расклад пришёлся по душе. Вот только, если бы он изменил своё мнение, она бы узнала первой. Не стал бы уж удерживать более ненужных людей. – Что за история со Светкой? Она – не твоя дочь или у меня провалы в памяти? В чём я очень сомневаюсь.

Он заворачивает во дворы, следует команде навигатора, объезжая пробки. Мурлычет тихонько под нос слова трека. И отвечает лишь спустя пару минут.

– Вы никуда не пойдёте. Всё будет в порядке. Я знаю, что делаю. Поверь, ты наденешь свадебное платье к концу этой недели, – его уверенности можно позавидовать, ведь только тест займёт дня три – четыре, а сегодня вторник. – Кстати, завтра я заберу Свету. Можешь поехать с нами, чтобы ей было спокойнее, – сообщает Ден, будто между делом. Словно эта информация – сущая мелочь.