- Они погибли, мой отец был мне опорой, как ты не понимаешь Катя? - кричал Владимир Степанович.

  - Я всё прекрасно понимаю, но жизнь не стоит на месте Вова, прошло уже полгода, сколько можно держать траур? Ты никуда не ходишь, закрылся ото всех, я тебя не понимаю, - устало говорила мама.

  "О чём они говорят? - Не понимал мальчик, - дед ведь на море, так дядя сказал!"

  Женя ни о чём не подозревал, ему сказали, что бабушка и дедушка скоро вернуться, они заболели и им нужен отдых. Мальчишка слепо доверился родне, не понимая, что произошло на самом деле. Новости о гибели его взбудоражили, но он выдержал, решил дослушать.

  - Для меня Катюша - это траур на всю жизнь, мои мать и отец умерли, да кому я пытаюсь доказать, Боже, - ударил он об стол кулаком, Женька тихонько стоявший под дверью вздрогнул.

  - Не делай из меня монстра, всё наладится, - попыталась успокоить его жена.

  - Всё разговор окончен!

  - Нет, не окончен, - не дала уйти Владимиру Степановичу Катерина, - я хочу знать, какого чёрта ты так строг с Женей? Он ребёнок! Ты ломаешь его, тебе не кажется? Вова наш сын не виноват в трагедии.

  Отец действительно последние полгода жизни, что и делал, постоянно попрекал Женьку, тот терпел, отважно, молчал, и только иногда позволял себе вольность.

  "Папа меня не любит?" - глаза мальчика покраснели и наполнились слезами.

  - Не виноват? - пуще прежнего вызверился Бекетов, - он был там, они умерли, а он остался жив. Отец закрыл его собой, мой отец Кать, - послышался удар.

  Напуганный ребёнок выбежал из укрытия и оказался перед мамой и папой. Женя испугался ещё больше, когда увидел обессиленного отца стоявшего на коленях. Ударом было его падение.

  - Сыночек ты, что тут делаешь? - глаза Катерины округлились, и она подбежала к нему, обняла. - Пошли в комнату, я тебе твой любимый шоколад купила.

  - Мама, - детский голосок дрожал, по щекам катились крупные слезинки, - дедушка и бабушка умерли из-за меня да?

  Женщина присела на корточки рядом с сыном и крепко прижала к себе, приговаривая:

  - Не смей так думать. Ты не виноват малыш, твой отец не знает, о чём говорит, он просто в отчаянии пойми его.

  Владимир Степанович поднялся с колен и молча прошёл мимо сына и жены, в коридоре послышался стук двери, он ушёл.

  - Прости мамочка, я не хотел, - рыдал мальчик, - я собирался стать настоящим мужчиной, я не хотел.

  Он всё твердил и твердил одно и то же, не останавливаясь. Катерине пришлось нанимать психотерапевта, чтобы тот помог её сыну, и постепенно Жене становилось лучше. Все так думали, по крайней мере, никто и подумать не мог, что мальчишка пойдёт на кладбище на могилу к деду и бабушке и поклянётся стать настоящим мужчиной, каким видел его в будущем Степан Григорьевич.

  Женька купил цветы на карманные расходы и стоя в одиночестве рядом с могильной плитой осторожно словно боясь, положил их. Дорогу на днях ему показала мама, они были здесь, психотерапевт сказал, что ребёнку надо знать всю правду. Сообразительный Жека не сразу, но нашёл нужную дорогу.

  - Привет деда, привет баба, - говорил он в тишину, не плача, спокойно без эмоций, - я слышал как папа говорил, что я во всём виноват. И раз вы тут он прав.

  - Он прав, - кивнул сам себе стоя напротив памятника, на котором были изображены дед и бабушка, - я во всём виноват. Обещал тебе, и не выполнил. Я не надёжный. Думал, что смогу дед, но не смог, она меня никогда не простит, я натворил такое, даже стыдно сказать. Так себе из меня вышел настоящий мужчина.

  Я засмеялся, горько. На глазах появились слезы, которые с девяти лет я держал в себе. Рядом с родными не смог удержаться.

  - Ты верил в меня, а я идиот, - присел на лавочку, стоявшую рядом с могилой. Рука сама потянулась стереть слезы.

  В кармане кожаной чёрной куртки зашуршало, я улыбнулся широко и уже более радостно. Достал помятый и пожелтевший за десять лет лист бумаги.

  - Смотри дедуль, твой непутёвый внук всё записал, - раскрыл я бумажку и увидел несколько пунктов продиктованные им, заголовок гласил "стать лучшим для деда". - Я зачитаю окей? Ты, наверное, забыл, не двадцать лет уже, - улыбнулся я памятнику, и показалось на миг, что они мне тоже, - "стать умным, слава богу, учиться для этого необязательно", - ты бы мне за такие слова подзатыльник вдарил. "Стать сильным, но не властным как папа", - это правильно, отец совсем за годы ополоумел. "Дед сказал что сила и смелость почти одинаковые, так что с этими пунктами проблем не будет точно" - да я смелый, и сильный, прям как ты. - Провёл я рукой по фотографии дедушки в форме. - "Стать оптимистичным, мне кажется у Стасона лучше с юмором, но я попробую, не проигрывать ему, я его даже в стрелялках обыгрываю", - и всё ещё! "Стать лидером, но это муть какая-то, эх была, не была" - получилось ли? "Держать слово, я вчера обманул соседку что приду помочь подмести порог, дед узнает по шее настучит, исправлюсь" - я всё ещё стараюсь быть лучше чем есть. И последнее, что тут, а ну да, моё любимое, то в чём я полный профан, - "Стать самым надёжным защитником семьи, друзей и кого-нибудь ещё не помню, что там деда говорил. Думаю равных мне в надежности не будет. Мои солдатики не жалуются, я всегда побеждаю".

  Достал из куртки зажигалку и поднёс к ней листок. Сжигать то, что связывало меня с дедом, оказалось делом не простым. Словно через этот листик мы всё ещё можем быть рядом, говорить, смеяться, порой ругаться и даже дурачиться.

  - Ну что дед как мне поступить? Дай знак!

  Скорее всего, я сошёл с ума, разговариваю сам с собой, грущу, рыдаю как девчонка. Внезапно поднялся ветер, его быть не должно, я специально перед входом смотрел погоду. Огонь, горящий из зажигалки, тронул лист бумаги, и неожиданно для себя я улыбнулся.