— Я никогда…
— Я знаю, — прошептал вампир, словно копошась в моей голове и заранее зная, что я скажу. — Ни один мужчина не видел тебя такой… открытой.
Горячие подушечки прижались к коже шеи, обжигая и вырывая тихий, рваный хрип из горла.
Они заскользили ниже. Медленно. Проверяя и изучая реакцию.
Я смотрела только на рельефные рисунки на дверце шкафа, не в состоянии прервать тишину или отвести взгляд.
Прикосновение ощущалось облизывающим кнутом, предупреждающим о неминуемом ожоге, который распалит настоящий костер, способный дотла сжечь мое самообладание.
Когда двигаться уже было некуда, подушечки неожиданно обрели основание, позволяя вампиру прижаться всей ладонью к моему правому боку и слегка нырнуть под руку, прижимаясь к ребрам.
Сердце застучало в груди как умалишенное, таким грохотом отдаваясь в грудной клетке, что Адриан не смог бы пропустить этот звук мимо своего внимания. Кровь нагревалась, разгоняясь по венам с небывалой скоростью, и томительное чувство, которое я испытывала с момента первой встречи с вампиром, стало еще ярче, оглушая меня наповал.
Прикусив губу, даже не ощутила, в какой момент пошла кровь, цепляясь за кончик языка и металлическим привкусом заполняя рот.
Резкий рывок, толчок, и вот я уже прижата практически голой спиной к тем самым рельефам с повисшим на талии платьем и без решительности прекратить происходящее.
Адриан был так близко, что его винный запах, который теперь ассоциируется у меня только с ним, бьет через нос прямо в голову, окончательно лишая желания сопротивляться.
Хочется так же, как вчера с Амадеем — отринуть свои принципы и довериться страсти, с которой мы еще не совсем знакомы, разрешая себе немножечко больше безрассудства.
— Адриан, я…
— Я знаю, — вновь опередив мои слова, ответил вампир, склоняясь на уровень моих губ.
Разницу между братьями я ощутила сразу. На секунду я даже подумала о том, что никогда бы не перепутала их, будь у меня закрыты глаза.
Если Амадей был решителен и напорист, то Адриан был упрям и до дикости спокоен, всем телом придвинув меня к несчастному предмету мебели и лишая тем самым шансов сбежать.
Широкие, но изящные ладони накрыли талию, прожигая температурой прямо через тонкий шелк, уже не значащий ничего. Его словно не было, что позволяло пальцам изучать природные изгибы моего тела, не стянутые корсетом.
Оказавшись в некоем подобии плена, я занервничала, будучи тут же поднятой в воздух и вновь придавленной, но уже на полголовы выше вампира, легко принявшего положение ведомого.
Теперь все выглядело так, как будто это я целую его, не в силах оторваться, хотя в любой момент могу запрокинуть голову и, например, закричать, прося о помощи. Но вместо этого я прислушивалась к ощущению чужих рук на бедрах, не в силах сдерживать ставшее громким дыхание.
О, высшие!.. Это было ни на что не похоже, обезоруживая меня и разрушая воздвигнутую привычками броню.
Никогда ничего подобного я не испытывала, даже в своих тайных фантазиях, имея лишь самые слабые представления о том, как все может быть в реальности. А все оказалось куда полнее, и плещущиеся через край ощущения превращали руки в непослушные, мягкие прутья, самовольно устроившиеся на мужских плечах.
— Не прекращай быть собой, — на секунду разорвав близость, Адриан вновь вернулся к своему занятию, подхватывая меня крепче под бедра, собрав все ткани платья в измятый куль и позволяя обхватить себя обнажившимися ногами.
Может, вампир прав? Может, это на самом деле я? Не прикрытая моралью и воспитанием, желавшая искренней любви настолько сильно, что бросила родной дом, не в состоянии мириться с браком по расчету.
Что-то же заставило меня довериться вампирам и позволить им увезти себя под крышу Виндэм-холла. Может, это что-то большее, чем мне кажется, и вампиры правы…
В эту минуту я не маленький кусочек запретного плода разрешила себе, а позволила настоящим желаниям наконец выбраться из подвала, где я так долго прятала их под замком.
Я хотела целовать этого мужчину… И я целовала.
— Адриан, — царапая губами уголок мужского рта, шептала я. — Это ничего не значит…
— Конечно, — слишком просто согласился он, опуская голову ниже и рассыпая дорожки поцелуев по шее. — Совершенно ничего…
— Да… Никакого клана…
— Как пожелаешь…
— Никаких нас…
— Ты совершенно свободная женщина, — убедительно продолжал соглашаться он, позволяя зарыться пальцами в свои темные, с одной лишь полоской седины, волосы и взъерошить их.
— Да, я такая… Такая… Ах!
Оказавшиеся ниже, чем ожидалось, губы накрыли горячей кожей мягкость груди, слегка сжимая плоть и ткань сорочки, чтобы тут же попытаться ее стянуть.
— Ад… риан…
Глаза невольно закатились, рот вновь обожгло жаром и привкусом крови, а бедра поджались так сильно, что на мгновение мне стало больно. Только вот сам вампир этот жест заметил, несильно, но убедительно толкнув воздух тазом.
— Господин Эне-е-еску-у-у… — простонала я, когда закаменевшая вершинка груди все же оказалась в горячем рту и немедленно ощутила щелчок кончиком языка и мягкое давление губ.
Я готова была потерять сознание уже тогда, но что-то в голове продолжало хлыстать меня кнутом, оставляя на поверхности.
Уничтожающий пожар сминал под своими языками все органы, заставляя их стекать в низ живота и застывать там неподъемным железом. Ресницы отказывались слушаться; повинуясь невероятной тяжести, они опустились, погружая меня в темноту проснувшегося порока.
Запрокинув голову, я не могла сомкнуть губ, слушая и поражаясь собственным стонам, на которые я оказалась способна. Потянувшись грудью к вампиру, я прижала его голову к себе, непонятно о чем умоляя:
— Пожалуйста… Пожалуйста…
Восприняв мои слова по-своему, Адриан уверено и точно нашел брешь в моей защите, ныряя под ткань и безошибочно опуская пальцы на точку между разведенных ног.
Нежное касание…
И уверенное давление жестких пальцев…
Нарисованная подушечками спираль…
Этого оказалось достаточно, чтобы я потерялась в пространстве.
Чувствуя, как сладкая судорога проносится по всем костям и мышцам, шумно зашипела, срываясь на крик и роняя голову вниз. Яркие искры закружили перед глазами, погружая меня в свой хоровод и окончательно меняя пол с потолком местами.
— Я ненавидел официальное обращение из твоих губ, — опрокинув безвольное тело себе на грудь, Адриан отлепил мою покрытую тонкой пленкой пота спину, на которой остались вмятины, от дверцы шкафа. — Но сейчас передумал.
— Не издевайся, — прохрипела я непослушными губами, продолжая прятать лицо в стыке мужского плеча и шеи.
Голова совершенно отказывалась соображать и даже не желала начинать поиски причин для самобичевания и морального наказания за то, что позволила вампиру так близко подкрасться к себе.
Возможно, попозже я найду поводы, но в данный момент у меня просто нет на это сил, и легкая сонливость тянула ресницы вниз, заставляя меня вяло хлопать глазами, пока мужчина, сменивший положение, сел на край кровати. Он не отпускал меня из кольца своих рук, устраивая безвольное тело на коленях.
— Ты всегда будешь свободна в выборе, — растеряв игривость, начал вампир. — Но о «нас» и «клане» все же подумай.
— Хватит, Адриан. Я не готова сейчас это обсуждать. Не хочу.
— Когда решишься, сообщи, femeia mea dorită (*рум. - Моя желанная женщина.).
— Что ты сказал? — собираясь с силами, чтобы покинуть мужские колени, спросила я, вырвав у судьбы еще несколько секунд.
— Что я желаю тебя, Аврора. И то, что произошло сейчас, только подтверждает, что мои чувства взаимны.
— Желания мало, господин Энеску.
Медленно, чтобы не запутаться в юбке, я поднялась, отступая от расслабленного, на первый взгляд, вампира. Но, как бы Адриан ни старался, я заметила горящее пламя в черной ночи его глаз и дрожащую от сердечных ударов грудь.
— Мы дадим тебе любовь — столько, сколько ее есть у нас. Всю, без остатка. Желание — это лишь малая часть того, чего ты так страстно ищешь. Я соглашусь с любыми твоими убеждениями — и о свободе, — Адриан поднялся на ноги, сразу же став выше и глядя на меня сверху вниз, — и об отсутствии клана, и даже что «нас» не существует. С любыми твоими словами, не имеющими фактического подтверждения. Но твои чувства я всегда буду вытаскивать наружу, как бы ты им ни противилась, потому что они есть, Аврора, они гудят в тебе, как растревоженный рой в улье, и рвутся на свободу.
