— И не надо! Пришлите его почтой!

— Вы не посмеете! — снова привстал Бораго.

— Ради принцесс! Ради всей школы! — заламывая руки, взвыл Многоножка.

— И вы туда же, Вудс! — рассвирепел директор. — Вот он, пагубный пример! Ядовитое влияние!

— Так отпустите меня, всем лучше будет! — так же преувеличенно жалобно умолял Гиацинт, отлично понимая, что просьбы о помиловании безнадежны.

— Граф, ваше слово дворянина! — потребовал Жестколист.

— Ни за что! — предмет спора неприступно скрестил руки на груди. — Вы можете получить моё тело, но не душу!

— Ну, слава Богу, — смягчился директор. — Маэстро забирайте ваш упрямый трофей, и для начала поразите воображение зрителей балом на Равноденствие! Убирайтесь оба.

— Господин директор, я хотел обсудить с вами ещё одну проблему… финансового свойства, — не двинулся с места Многоножка.

— Ещё?

— Приятно сознавать, что не я один корень вселенского зла, — иронично откланялся Гиацинт. Маркиз-директор жестом разрешил графу-ученику покинуть кабинет.

— Ската вам в печенки! — процедил Гиацинт, только захлопнув дверь и сердито упав спиной на стенку коридора. — Никак по-человечески с ними нельзя! — теперь он уже имел в виду принцесс, отгрызших у него как две акулы-людоедки два месяца каникул, которые, вообще-то, никому не лишние, а графу Ориенталь — тем более!

Спортивные занятия сейчас в самом разгаре, но графа на них уже не дождутся. Раз пошла такая пляска, он может ни на уроки, ни на экзамены вообще не приходить! А что вы ему сделаете? Престиж школы!

Сбежав по галерее, которую со стороны дворца называли садовой, прогульщик пулей вылетел во двор и, не теряя ни секунды, решил провести ближайшие полтора часа с пользой. В театре "Комеди Франсез". Он бегал туда каждую свободную минуту, благо — недалеко.

— Эй, граф! — (в Оранжерее, тем более при дворе, не у одного Гиацинта такой титул, но если вот так окликают в толпе, другие даже не обернутся. Это адресовано только ему). — Привет! Где ты был? Резак ругался… — вынырнул из толпы вырвавшихся на волю учеников приятель-паж, на три класса младше выпускного. — Он обещал… ну, я не буду повторять, — хихикнул мелкий доносчик.

— Привет, пиранья, — Гиацинт открыто пожал руку младшему, не боясь насмешек. — Ещё что новенького, кроме моих похорон?

— А правда…?

— Так. Уже болтают? — ещё больше помрачнел граф, хотя казалось больше некуда.

— Девчонки с ума сходят! — фыркнул Розанчик. — Впрочем, как всегда! Тебе не привыкать! А что случилось-то? Я слышал только, тебя вызвали к директору?

— И я оттуда не вернулся. Живым. Меня убили, с потрясающей жестокостью. Вернее, сперва продали в личное рабство школе, а я не пережил…

— А чего ж ты здесь, не вешаешься с горя?

— Прощаюсь с другом.

— А… — понимающе протянул паж. — И с девочками тоже?

— Они не заслужили. Всё из-за них! Всегда!

— Хватит, загадок, у меня сейчас геометрия! Чего случилось?

— Жестколист мое индивидуальное расписание завернул. Не отпускают раньше мая.

— Так это… здорово! — вытаращился Розанчик. — Нормально выпускной отметишь, раз в жизни!

— Ты настоящий друг! — с чувством скривился Гиацинт. — Ладно, беги. Потом на службу?

— Ага! А ты?

— А я напьюсь, и если повезет, грохнусь с моста! Хотя… не с моим счастьем. Тогда просто напьюсь. Вечером даже не стучи, меня не будет.

— Ты на всю ночь? — в глазах Розанчика мелькнуло беспокойство. Паж знал по опыту, что на самом деле стоит тревоги. — А завтра первый урок — право!

— Да мне хоть лево! Как думаешь, если вести себя крайне неприлично, меня выгонят?

— И не надейся! — фыркнул друг.

— Пиранья ты и есть! — пожаловался граф. — Хоть бы соврал из милосердия.

— А что у вас сейчас? — Розанчик как обычно пропустил упрек в черствости мимо ушей. Его больше интересовало, ради какого сверхважного предмета граф соизволил вернуться на уроки, если так явно и безнаказанно собрался в загул?

— Танцы!

Паж понимающе закатил глаза и пожелал другу удачи.

— Итак, мадемуазели! — обвел суровым взглядом два десятка юных учениц маэстро Ильвен Вудс. — Поскольку граф Ориенталь, очевидно, не торопится к нам присоединиться, посмотрим пока, на что вы сами способны!

— Вообще-то, я здесь, — сказал с порога насмешливый голос, — но с удовольствием посмотрю со стороны…

Маэстро резко обернулся:

— Даже не думай! Бездельничать тебе сегодня не придется!

— Как всегда… — обреченно вздохнул Гиацинт. Отдельно поприветствовав легким поклоном аккомпаниаторшу за роялем, подошел и встал рядом с учителем.

Из всех учеников Оранжереи, и младших, и студентов (так часто в угоду директору называли старшеклассников), Многоножка иногда обращался на "ты" только к Гиацинту. Строгий устав и придворный этикет требовали уважения к юным дворянам, тем более, когда сам учитель не мог похвастать славным гербом предков. Но семь лет назад, перед своим первым рождественским балом, Гиацинт так доводил маэстро, что Вудс уже не помнил, как можно, как нельзя обзывать благородных учеников. Хотя юный абориген с Карибов, ослепляющий улыбкой на темном, как мореный дуб, лице, каким запомнил его учитель танцев, за эти годы значительно подрос, в эмоциональных моментах к нему осталось обращение на "ты" и по имени.

Когда фамильярность неугодна, давний приятель или кто-либо обличенный властью (и первые из них — учителя) всегда почувствуют внутреннее сопротивление. И, возможно, будут с удовольствием давить на больную точку. Но граф ни разу не возразил маэстро, и сам в высказывании искренних чувств на этом уроке не стеснялся.

— А где же… — тактично поинтересовался причинами своей явной исключительности в этом зале граф Ориенталь. — Пары вам не нужны?

— Пара нужна тебе! Ее и подберем сегодня. Остальных уж как-нибудь расставим позже, — отрезал Многоножка. — Выбирай!

Он царским жестом указал на смущенно краснеющих и хихикающих вдоль стеночки кокеток. Естественно, неплохо зная, кто на что способен, маэстро отобрал из старших классов наиболее танцевально одаренных девиц. Не только выпускниц, а тех, кто внешне выглядел не младше шестнадцати. Многие мадемуазели казались и постарше. Их набралось двадцать четыре. Но как бы каждая ни была хороша в отдельности, заранее не скажешь, кто составит наилучшую пару с графом Ориенталь. Хореограф экспериментировал в этой области не первый год, и каждый раз был недоволен результатом. Естественно! Вот раньше…

Впрочем, что жалеть о несбыточном. Берем лучшее из того, что есть. Гиацинт думал так же, кроме последней фразы: берем, кого скажет учитель, ведем, куда скажет.

Предложение свободного самостоятельного выбора повергло его в ужас. Он протестующе взмахнул рукой, другой кулак держа в кармане:

— Увольте, маэстро! Я ещё не сошел с ума и не желаю распроститься с жизнью раньше, чем со школой! Сами выбирайте!

— Предлагаешь бросить на тебя жребий? — иронично покосился на него Многоножка. В рядах девиц прошелестело движение, глаза красавиц из первого ряда недобро загорелись. Гиацинт бесшабашно пожал плечами:

— Хотите, бросайте кости, хотите укажите пальцем… мне всё равно! С кем прикажете открывать бал, с той и буду. Хоть с… впрочем, здесь таких нет! — поспешно прибавил граф, наблюдая в рядах возможных партнерш всё большее волнение.

Не выдавая опасений или недовольства, он смотрел на шеренгу красавиц, как на хищников, которых вот-вот выпустят из клеток. Все это знают и слегка волнуются… Говоря, что он думает на самом деле, Гиацинт отвернулся и его слышал только учитель.

— Если я вам так нужен, как вы недавно уверяли, зачем же травить меня стаей голодных хищниц? — иронично шепнул граф. — Выбор за вами. Мне он может стоить жизни!

— Вот ехал бы в Швецию и открывал балы всегда с принцессой Астрой! — зло шикнул хореограф. — Если уж наши высочества милостиво решили не делить эту честь, то выбирай каждый раз, что душе угодно! Неблагодарный!