— Это кто?
— Его имя ничего тебе не скажет... Он пришел с ледяных окраин Противостороны... Он не занимался в Кер Дербан... Создал себя сам... В мире бойцов его называют Корректором...
— Корректор?! А какая у него школа боя?
— У него нет школы: он отражатель… Или, вернее, у него есть Школа: это время… Его бои длятся восемь, девять часов… иногда всю ночь целиком… Никому не удавалось победить его… Некоторые сбегали, скрывались… Но он всегда их настигает, иногда годы спустя, в убогой глуши, где угодно. Он всегда завершает свои схватки... Он ненавидит пат. Даже чужой... Вот и сегодня ночью...
— Что в нем такого особенного?
Изо рта у Эрга вытекло немного покрасневшей слюны и он, вздохнув, ответил:
— Его система защиты...
— В чем она? Объясни!
— Нечего тут объяснять... У этого типа лучшая из систем защиты, когда-либо созданных на этой долбаной земле... Неизвестно почему... Неизвестно как. Редкие свидетели, которые видели его сражения, говорят о невероятных техниках, основанных на круглой гальке, комьях земли, ветвях... То, что ему подворачивается... Он даже не быстр... У него идиотские снаряды... Но у него есть довольно удобное качество: его не убить.
— Ты ведь не хочешь мне сказать, что боишься этого типа?! Куска недоразмороженного навоза! — вставил Фирост.
— Никого я не боюсь, Фирост. Просто знай — когда этот тип появится, у твоего друга Макаона начнет сжиматься жизненная сила...
— Что ты его бздишь? Ты лучший боец в мире, макака! Сегодня вечером ты снова это доказал!
— Сегодня я доказал только одно: старею… неуклюже падаю… уже не могу ловко двигаться… пропускаю удары… Корректор уже знает…
— Ну это точно нет, — вмешался Пьетро. — Этот бой был и останется в секрете! Только орда в курсе. Мы позаботились о том, чтобы не давать знать ни одному фреолу.
Эрг фыркнул:
— Извините меня, но кроме вас, парни... сегодня вечером было пять совершенно незваных свидетелей... включая Корректора...
Пьетро, привстав, сказал одновременно со мной:
— То есть как?
Эрг закряхтел, когда из него щипцами потащили свинцовый шарик. В лунном свете он, казалось, пожелтел. Он усмехнулся, как ребенок, который таил слишком долго лакомый секретик:
— Ну вы точно артисты… Не бывает совсем тайных схваток… Тем более, когда дело касается элиты Кер Дербан! Всегда в окрестностях есть наблюдатель Ордена, осведомитель, другие бойцы, Гончие...
— Где, ветер их подери, они были?
— Один оставался все время боя метрах в двухстах прямо над площадкой… Он был на черном воздушном шаре… Другой сидел на дереве в рощице… Я, кстати, его тоже задел пропеллером на возврате… Остальные в камуфляжной одежде в траве…
— А Корректор?
— Это он перерезал Силену глотку...
— Корректор?
Тут, честно говоря, я подумал, что у него поднялась температура или что он над нами шутит. У меня от недоумения отвисла челюсть. Эрг спокойно продолжил:
— Он свернулся калачиком… в земляном коме… покрытом травой… прямо посреди зоны боевых действий… Видимо, с самого начала… Когда я запустил ротонить, я перекрыл Силену ось побега, но он смог увернуться... Силен полетел на землю... И больше не встал...
Первым реагирует Фирост:
— Все видели! Мы были метрах в пятидесяти. Ничуть Силен не увернулся, Эрг! Ему перерезало горло твоей роторной нитью, и он рухнул! Ты достал его посреди рывка!
Эрг выкашлянул немного слизи с кровью и улыбнулся еще шире. Он покачал головой и обронил:
— Если так хочешь — я его достал...
Повисла тишина — долгая, хрупкая, накал чувств угас, как вваливается пузырь черной медузы. По настоянию Альме Эрг полностью вытянулся в лежачем положении. Он закрыл глаза и положил правую руку на бугристый металл своего бу. Почти не шевеля губами, он выговорил:
— Трубинаст…
Я повернулся к Пьетро, чтобы узнать значение этого слова. Не то чтобы он походил на человека, которого только что заверили в нашем безоблачном будущем. Нет, он выглядел совершенно иначе, отвечая мне:
— Это означает «поэт».
∫ Караколя (ну и меня) несколько завели намеки его приятеля Лердоана. «Просто» — что? Эрг победил, да — или еще срань какая? С чего это клоуны из Подвижности взялись претендовать, что они лучше?
— Кто-то вмешался в схватку. Тот, кто обладает витальностью. Кто, может быть, ею питается. Быстроты Эрга, даже с его предвидением, недостаточно против Подвижности. Ему понадобилась бы эта способность для простейшего уклонения, а не то что для перелома, каким бы сверхскоростным он ни был. При стычке с молнией превосходство может прийти только от витальности. Только она опережает относительные скорости и вспышки-вариации. Только она может двигаться быстрее, потому что актуализирует прерывность. Быстрота и подвижность остаются измерениями пространства-времени. Витальное в действительности вневременно. Оно проистекает из текстуры ветра-времени — или потока времени. Оно приносит с собой свою темпоральность. Возникнув, действие больше не происходит в понятиях скорости или замедленности, оно не быстрее или не медленнее, чем действие его противника: оно просто из другого времени.
— И мы не в состоянии на него ответить, да? Оно уже завершено, прежде чем мы смогли попытаться выжить?
— О, ответить мы можем, Караколь: с помощью другой витальности. Это называется полихронный бой, в котором каждый из противников отбивается сквозь дыры во времени.
— Но кто может сражаться на таком уровне?
— Насколько мне известно — никто из людей. Но автохроны могут, и, несомненно, некоторые воплощенные сущности, вроде «тогда как», «следовательно», «поскольку»… И потом, естественно, глифы.
∫ При таких словах я решительно поднялся, откланялся и отправился спать. Тогда-Как, Следовательно, Поскольку — это что, живность такая? А потом что еще? «Глифы»? Я не знаю, что этот бездельник пил или курил, наверняка не то самое, что я, или не в той же петле пространства-времени, но он сыпал отвязными шуточками, и смысл от меня в упор ускользал (и заценивал его только усталый Караколь).
π Когда прибыл Голгот, мы разомкнули круг, позволив ему приблизиться к трупу. Он смотрел не дрогнув на тело несколько мгновений, а затем:
— Парень из Подвижности, однако.
— Это по лицу видно?
— Это видно по травмам. В бою против макаки, который длился бы так долго, редко увидишь гугуса, который не ссал бы кровью из кучи дырок! Я знавал этого типчика...
— Кто это был?
— Его брат.
— Чей брат?
— Брат пацана, который должен был соревноваться со мной на испытании с самоходцем, когда мне было десять. И который не встал утром… Они были близнецами. Настоящие близнецы, как две капли воды.
Голгот присел. Обеими руками он ухватил за уши того, кто раньше был Силеном. И поднял его лицо до уровня собственных глаз, пристально в него вглядываясь. Он махнул нам отойти в сторону, что мы и сделали. И тогда он с ним заговорил, он говорил с ним. Он с ним говорил. Долгий шепот, иногда на повышенных, а иногда с безумными, резкими жестами. Это продолжалось, ну я не знаю... Продолжалось. В конце концов Голгот положил голову и вернулся к нам с опустошенным лицом. Он подошел к Эргу, чье раны на плечах проступали через повязки, и завопил:
— Кер Варак!
— Арлек!
— Кер Дебарак!
— Паракерте!
— Я лек дер гаст пар сулпати. Силен гал филек дор. Тер эрк ниварм дер Корректояр.
— Спасибо.
Затем он приложил руку с растопыренными пальцами ему прямо ко лбу, ни на йоту не растормошив Эрга. Дальше Гот говорит нам идти и ложиться спать. Лицо у него искажено. Его нос как никогда напоминает ноздри животного — расширенный, неспокойный, принюхивающийся к ночной влажности. Последняя сказанная им фраза не адресовалась никому в частности.
Как это с ним бывает иногда:
