Офицеры "Бигля" были не в парадной форме: белые летние брюки, на плечах золотые галуны вместо эполет. Капитан Фицрой одно за другим перечислял их имена:

- Джон Уикем, старший лейтенант, строевой офицер, ведет корабль. Эдвард Чафферс, штурман. У каждого на судне свой начальник, которому он непосредственно подчиняется. Съемочными работами руковожу я: определяю, куда двигаться кораблю дальше и сколько времени продлится стоянка, чтобы завершить съемку.

Чарлз приглядывался к своим будущим товарищам по плаванию. Джон Уикем - среднего роста, худощавый и гибкий, с обгоревшим на солнце лицом. Весь его облик говорил о властном характере. Формально не получив образования, он тем не менее был начитан, сам выучился испанскому, чтобы в случае надобности представлять капитана Фицроя на переговорах с южноамериканскими чиновниками. На судне капитана почитали как бога, на которого простой смертный не осмеливался даже взглянуть. Уикем же был его правой рукой; приказы, им отдаваемые, выполнялись быстро и неукоснительно: никто другой на борту не знал корабль лучше, чем он. Пристальный взгляд его агатово-голубых глаз, казалось, пронизывает насквозь.

- Мистер Уикем, это Чарлз Дарвин. Он едет с нами в качестве натуралиста.

- Добро пожаловать на судно, мистер Дарвин. Постараемся, чтобы плавание прошло для вас гладко.

- Благодарю вас, мистер Уикем. А что, Огненная Земля и в самом деле такое страшное место, как мне рассказывали?

- Еще страшнее. Но уверен, через все испытания вы пройдете целым и невредимым.

Направляясь на корму, Фицрой заметил:

- Во время первой экспедиции он нанялся на "Адвен-чер" простым матросом и за год дослужился до лейтенанта.

Следующим капитан Фицрой представил лейтенанта Бартоломью Джеймса Саливена. С отличием окончивший

Королевский военно-морской колледж, он был на два года моложе Чарлза. Когда Саливен учился на первом курсе, Фицрой заканчивал последний, но они стали друзьями. Некоторое время Саливен прослужил на "Бигле", участвуя в первой экспедиции, и сейчас Фицрой сам попросил направить его к себе на судно в качестве лейтенанта.

Приятной наружности, с копной темных волос над высоким лбом, с карими глазами, широким скуластым лицом, Саливен был необычайно разговорчив, что никак не вязалось с его плотно сжатым ртом. Все сходились на том, что он "достоин пальмовой ветви за красноречие". Он родился на берегах Фалмут-Харбор: отец его служил морским офицером, так что море было "написано ему на роду". Несмотря на свои двадцать лет, он носил форму как заправский моряк. Добродушный, открытый, Саливен любил свою службу и рассчитывал со временем стать адмиралом. В дополнение к своим многочисленным флотским талантам он был талантлив и в дружбе. Чарлза он приветствовал с шумной сердечностью. Первыми его словами были:

- Вот уж не думал, что встречусь с внуком доктора Эразма Дарвина! Что за великий человек! И какой медик и писатель! Я дважды перечитывал его "Ботанический сад"! В детстве отец, бывало, читал мне его стишок:

Ответь, о смертный, на вопрос: Ужель от хлеба красен нос? То старый эль - ужель неясно - Всех с носом оставляет красным.

Правда, моим любимым было другое его стихотворение, где он пишет про огонь, землю и "необъятный небосвод".

В лазарете Чарлз встретился с человеком, которому суждено было за время путешествия стать одним из самых преданных его друзей, двадцативосьмилетним Бенджамином Байно. Разница в их возрасте составляла шесть лет, но выглядели они одногодками. Родился Байно на Барбадосе в английской семье, и на учебу его послали в Англию. Диплом врача он получил в марте 1825 года, был зачислен в военно-медицинский корпус и по счастливой случайности получил назначение на "Бигль" помощником хирурга. Когда в 1828 году капитан Фицрой пришел на корабль, они подружились. Как раз во время снаряжения "Бигля" в новую экспедицию в июле 1831 года Бенджамин Байно сдал последние экзамены и ожидал теперь назначения на должность судового хирурга.

Светлокожий, с серыми глазами, мягкий по натуре, он совершенно преображался, ухаживая за больным или раненым в своем лазарете - будь то офицер или любой другой член экипажа. Известно было, что однажды он накричал на пациента:

- Вы хотите умереть, идиот вы эдакий! А я вам этого не позволю! Подумайте-ка лучше, что станет с моей репутацией. Черт меня подери, но я намерен сохранить вам жизнь, нравится вам это или нет!

К больным он был "беспощаден" и не выпускал из лазарета матроса до тех пор, пока не убеждался, что тот в состоянии будет взобраться на верхушку грот-мачты.

По какой-то необъяснимой причине главным хирургом на "Бигль" во время второй экспедиции Адмиралтейство назначило доктора Роберта Дж. Маккормика. Бенджамин Байно стал его помощником. К такому повороту событий он отнесся философски.

- Все это лишь вопрос времени, - заметил Байно. - Я уважаю Маккормика. Человек он знающий, к команде относится заботливо. Единственный пациент, которому он ничем не может помочь, - он сам. Маккормик ненавидит тропики и жару. Они делают его больным - физически ли, умственно, не знаю. Адмиралтейство осведомлено о том, что его уже дважды приходилось возвращать домой из Вест-Индии. И зачем только им понадобилось снова подвергать его столь неприятным испытаниям?

Затем капитан Фицрой подвел Чарлза к тому месту на верхней палубе, где предстояло закрепить ялик и два двадцативосьмифутовых вельбота, которые должны были опускаться в сторону кормы. После этого он показал его каюту на полуюте, за рулевым колесом с надписью: "АНГЛИЯ ЖДЕТ, ЧТО КАЖДЫЙ ИЗ ВАС ВЫПОЛНИТ СВОЙ ДОЛГ!".

- Преимущество вашей каюты, - пояснил Фицрой, - в том, что вы попадаете туда прямо с верхней палубы. У вас, как и у меня, три окна в потолке, но моя каюта на нижней палубе, на уровне ватерлинии. Единственное неудобство для вас, что каюта расположена в кормовой части, где больше ощущается качка. Но вы к этому привыкнете.

- Как все моряки?

- Честно говоря, не все. Даже наш неустрашимый Уикем и тот страдает от морской болезни на более маленьких судах.