Он вернулся к обязанностям судьи, но его редко приглашали в Бромли слушать дела: он все еще был казначеем Даунского клуба друзей. По-прежнему приглашал гостей в Даун-Хаус, с большим удовольствием работал в теплой, влажной оранжерее, где пахло всевозможными цветами и кустарниками, с которыми он экспериментировал. Но писать он не мог совсем, и потому 1863 год показался ему самым тяжелым из всех, им прожитых. Здоровье его окончательно расстроилось. Он уже привык к упадку духа и приступам дурноты, которые сопровождались расстройством желудка, быстрой утомляемостью и бессонницей. Но теперь он был настолько болен, что не мог даже оставаться в кабинете и держать в руках перо.

В начале мая они с Эммой поехали недели на две в Харт-филд - вдруг ему станет лучше от перемены обстановки? Остановились сначала у преподобного Чарлза Лэнгтона, потом у сестры Дарвина Каролины и у Джо Веджвуда. Однако поездка не принесла ему облегчения.

Тем временем Чарлза представили к медали Копли - самой высокой награде в британском ученом мире. Его поддерживали друзья - новые члены Королевского общества, старое поколение ученых было настроено решительно против. Контр-адмирал Роберт Фицрой пустил слух, что Дарвину пришлось, по его настоянию, покинуть "Бигль" из-за морской болезни. В Даун-Хаус слух этот привез Эразм. Чарлз пришел в ярость.

- Фицрой никогда не предлагал мне сойти на берег из-за морской болезни! А мне самому это и в голову не приходило, хотя морская болезнь сильно меня мучила. Но я не считаю ее причиной моего последующего нездоровья, стоившего мне стольких лет жизни, а потому и думать о ней нечего.

Однажды Эразм был свидетелем, как Чарлза рвало через три часа после обеда.

- Может, ты прибегнешь к старому отцовскому средству, - заметил он не без юмора, - изюму и сухарям? А ко дню рождения я тебе куплю гамак.

Что было тому виной, значения не имело, но Чарлз потерпел поражение, медаль Копли присудили другому.

Вернуло его к работе новое открытие и новая любовь: лазящие растения. У него в кабинете росла Echinocystis lobata. Наблюдая за ней, Чарлз с удивлением обнаружил, что верх у каждой веточки постоянно, очень медленно закручивается, иногда образуя два-три витка. Потом так же медленно раскручиваются и закручиваются в обратную сторону. Очередное движение начинается через полчаса.

Все дети, кроме Уильяма, были дома. Чарлз показал им чудесное растение, все были поражены. Они спросили отца: "А кто-нибудь еще наблюдал это явление?" Оказалось, что об этой способности растений писали два немецких ученых, а также Аса Грей, но она была совершенно не исследована.

- Я хочу написать об этом книжицу. Вполне мирную, но достаточно удивительную.

- Это очень красиво, отец. Но как это происходит? - поинтересовался младший сын.

- Да, красиво, Горас. Каждые полтора или два часа растение описывает круг диаметром от одного фута до двадцати дюймов, усик растения нащупывает какую-нибудь опору, прицепляется и начинает по ней ползти вверх. Садовник у Леббока уверяет, что усики могут "видеть": куда бы он ни посадил лазящее растение, оно обязательно найдет, вокруг чего обвиться. У этих усиков есть и "чутье": друг друга они никогда не обвивают.

В этот период неожиданного прилива сил и возвращения работоспособности Чарлз вернулся и к своей книге "Изменение домашних животных и культурных растений"; 16 июля он начал главу "Селекция", содержащую основательно изученный материал. 20 июля он эту главу закончил. Тем не менее он признался Гукеру:

- Меня все больше занимают эти усики. Самая подходящая сейчас для меня работа, - когда я пишу об этих растениях, я отдыхаю.

Эмма, у которой состояние Чарлза перестало вызывать опасение - он, забыв обо всем, возился со своими вьюнками, растущими в кабинете и теплице, - занялась исполнением своей давней мечты, организовав кампанию за новую конструкцию капканов. В маленьких стальных кап-канчиках, которыми все пользовались, попавшийся зверек мучился перед смертью восемь - десять часов. Она послала длинную статью в "Дневник садовода", обратилась в Общество гуманного обращения с животными с призывом учредить премию изобретателю за лучшую конструкцию капкана. И начала собирать деньги для этой премии.

Семья ею гордилась.

Событием, изумившим всех тем летом, была помолвка Кэтти с преподобным мистером Лэнгтоном, вдовевшим по смерти Шарлотты Веджвуд; свадьбу назначили на октябрь месяц. Новость произвела ошеломляющее впечатление на семью Дарвинов. Первой взорвалась двадцатилетняя Генриетта.

- По-моему, просто неприлично думать о замужестве, когда тебе уже за пятьдесят, - возмущенно проговорила она.

- Дело ведь вовсе не в годах, - попенял ей Чарлз. - Кэтти не может похвастаться ни крепким здоровьем, ни хорошим характером. И у нее и у Лэнгтона слишком сильная воля. Я сомневаюсь, что она будет счастлива.

- Да, их помолвка не может не беспокоить, - согласилась Эмма. - Но, с другой стороны, они ведь так давно знают друг друга. Возможно, они и смогут ужиться.

- И почему это Кэтти до пятидесяти трех лет не выходила замуж? Она пользовалась успехом, могла бы не один раз составить хорошую партию.

- На свадьбу мы, конечно, пойдем, - решила Эмма. - Они не должны знать о наших сомнениях.

- Бедная Сюзан, останется совсем одна в Маунте, - пожалел сестру Чарлз.

- Мы пригласим ее в Даун-Хаус, пусть живет с нами, - сказала Эмма.

Наблюдение за усиками лазящих растений стало любимым занятием Чарлза. С волнением следил он, как Аросупасеае, выпустив свои усики длиной восемнадцать дюймов, настойчиво искал какую-нибудь опору, а найдя, лез вверх; это лазанье было результатом кругового движения верхушки растения. Чарлз обнаружил, что, прикоснувшись карандашом к двум веточкам одного усика, можно придать им любую форму. Он уже подробно изучил движения плюща пятилистного и теперь то и дело писал Гукеру, прося прислать ему вьющиеся растения с усиками какого-нибудь особенного, необычного строения.

Когда у него самого не хватало сил писать, он диктовал Эмме или дочерям. Отдыхал он по вечерам; растянувшись в шезлонге у пианино, слушал, как Эмма играет его любимые отрывки из опер. Ему никогда не надоедал Гендель. Днем он читал лондонскую "Тайме", которая часто приводила его в ярость, поддерживая Юг в Гражданской войне в Америке и тем самым защищая рабство.