После лёгкой дневной тренировки покупаю в киоске журнал мод для соседки Кати Пирожковой. У неё дома швейная машинка есть. Весь подъезд обшивает.

Дэрэ у Толи Маслёнкина. Двадцатидвухлетний именинник рассказывает, как закончил Политех в этом году:

— Родственник в межсезонье приглашал на место техника в институт азотной промышленности. Но сейчас молчит. Ведь я за год с призовыми больше завотдела зарабатываю.

Точняк. А ещё шмотки заграничные все научились знакомым привозить с хорошим приварком к цене.

— А ты кем после футбола станешь? — интересуется Бубукин.

— Хочу как наш «Дед» Маслов, тренером. Мне нравиться с детьми возиться на поле!

Получится? — спрашиваю я у Наблюдателей.

- Получится. Он будет первым тренером у Фёдора Черенкова.

1 июля 1952 года. Рига.

Стадион. Матч 1/16 Кубка СССР. Даугава(Рига)-Торпедо(Горький). Наш тренер Маслов вчера уехал по срочному делу в Москву, а Набоков решил поберечь основу и выпустил половину своих свежих дублёров.

На перерыв команды уходят при счёте 1:1. На автогол Калинина мы ответили голом Апухтина. Выхожу во втором тайме вместо Калинина. Кесарев продирается по флангу и навешивает на высокого Мамыкина. Лёшка скидывает мне под удар и я без подготовки запускаю круглого по воротам. Вратарь рижан Пултракс поздно среагировал и мяч без помех залетел в угол ворот. Дальше было дело техники. Во втором тайме мы соперников просто перебегали. 4:2.

Вечером в плацкартном вагоне из Риги ехали студенты-артисты и репетировали сцену из какого то спектакля. Когда у них всё получилось, то весь вагон аплодировал. Такие таланты!

4 июля 1952 года. Ленинград.

Утренняя тренировка. Тренер Набоков не любил если футболист был «одноногий» особенно нападающий. Он в дубле для таких придумывал тренировки с игрой без бутсы на «ударной» ноге. Так и делал неударную ногу ударной. Хорошо, что я бил с обеих ног, а то бы тоже играл без бутсы.

Стадион имени Кирова забит под завязку. Матч ⅛ Кубка СССР Динамо(Ленинград)-Торпедо(Горький). Тренер Бутусов выставил против нас боевой состав и наш помощник тренера Набоков, решив не искушать судьбу, тоже выставил «основу».

Игра была боевой со множеством атак и ударов по воротам. Это в 80-е случались игры, где игроки одной команды по десять минут перепасовывались на своей половине поля, а соперники стояли на своей половине и «курили». Но, здесь было не так. Постоянные стыки, отборы и лихие контратаки. «Пека» Дементьев приставленный ко мне постоянно меня провоцировал на драку, но я сумел ограничиться лишь одним незаметным для судьи ударом по «бубенчикам» персональщика. И тот отстал, поняв, что в следующий раз я его лишу возможности плодить потомство…

По доброй традиции мы поднажали в конце игры и Саша Иванов поставил точку в определении победителя. 3:1.

Принимающая сторона вручила нам подарок — билеты на концерт Дарьи Булганиной. Моя подруга спела в конце свою лауреатскую «Комсомольцы-добровольцы», которая часто звучала по радио, а в заключение исполнила на бис песню, которая вызвала бурные овации и слёзы у ленинградцев https://youtu.be/WCwTqGyc6RY

Вечером гуляю по родному городу. С детства помню, что на разводящийся мост увлекательнее смотреть с того берега, на котором живешь. В городе то тут то там видны штыри башенных кранов — идёт интенсивное строительство панельных домов, но ещё многие продолжают ютиться в коммуналках и бараках.

Перед посадкой на ночную «Красную стрелу» узнаём от Набокова новость: спортивные клубы «ВВС» по решению Правительства — расформировываются. Это означает, что мы минуя четвертьфинал сразу попадаем в полуфинал на победителя пары «Торпедо»(Москва) — «Динамо»(Киев).

5 июля 1952 года. Москва.

Приехали в столицу. Из-за отмены нашего матча с расформированным «ВВС», получаем два незапланированных выходных. Парни несказанно радуются возможности погулять по Москве, а я направляюсь в свою каморку на Хорошевку.

В этот утренний субботний час в коммуналке было тихо. Взрослые ушли на работу, а дети ещё спали. Я оценил новый фаянсовый унитаз, поставленный взамен чугунного времён первых пятилеток. Выпил на кухне чаю и собирался уже почитать газеты, но тут проснулись дети Стахановца и закружили меня.

Пионер Коля и его младшая сестра Лина наслаждались каникулами. В это время дети после завтрака не сидят дома, а несутся во двор на улицу. Дворовый мир поражает многообразием игр и занятий. Вот дети играют в классики и штандер. Вот ребята постарше режутся в футбол, ножички и пристенок. Вот считаются, определяя водящего в игре — «На златом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич…» или «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…». Коля объяснил мне тайну знака фашистской свастики. Оказывается, она была составлена из начальный букв фамилий главных злодеев: Гитлер, Геббельс, Гиммлер, Геринг. Я хотел сказать про древность этого знака и про латинские буквы, но промолчал.

В раздел «Макаренко районного масштаба» начислен один балл.

Коля рассказал, как стыкнулся с одним «сучьим потрохом», который не поверил, что коммунизм скоро победит на всей Земле. Дрались до первой крови и представитель «стахановского племени» выиграл.

— Дядя Юра, а тётя Маша рассказывала, что вы заграничную принцессу знаете! Правда? — интересуется любопытный пионер, уминая разогретые макароны.

Что за тётя Маша? Плэнглин что ли? Ну, я этой болтушке вставлю по первое число!

В раздел «Вставляльщик болтушкам» начислено два балла.

Коля записался в кружок следопытов при Дворце пионером и показал потёртый компас с которым он будет «бегать по карте». Тут «влезает» допившая молоко Лина, спрашивая:

— Как заканчиваются Ваши день и ночь?

- Ну, это как с подругой договоришься! — думаю я.

А девочка отвечает: " Мягким знаком!" и стучит, смеясь, себе пальцем по голове.

Днём одноклубники и Таня Зайцева вытащили меня посмотреть на автопробег по Садовому кольцу. Вот автомашины едут красивой колонной. А вот легковушки, ревя моторами, срываются в гонке на скорость. На одном из пятнадцатикилометровых кругов, лидировавшая «Победа» после громкого хлопка начинает крениться в нашу сторону. Секунда и махина летит прямо на нас. Народ бросается врассыпную. Стоящая передо мной Зайцева, спотыкается и падает на асфальт. На автомате просовываю руки ей под мышку и волоча тащу назад, крича «Полундра!». Тут вылетевшая с трассы машина перепрыгивает через бордюр. Пару зазевавшихся людей отбрасывает бампером на визжащую толпу. Едва я успеваю оттащить Зайцеву за чугунный столб, как машина со страшным грохотом врезается в него. Стою, обалдев, открыв рот, а кругом людской гул и суета. Тут Зайцева забилась у меня в руках:

— Всё! Юрка! Хватит дыни мять! Народ кругом!

Отпускаю зажатые мной мягкости подруги и прошу извинения. Она, отряхнувшись, поправляет сползшие носочки и, окончательно оклемавшись, хлопает по моему плечу:

— Да чего уж! Я у тебя в долгу! А так… Мне даже понравилось! Чуть не кончила со страху!

Вечером в нашу коммуналку к Кате Пирожковой явилась её новая подруга — Маша Плэнглин. Пригласили меня с ними почаёвничать.

Маша рассказывает:

— Общалась недавно с одним историком. Спросила его про зимние походы Золотой Орды на русские княжества. Лошадки что? Из сугробов себе траву выкапывали? И еду для седоков тоже? Так он посмеялся, — мол такой бред заставляют всех, как молитву в церкви повторять. А директора института истории из Казани за неправильное освещение «ига» вообще уволили с работы.