Третьим было обоснование прокурором своего тезиса о невозможности применения к Сергею Лапину иной меры пресечения, кроме содержания под стражей, и решение судьи по предварительным следствиям, данное обоснование изучившего. Обоснование содержало также заключение гинекологической экспертизы (когда Босторин читал о том, что степень раздражения стенок влагалища позволяет предположить насильственный характер пенетрации, Ирина не покраснела или, например, заплакала, как можно было ожидать от женщины в её положении, но лишь досадливо тряхнула головой: сейчас нужно было спасать Сергея, всё остальное неважно) и показания самого Сергея, которые выглядели так:

… я и Примаков Игорь пришли в клуб … и оставались там примерно до 04.00 утра. Я помню, что мой друг два раза отклонил недвусмысленные предложения девушек, которые к нам подсаживались. Потом он привёл за наш столик девушку, которую представил как Марину, и остаток вечера мы провели вместе. Я оплатил своей кредитной картой счёт в 1000 евро, а в ответ на моё удивление подобной суммой директор объяснил мне, что в счёт вошло и то, что мы уводим с собой одну из девушек клуба. Вернувшись в гостиницу, я договорился с Мариной, заплатив ей вперёд 400 евро, хотя знал, что Игорь договорился с ней ещё в клубе за 300. Мы с Мариной поднялись ко мне в номер и осуществили нормальный половой акт. Что касается нашей с Игорем ссоры, то она, наверное, имела место, но я не допускаю, что мог предложить ему заняться сексом втроём. Скорее всего, я сказал Игорю, что он, если хочет, может увести девушку к себе. Я ознакомился с заявлениями Игоря и Марины, но продолжаю утверждать, что всё произошло именно так, как я описал выше.

Далее шёл подробный анализ всех обстоятельств происшествия, и в заключении обоснования говорилось:

В виду того, что

– процедура ареста и заключения под стражу была произведена в полном соответствии с существующим законодательством;

– нет никаких оправдательных или предусматривающих ненаказуемость факторов;

– отсутствуют основания для закрытия дела или для применения условного наказания в случае признания виновности, а также ввиду несостоятельности тезиса о возможном воздержании впредь подследственного от совершения преступлений (Босторин чуть язык не сломал, пока переводил все эти вербальные хитросплетения);

– манера поведения подследственного позволяет выявить особую жестокость его характера и презрение к личной свободе и физической неприкосновенности окружающих;

прокурор просит судью назначить Сергею Лапину в качестве меры пресечения содержание в окружной тюрьме.

И вот решение судьи:

На основании статей 272 пункт С и 379 пункт С УПК суд утверждает арест Сергея Лапина, в настоящее время содержащегося в тюрьме Сан Витторе города Милана, и постановляет применить к вышеуказанному лицу тюремное заключение в связи с преступлением, предусмотренным статьёй 609-бис и 609-тер УК, поскольку, угрожая Марине Белановой смертью и постоянно применяя силу, подследственный принудил её раздеться и совершить с ним оральный и впоследствии полный половой акт. Отягчающим обстоятельством является тот факт, что подследственный заставлял пострадавшую насильно употреблять алкоголь.

Здесь Ирина возмущённо ахнула, а Босторин почувствовал, что вконец измучился: с юридической терминологией он работал крайне редко, поэтому фразы от зубов, естественно, не отлетали. Слава богу, этот лист был последним.

– Слишком много несоответствий в показаниях, – подытожил он с глубокомысленным видом, почему-то уверенный, что сейчас они будут сопоставлять и сравнивать, намечая собственную версию случившегося, но Ирина лишь махнула рукой.

– Это не важно, это для процесса – не дай, конечно, бог. Сейчас самое главное Марина.

– А что Марина? – удивился Босторин, – надо поговорить с ней, дать ей денег за моральный ущерб, и пусть забирает своё заявление.

– То-то и оно, – сказал Ирина, и голова её скорбно закачалась, – простить себе не могу, как виновата! Ведь я, когда прилетела, из аэропорта прямо к ней. Уговаривала, деньги предложила, хорошие деньги, и она согласилась. Мне бы её сразу взять и в полицию ехать, а я договорилась с ней на следующее утро. Ну, а утром её уже не было, пропала с концами.

И тут, безо всякого перехода, Ирина заплакала – так по-детски горько и безутешно, что Босторин вдруг испытал естественное желание обнять её. Чего он, конечно, не сделал, лишь погладил по руке и сказал:

– Знаете, обстоятельства такие складываются, что дело может затянуться, а по итальянским законам вообще можно держать человека в предварительном заключении до 18-ти месяцев. Но после подобного испытания люди, как правило, меняются и начинают совсем по-другому относиться к своим близким.

Так прямо и сказал. Вдруг, не успев даже подумать, словно кто-то другой через него говорил. И, вроде бы, логики во фразе было мало, и 18 месяцев пришлись совсем некстати, но оказалось, что попал Босторин в самую точку: Ирина в великом удивлении воззрилась на него и даже плакать перестала. Босторин знал эту свою черту: в моменты душевного волненья к нему сами собой приходили именно те, главные и нужные, слова.

– Значит, так, – сказал он, – перевод я напечатаю и завтра вам привезу. Сейчас какие планы?

Ирина посмотрела на часы:

– В два у меня встреча, а вы мне сегодня больше не нужны.

– Тогда давайте погуляем, дожди, слава богу, кончились. Вон у вас замок в двух шагах (имелся в виду замок Сфорца), идёмте туда, я вам чего-нибудь расскажу.

В лице Ирины выразилось сильное замешательство, которое Босторин истолковал так: Сергей в тюрьме, а я буду по экскурсиям ходить? Он улыбнулся и, выдержав крохотную, не более трёх секунд паузу, спросил:

– Вы думаете, что будет лучше сидеть в номере?

Ирина подумала, затем несколько раз кивнула:

– Согласна. Идёмте в ваш замок.

-–

Необразованность совсем не обязательно предполагает хамство, в мире есть достаточно причин, могущих воспрепятствовать человеку получить образование. Хамство это когда человек гордится своим невежеством и считает других – в особенности образованных, но бедных – дураками.

Не однажды Босторин слышал от приезжающих в Милан соотечественников примерно такую фразу: нам сказали, что в Милане только две улицы для шоппинга, и больше нечего смотреть. Поначалу эта фраза бесила, потом вызывала лёгкое презрение, а ещё потом Босторин примирился с ней, как и со всем мировым порядком, когда понял, что его не только не переделать, но и переделывать не нужно. Он считал Милан первым из итальянских городов, поскольку город вообще есть слагаемое многих компонентов, куда входят не только архитектурные памятники, но и просто архитектура, возможности, которые этот город открывает перед своими жителями, качество жизни, которое эти жители себе обеспечивают, урбанистика в широком понимании. Вот по сумме всех компонентов Милан среди итальянских городов и был у него на первом месте.

Видите ли, Милан это не Рим, который по сумме многих компонентов тоже очень и очень ничего. В Риме, например, видна преемственность времён, виден ход времени, и не путём игры воображенья, а в самом прямом смысле: там всё у тебя перед глазами. К тому же, всякий с детства знает, что в Риме есть Колизей. И вот он приезжает в Рим, видит Колизей и очень доволен, потому что всегда приятно получить наглядное подтверждение тому, о чём слышал. И вообще, в Риме всё на виду, никуда не нужно вглядываться или проникать мыслью. Милан же есть город созерцательный, который не раскрывается сразу и уже тем более людям, которые ждут от Италии только Колизея и Везувия. Такие люди, как правило, всю жизнь забивают микроскопами гвозди. И потом, Милан был официально основан на 1600 лет раньше Москвы, чуть ли не на 1000 лет раньше Венеции и с тех пор был и есть живой, постоянно эволюционирующий организм – неужели в таком городе нечего смотреть??