– Что-то я з-запутался, – неуверенно проговорил Артем. – Т-так у т-тебя отчим или отец?

– И тот, и другой. С отцом мама давно развелась, потом снова замуж вышла. Сергей, он хороший, но о Крылатых нифига не знает.

– А твой отец, н-ну тот, который Полукрылый, он не м-может помочь с л-лечением?

– Сам он ятагарасу, – Элла махнула рукой. – Они не по этой части вообще. А знакомых каладриев у него нет. Во всяком случае, настолько хорошо знакомых, чтобы были готовы эЛПэ его бывшей жене спеть. Он предложил, конечно, один вариант… Все лучше, чем ничего.

– эЛПэ? – непонимающе переспросил Артем.

– Ну Лучезарную Песнь. Ты же в курсе, что это?

– А, з-знаю, конечно.

– Я бы все на свете отдала, чтобы мама пришла в себя. Но я ничего не могу сделать. Мне даже с птицей не повезло. Досталась эта… Бесполезная. Мерзкая. Тварь.

Ей явно было просто необходимо выговориться. Слова падали тяжело и горько. И при каждом она билась лбом об стекло, несильно, но ощутимо, отчего Артем вздрагивал. А еще он перебирал в голове детали ее рассказа и эгоистично размышлял, можно ли их с Вихревой теперь считать друзьями, если он знает ее тайну, и она уже второй раз жалуется ему на жизнь.

Немного успокоившись, Эл повернулась к нему лицом, оперлась спиной на дверь и поменяла тему.

– А ты какую птицу хотел бы, если б можно было выбирать?

Артем смутился.

– Ну н-не зна-а-аю… – протянул он.

– Ой, да ладно выделываться-то! Еще скажи, не думал об этом.

Конечно, он думал! Все птенцы думали, перебирали птиц в голове. Все имели на примете какой-то желанный вариант, хоть и прятали эту мысль глубоко в душе. Все равно смысла в этом было ноль целых и ноль десятых.

– Ну-у-у… н-наверное, я бы хотел, чтоб у м-меня п-проявилась… – Титов сделал паузу, а затем как в омут с головой прыгнул. – Дапэн-ниао!

Элла расхохоталась.

– Нехило ты замахнулся! Дапэн-ниао – это же вроде огромный китайский феникс, или типа того?

Артем нахмурился. Зря он ей сказал. И зачем его только потянуло откровенничать с этой… неуравновешенной.

А Вихрева все не унималась:

– Большие перспективы, великие свершения и удача во всем, да? – И припечатала сурово: – Не птица красит человека, а человек птицу. Был бы ты в душе Дапэн-ниао – не прошел бы мимо пожилой женщины в трудной ситуации, отделавшись жалкой соткой.

– Д-да что я м-мог сделать-то? Птица-то н-не проявилась еще… – Артем даже растерялся от такого нелепого обвинения.

– Да уж можно что-то придумать. Сейчас вон сколько возможностей, – сварливо проворчала Элла и окинула его неприязненным взглядом с ног до головы. – Разобраться, почему уволили, например. Вдруг несправедливо? Или работу другую найти. Да мало ли вариантов…

– Н-ну знаешь… – вскипел Титов. – Чья бы корова м-мычала вообще! Н-накидываешь мне варианты, чтоб п-птице соответствовать, а с-сама свою гарпию н-ненавидишь! А в чем она в-вообще виновата? Она – это ты и есть! Н-не зря говорят, что здоровое дерево дятел н-не долбит. Может, это ты с-сама и хотела своей м-маме навредить, а? М-может, достала она тебя, в-вот ты ее и того?

Элла отшатнулась, словно он отвесил ей пощечину.

– Да как ты такое можешь…

Но Артем еще не закончил.

– «Н-не птица красит человека», – перебил он ее, передразнивая тонким противным голосом. – Вот с-себе и поищи варианты, как стать т-таким человеком, чтоб не с-стыдиться своей крылатой с-сути!

Титов замолчал в ожидании какой-нибудь грубости. Он тяжело дышал, его грудь вздымалась от волнения, как будто он только что пробежал стометровку. Но Вихрева почему-то не торопилась отвечать. Она замерла с отсутствующим взглядом и молчала, словно что-то обдумывая. Внезапно дверь, ведущая из вагона, приоткрылась, и в тамбур высунулась голова Прилепиной.

– О, Титов, вот ты где! Тебя там мамуленька потеряла, обедать пора, – ехидно пропела голова и засунулась обратно, прежде чем он успел ей ответить.

Очень жаль, что так быстро исчезла. Артем поймал себя на кровожадной мысли, что с удовольствием бы сейчас ее немного прищемил дверью. Не дожидаясь реакции Эллы на его тираду, он молча развернулся и вышел из тамбура.

Глава, в которой много новых впечатлений

Поезд прибыл на Московский вокзал точно по расписанию. Когда они вышли из вагона, снаружи уже образовалась толпа. У другого края платформы также стоял поезд, только отъезжающий, а не прибывший, так что два потока пассажиров двигались параллельно друг другу, иногда сталкиваясь, расплескиваясь и образовывая человеческие водовороты. Когда учителя проверили и перепроверили, что никто не забыл в вагоне вещи, Антон Сергеевич, как наседка, повел своих цыплят в сторону вокзала.

Титов бросил прощальный взгляд на поезд, застывший огромной безжизненной гусеницей. Огромные выпуклые глаза-фары потухли, кабина машиниста была пуста. Пути справа и слева от серо-красного прямоугольника головного вагона тянулись параллельно друг другу, словно полоски на зебре, и резко обрывались, упираясь в бетонное ограждение. Словно говорили всем своим видом: «Это конечная. Точно. Сто процентов! Поезд дальше не идет, освободите вагоны».

Немного отстав, Артем догнал остальных как раз тогда, когда Тоня Коврова спросила:

– Антон Сергеевич, а нам долго до гостиницы добираться?

– Сейчас спустимся в метро, купим жетоны, а потом примерно минут двадцать ехать до нашей станции.

– А пересадку будем делать?

Но физик не услышал ее вопрос, поспешив вперед в сторону кассы.

– Н-нет, без п-пересадок, – ответил вместо него Артем. – И вокзал, и н-наша «Академическая» на одной ветке.

– На какой? – обернулась одноклассница.

– Н-на красной, – буркнул он и добавил недовольно: – Если так интересно, м-могла бы и сама п-погуглить.

Антонина посмотрела укоризненно.

– Вот вечно ты, Титов… Нормально разговаривать не пробовал?

– Как м-могу, так и г-говорю, – вспылил Артем. Он всегда очень болезненно воспринимал намеки на свое заикание. – Н-не н-нравится, н-не слушай.

– Да я не про это… – Тоня махнула рукой и замолчала, заметив подошедшую Милену Игоревну.

– Десятый класс! – громко произнесла учительница, привлекая внимание. – Камиль, подойди поближе. Слушайте внимательно. Сейчас Антон Сергеевич раздаст каждому по жетону. После турникета вперед бежать не надо. Ждем, когда весь класс соберется, и только тогда двигаемся дальше. На эскалаторе стоим спокойно, с правой стороны. Не бесимся и не толкаемся, ясно, Редькин? Нам ехать без пересадок, семь станций. Выходим из вагона на «Академической». Все понятно?

Ребята закивали и нетерпеливо протянули руки за жетонами. Милена Игоревна говорила про правила поведения в метрополитене так уверенно, что Артем невольно задумался, бывала ли мама раньше в Питере. И не спросить… Он же по-прежнему с ней не разговаривает!

Эскалатор полз вниз мучительно долго, словно растягивая удовольствие. Ребята, помня предупреждение, стояли каждый на своей ступеньке, но это совершенно не мешало им восторженно вертеть головами. Они разглядывали сам тоннель, ведущий вниз под углом, и начищенные до блеска фонари слева и справа от движущейся лестницы, установленные через каждые несколько метров. Вестибюль станции своим полукруглым сводом и уходящими вдаль полосками подсветки оказался похож на нутро огромного существа – кита или даже доисторического динозавра. Очень пафосного динозавра, надо заметить! Отполированные мраморные панели на стенах зловеще блестели в свете фонарей кроваво-красными прожилками. Белоснежная лепнина чередовалась с позолоченными деталями, создавая ощущение торжественности.

«Как будто мы в царском дворце, а не в метро!» – подумал Артем, глядя по сторонам.

До отеля, где были забронированы места, путешественники добрались без происшествий. От метро минут десять шли пешком. Афанасьева, конечно, не упустила случая поныть:

– Антон Сергеевич, долго нам еще? Я уже устала тащить чемодан.