Сигналом с «Цесаревича» был отпущен под охраной канонерок и миноносцев второго отряда шедший впереди тралящий караван. Вскоре «Цесаревич» прибавил ход. За ним последовали и остальные.

Все корабли усиленно дымили, и над эскадрой стояло сплошное чёрное облако, сквозь которое с трудом пробивалось солнце. На горизонте всё яснее выступала подходившая со всех сторон японская эскадра.

– Жаркий сегодня будет день, – говорил Охотский, – бой предстоит весьма сильный. Японцев вдвое или втрое больше наших.

Поравнявшись с «Отважным», Охотский в мегафон спросил у Лощинского указания, где ему находиться.

– Вернёмся в Артур! – вместо ответа предложил Лощинский.

Мостик маленькой канонерки оказался внизу «Монголии». Бронзово-красный Лощинский, сняв фуражку, вытирал свою лысую голову и, по обыкновению, добродушно улыбался.

Охотский призадумался и не сразу ответил на сделанное предложение. Несколько минут «Монголия» и «Отважный» шли рядом малым ходом по направлению к Артуру.

– С «Цесаревича» передают: «Монголии» следовать в кильватер колонны миноносцев», – доложил сигнальщик.

– Вот и ответ на мои сомнения! – обрадовался капитан. – Счастливо оставаться в Артуре, ваше превосходительство! – прокричал он на «Отважный».

– Желаю успеха! – ответил уже издали Лощинский, и суда разошлись.

«Монголия» полным ходом устремилась на указанное ей флагманом место в хвосте отряда миноносцев.

Теперь стала видна вся эскадра. Впереди шёл «Цесаревич», беспрерывно подавая эскадре различные сигналы. На судах их тотчас же повторяли. Слева, напересечку курсу русской эскадры, выдвигались японские суда.

– «Микаса», «Асахи», «Фуджи», «Шикишима», – перечислял сигнальщик.

– Откуда ты их знаешь? – спросил его Охотский.

– На «Петропавловске» при адмирале Макарове был старшим сигнальщиком. Там нас постоянно лепертили на японские корабли. Покажут вырезанное из картона судно, а мы должны узнавать, какой это корабль – наш или японский, – пояснил сигнальщик.

В это время зазвучал гонг, призывающий к завтраку.

– В кают-компании уже заняты все места, и некоторых даже некуда посадить, – сообщил, подымаясь на мостик, первый помощник капитана. – Война войной, а еда едой!

Русская эскадра в кильватерной колонне шла курсом на юго-восток, имея тринадцать узлов хода. В голове шли два новейшей заграничной постройки броненосца – «Цесаревич» и «Ретвизан», по своим боевым качествам не уступавшие любому из японских кораблей. Следовавшие за ними броненосцы «Победа» и «Пересвет» больше подходили к типу броненосных крейсеров, чем броненосцев, имея сравнительно слабую десятидюймовую артиллерию и недостаточное броневое прикрытие. Но для крейсеров ход их был слишком мал. Наконец, два концевых корабля – «Севастополь» и «Полтава» – являлись устаревшими тихоходными судами, только задерживающими остальную эскадру. Эта разнотипность судов сразу дала себя знать. Без «Севастополя» и «Полтавы» ход русских судов мало чем отличался от японских, достигая шестнадцати-семнадцати узлов. С ними же трудно было бы идти даже по тринадцати узлов.

Ещё перед выходом из Артура вносилось предложение идти на прорыв только с четырьмя быстроходными броненосцами, направив «Севастополь» и «Полтаву» вместе с канонерками для демонстрации к Дальнему, что привело бы к разделению японской эскадры и облегчило выполнение задачи для основной группы судов. Но Витгефт на это не согласился. Теперь было видно, насколько тормозили ход эскадры тихоходные броненосцы. Растянувшись чуть не на двадцать кабельтовых, эскадра фактически шла в двух группах. Впереди четыре головных броненосца, за ними, сильно отставая, тянулись «Севастополь» и «Полтава».

Идущие сзади четыре быстроходных крейсера должны были следовать малым ходом и временами вовсе стопорить, чтобы не налететь на концевые броненосцы. Миноносцы двигались отдельной кильватерной колонной в стороне от главных сил.

Главные силы японцев состояли из четырёх современных броненосцев и двух броненосных крейсеров новейшего типа. Все суда были более или менее однотипны и обладали эскадренным ходом в семнадцать узлов. Кроме того, к месту боя были подтянуты все остальные боевые отряды флота, но они находились вне сферы действия артиллерийского огня и только наблюдали за боем.

Сблизившись с русской эскадрой на восемьдесят кабельтовых, японцы открыли огонь из крупных орудий. Некоторое время эскадры шли почти параллельным курсом, ведя редкую перестрелку. Когда расстояние между эскадрами ещё уменьшилось, флагманский корабль японцев пристрелялся по «Цесаревичу» и сигналом сообщил дистанцию остальным судам. Японские корабли открыли огонь по русским сразу на поражение. Началась сильнейшая артиллерийская канонада. Японцы и русские довели свой огонь до предела.

Нервно настроенные пассажиры «Монголии», как только грохот стрельбы усилился, бросив завтрак, устремились на палубу. Напрасно пытался Охотский задержать их внутри. Матросов, преградивших путь на палубу, оттеснили. Все с тревогой стали следить за перипетиями морского боя. Рива опять устроилась на капитанском мостике. Прежде всего она взглянула на «Севастополь».

Броненосец был весь окутан дымом и вёл стрельбу своим правым бортом. На нём то и дело сквозь дым мелькали огненные языки. Корабль казался пустым. Наверху не было видно ни одного человека, только на мачте мелькали различные сигналы.

Во главе, окружённый разрывами снарядов, шёл «Цесаревич». На нём беспрерывно появлялись огромные чёрные султаны от рвавшихся снарядов. В бинокль было видно, как на корме начался пожар. Огненные языки высоко вздымались вверх.

– Боже, какой ужас! «Цесаревич» горит! – воскликнула Рива, показывая на адмиральский корабль.

– Здорово нашим попадает! Смотрите, и на «Пересвете» начался пожар. На «Ретвизане» сбита половина мачты, – испуганно говорил Охотский.

– У японцев что-то незаметно таких разрушений. Даже на головном корабле видны лишь лёгкие дымки, не то от пожара, не то от разрыва наших снарядов…

Капитан с тревогой смотрел на всё приближавшуюся неприятельскую эскадру.

– Совсем близко от нас падают снаряды, – озирался он боязливо на всплески воды.

В это время идущие впереди миноносцы по сигналу адмирала отошли ещё дальше от линии броненосцев. «Монголия» отстала от эскадры. Японцы круто повернули «под хвост» русской эскадре и, недостижимые для пушек броненосцев, всей силой огня обрушились на концевые крейсера. Море вокруг них закипело от снарядов. Крейсера, в свою очередь, яростно отстреливались, окутавшись густыми облаками чёрного дыма. Беспрерывный гул выстрелов и взрывов, гигантские взмёты воды создавали захватывающую дух картину стихийной мощи разрушения. Забыв в эту минуту обо всём, Рива не спускала глаз с крейсеров.

Но вот на переднем из них – «Аскольде» – взвились на мгновение разноцветные флажки, и четыре концевых корабля, круто повернув в сторону, полным ходом вышли из-под обстрела.

«Аскольд», густо дымя из своих пяти труб, летел впереди, а за ним поспевали «Новик», «Паллада» и «Диана».

– Молодцы, ловко выскочили! – восхищённо воскликнул Охотский.

Рива облегчённо вздохнула и перевела бинокль на броненосцы. Они уже прекратили огонь. Пожар на «Цесаревиче» был почти потушен. На «Пересвете» тоже не было видно огня. На всех кораблях стали появляться люди. Матросы суетились на палубе, наскоро исправляя полученные в бою повреждения, но крупных разрушений не было видно ни на одном из броненосцев.

– Пока, слава Богу, наши корабли не сильно пострадали, – заметила Рива.

– Мы не видим бортов, обращённых к японцам. Там должно быть больше разрушений, – ответил капитан. – Но самое главное то, что мы прорвались через вражескую эскадру. Она осталась позади! – радовался капитан.

– Она может ещё вернуться и догнать нас.

– Это не так просто. Мы ведь тоже не будем стоять на месте, – возразил Охотский. – Видите, как «Цесаревич» прибавил ходу? Наши старички «Севастополь» и «Полтава» едва поспевают за ним.