– Я думаю, что можно будет допустить пребывание женщин на «Монголии»[5], которая пойдёт с эскадрой, – поддержал Матусевич. – Всё равно вчера и сегодня из города и особенно порта туда перебрались многие семьи.
– Пожалуй, на «Монголии» соберётся столько всяких пассажиров, что и раненым не останется места, – заметил Витгефт.
– Дело старшего врача лазарета урегулировать этот вопрос, – отозвался Матусевич.
На этом совещание моряков и окончилось.
– Василий Фёдорович, – обернулся наконец Витгефт к Белому, разговаривавшему с флагманским артиллеристом лейтенантом Кетлинским. – Я прошу вас прибыть к нам, чтобы обсудить вопрос, как нам бороться с этой паршивой батарейкой стодвадцатимиллиметровых пушек, которая нас обстреливает уже несколько дней.
– Я тоже хотел переговорить с вами по этому поводу. Сейчас с вашим флаг-офицером мы договорились о связи кораблей с нашими наблюдательными пунктами и завтра попробуем сбить батарею перекидным огнём с броненосцев.
Оба превосходительства оживлённо заговорили. Звонарёв, ожидая распоряжений, почтительно стоял в стороне.
– Вы это что, молодой человек, вместо службы в строю на Электрическом Утёсе перешли в адъютанты? – подошёл к нему Эссен.
– Я всё время вёл работы по постройке укреплений на сухопутном фронте, но на днях мне обещано возвращение на Утёс, – ответил Звонарёв. – Вы надеетесь на успех при выходе эскадры, Николай Оттович?
– Тот не солдат, кто не имеет маршальского жезла в ранце! Но, откровенно говоря, боюсь не столько японцев, сколько нашего адмирала. Вдруг опять при виде японцев сдрейфит и побежит в Артур, как это было десятого июня? Да и большинство наших командиров против выхода. Следовательно, они будут всё время оглядываться на Артур и при первом предлоге повернут назад.
– В таком случае необходимо сменить ненадёжных командиров.
– Всех не сменишь. Беда наша в том, что у самого адмирала настроение подавленное и полная неуверенность в себе.
Артиллеристы стали прощаться.
– До свидания во Владивостоке. Желаю вам, господа, полного успеха, – говорил Белый, пожимая руки морякам.
– А вам желаю успешно выдержать осаду и поскорее освободиться от блокады, – отвечал за всех Витгефт.
Генерал облобызался с ним и, растроганный, сел на катер.
Между тем бомбардировка прекратилась. Солнечный, ясный день приветливо встретил вышедших из полутёмных помещений броненосца артиллеристов. Катер быстро доставил их на пристань.
На следующий день бомбардировка возобновилась с новой силой. С раннего утра посыпались снаряды в Западный бассейн, где стояли все броненосцы. Один снаряд угодил в борт «Ретвизана» и нанёс ему подводную пробоину почти в полквадратной сажени. Броненосец через неё принял пятьсот тонн воды и осел на один фут в воду. Одним из следующих снарядов был легко ранен в руку командир броненосца Шенснович и двадцать человек матросов. Это происходило на виду эскадры и произвело на всех удручающее впечатление.
Напрасно все шесть броненосцев громили перекидным огнём районы возможного расположения японских батарей, сотрясая до основания хрупкие домики в Старом и Новом городе. Бомбардировка неуклонно продолжалась. Стала очевидной невозможность дальнейшего пребывания эскадры в Артуре.
Как только прекратился обстрел, со всех пристаней двинулись к кораблям многочисленные шлюпки и катера. На некоторых из них восседали в ярких летних платьях лейтенантши, капитанши и представительницы артурского полусвета.
Плавучий лазарет «Монголию» целый день осаждали десятки катеров и шлюпок с многочисленными пассажирками, предлагавшими свои услуги в качестве сестёр и санитарок. И хотя все штаты давным-давно были заполнены, всё же пришлось принять счастливиц, имевших превосходительных покровителей. Так как разместить их в помещениях команды и медицинского персонала было невозможно, то им отвели одну из кают, предназначенную для раненых.
– Не успеем мы выйти из Артура, а нам уже некуда будет принимать подобранных в бою, – возмущался главный врач лазарета Петров[6].
Известие об уходе на следующее утро эскадры ещё днём облетело город. Все торопились на набережную, в последний раз полюбоваться стоящими на рейде судами. Остающиеся в Артуре морские офицеры – молодёжь с завистью, а старшие с сожалением – глядели на тёмные силуэты кораблей.
– Кто из них будет ещё плавать завтра в это время? – вздыхал пожилой капитан.
– Можно ручаться, что не все, – ответил ему собеседник.
– Не верю, чтобы наши самотопы рискнули вступить в бой с японцами, – басил тучный стрелковый капитан. – Как увидят Того, так и побегут куда глаза глядят.
– На месте Стесселя я бы предупредил моряков, что обратно в Артур им ходу нет, – вторил ему толстый полковник Савицкий.
– Без флота мы Артура долго не удержим, – задумчиво проговорил командир полевой батареи подполковник Петров.
Такие разговоры велись и на улицах, и в ресторанах, и на батареях. Моряки предпочитали отмалчиваться, чтобы не раздражать возмущённых полным бездействием флота сухопутных офицеров.
В морском собрании в этот вечер остающиеся в Артуре морские офицеры чествовали своих уходящих товарищей. Рекой лилось шампанское, произносились горячие тосты, пылкие клятвы умереть, но не посрамить Андреевского флага.
Накануне выхода эскадры Звонарёв с Борейко и учительницами Пушкинской школы решили нанести прощальный визит в домик Ривы. Уже затемно они добрались до Нового города и застали Риву за последними приготовлениями. Всё ценное было уложено, но обстановка квартиры оставалась целиком. Рива в форме сестры милосердия радостно встретила гостей.
– Я так рада, что уезжаю из Артура, а то за последние дни несколько снарядов разорвалось совсем близко от нашей квартиры. Боюсь только, чтобы в море не потопили минами «Монголию», – вздыхала она.
– Будем надеяться, что всё будет благополучно. Это нам здесь предстоит пережить тяжкие дни осады, – ответила Оля.
– Как вы поступите с квартирой? – справился Борейко.
– Оставлю на Куинсан. Быть может, Серёжа временно поселится здесь? Вы часто бываете в этом районе. Куинсан приготовит вам обед, постирает бельё, одним словом, сделает всё, что нужно такому заядлому холостяку, как вы, – лукаво улыбнулась Рива.
– В Артиллерийском городке найдутся особы, готовые всегда о нём позаботиться, – хитро поглядел на друга Борейко.
Звонарёв покраснел, но не стал возражать. Подали чай, разговор не клеился, все были взволнованы предстоящей разлукой и больше молчали.
– Пора двигаться, – поднялся Акинфиев. – Я довезу тебя до «Монголии».
– Надо перед дорогой посидеть и подумать о предстоящей дороге, – проговорила Лёля.
Все на минутку присели, затем стали прощаться. Девушки целовались, мужчины обменялись рукопожатиями. Гурьбой вышли на набережную, где уже ожидал катер с «Севастополя».
Стояла тихая тёплая звёздная ночь. С моря тянуло прохладой. С фортов доносилась слабая ружейная перестрелка, прерываемая отдельными пушечными выстрелами.
– Отваливай! – скомандовал лейтенант, и катер быстро растаял в темноте.
Ночь была на исходе. Гавань с её зеркальной поверхностью, тёмные громады судов, Тигровый полуостров, Золотая гора – всё безмолвствовало. Вдруг что-то сверкнуло на «Цесаревиче». Трепетно замерцали фосфорические огоньки на мачте, и тотчас же огоньки появились на всех остальных судах. Вспыхнут – потухнут и опять вспыхнут. Вслед за этим сразу ожили безмолвные тёмные громады броненосцев и крейсеров. Над тихим артурским рейдом раздались резкие свистки боцманских дудок, шум голосов и громкие выкрики команды. Послышался топот многочисленных ног по палубам, засветились огнями иллюминаторы. Вскоре с кораблей раздался стройный тысячный хор матросов, певших утренние молитвы. На «Цесаревиче» оркестр заиграл гимн. Его подхватили на других кораблях. У Адмиральской пристани в порту выстроенный на набережной батальон Квантунского флотского экипажа с оркестром вторил эскадре. Толпа, успевшая собраться на берегу, обнажила головы.
