– А как быть с Кундуз?

– Убей, – жестоко сказал хан. – Среди непокорных и моя младшая жена Акжамал. Убей и ее.

Тудай-Менгу огорченно поцокал языком:

– Зачем убивать двух красавиц? Если они не нужны тебе, о великий хан, отдай их мне…

– Убей, – повторил Берке. – Если тебе нужны женщины, можешь забрать всех моих жен…

Тудай-Менгу отрицательно покачал головой.

– Зачем мне старухи? Разве у меня не хватает бабушек?

Никому другому Берке не позволил бы вести в его присутствии такие разговоры. Но он хорошо знал нойона и знал, что все это пустые слова. Никто лучше Тудай-Менгу не выполнит то, что хочет хан. Справиться с рабами будет нелегко. Они знают, что случится с ними, если кто-нибудь из них попадет в руки нойона живым.

– Не увлекайся красавицами, – повторил Берке.

Тудай-Менгу вдруг посерьезнел:

– Я не сумасшедший, чтобы из-за женщины терять голову. Я привяжу каждую из них к хвосту коня….

Не сумасшедший… Среди чингизидов именно таким считали Тудай-Менгу. Никто не умел так изощренно и жестоко расправляться с побежденными, как он, никто не проливал столько крови, как этот человек.

Войско Тудай-Менгу должно было выступить против отряда Салимгирея с заходом солнца следующего дня, но уже к вечеру нынешнего верные люди предупредили рабов о готовящемся нападении.

Салимгирей принял решение не уклоняться от встречи с нойоном. Он хорошо знал, как поступают монголы со времен великого Чингиз-хана. Если даже попытаться уйти, скрыться, то Тудай-Менгу не повернет назад, а будет идти по следам хоть до края земли.

Наступившая ночь сломала все, что задумал Берке. Из Новгорода неожиданно прибыло посольство во главе с боярином Данилом. Послы приехали по спешному делу, и потому хан принял их сразу.

Снова собирались тучи над Новгородом и Псковом, снова готовились немецкие рыцари испытать удачу.

«Если Золотая Орда помнит свои обещания, данные ханом Сартаком, – сказал Данил, – то пусть поможет нам войском.»

Берке был готов к приезду орусутов. Давно и много думал он, что предпримет, если немцы двинутся на Новгород и Псков. Уступить им – значило потерять орусутские земли, платящие богатую дань. Не настолько слаба Орда, чтобы позволить кому-то отнять у нее жирный кусок.

Хан вызвал Тудай-Менгу.

– Я изменил свое решение, – сказал он. – С рабами расправится другой. Твой же путь лежит в орусутские земли…

Нойон обрадовался:

– Приказывай, о великий хан. Пусть рабами займется другой. А то, чего доброго, красавицы закроют мои глаза туманом и сердце сделается мягким…

Не слушая болтовню Тудай-Менгу, Берке продолжал:

– Ты пойдешь в земли Новгорода и Пскова и поможешь орусутам разгромить железную конницу немцев…

Видя, что хан не расположен к шуткам, нойон спросил:

– Когда прикажешь выступать?

– На рассвете.

– Слушаюсь и повинуюсь.

Еще не успела утренняя звезда Шолпан погаснуть в сером небе, а войско Тудай-Менгу, поднятое по тревоге, уже уходило в сторону орусутских земель.

Салимгирей был озадачен поведением нойона. Он ожидал нападения и готовился к битве, а монголы все дальше уходили от берегов Итиля.

Опасаясь ловушки, он отправил небольшой отряд во главе с Кундуз вслед за Тудай-Менгу. Надо было узнать замыслы нойона.

В полдень в лагерь Салимгирея прискакал воин. Кундуз сообщала, что войско Тудай-Менгу остановилось на отдых на берегу озера, окруженного сосновым бором. Кони врагов напоены и угнаны пастись на противоположный берег. Это значило, что нойон решил оставаться на озере до утра следующего дня.

Салимгирей сам не искал сражения – слишком неравными были силы, но заманчивая мысль напасть на врагов ночью, когда войско будет отдыхать, не давала покоя. Он приказал своему отряду небольшими группами перебраться в бор, поближе к лагерю монголов.

Воины укрылись в густой чаще, чтобы выставленные нойоном дозоры не смогли догадаться об их близком присутствии. Люди в последний раз перед битвой проверяли оружие, подтягивали подпруги у лошадей.

Салимгирей пробрался на опушку бора разведать подходы к монгольскому лагерю.

Бывший сотник, он сразу понял, что битва будет нелегкой – под началом Тудай-Менгу было не менее десяти тысяч воинов. Целый тумен закаленных, опытных всадников противостоял его тысяче, в которой были вчерашние рабы, совсем недавно еще не державшие в своей руке саблю.

Что из того, что на лагерь нойона можно напасть неожиданно? Ярость и ненависть плохо вооруженных не может все равно одолеть такую силу. Монголов не разбить, пока они вместе.

Но что же все-таки задумал Тудай-Менгу? Почему он ведет себя так странно и, вместо того чтобы искать отряд, готовится к какому-то далекому переходу в сторону орусутских земель?

Эта мысль не давала Салимгирею покоя. Он видел, что тумен выступил без обычных для похода повозок, без каравана, нагруженного разборными юртами, а каждый воин имел по две запасных лошади. Такое в монгольском войске бывало только тогда, когда необходимо было двигаться быстро и… далеко.

Салимгирей вдруг услышал за спиной тихий шорох и, вздрогнув, обернулся. Низко пригнувшись, прячась в густом кустарнике, к нему пробиралась Кундуз.

– Что случилось? – встревоженно спросил он.

– Из Сарай-Берке прискакал наш человек. Он говорит, что хан изменил свой замысел. По просьбе орусутов Тудай-Менгу идет в Новгород, чтобы помочь им победить врага, который собирается напасть на их земли.

Салимгирей облегченно вздохнул.

– Смотри, – сказал он, указывая на монгольский лагерь. – Нам не справиться с ними, даже если мы нападем неожиданно. Их слишком много…

Кундуз, сощурившись, смотрела на низкий песчаный берег озера, где дымились сотни костров и сновали люди.

– Жалко, – сказала она. – Если бы они разбились хотя бы на два лагеря. Я привязала бы Тудай-Менгу к хвосту его коня… – Глаза Кундуз мстительно блеснули. – Сколько принес он горя людям… Теперь придется ждать другого случая…

Они долго молчали. Солнце садилось за зубчатую стену леса, и длинные тени упали от бронзовых сосен на землю. В бору сделалось тихо и пасмурно. От монгольских костров поднимался синий дым, и ветер гнал его над озером седыми космами в сторону орусутских княжеств.

– Я знаю, что надо делать, – вдруг сказала Кундуз. – Пусть нам не повезло здесь, но мы живы и должны действовать. – Она положила руку на плечо Салимгирея. – Пойдем отсюда, и я расскажу то, что придумала…

На рассвете войско Тудай-Менгу, никем не потревоженное, выступило в поход. Движение его было стремительным, как полет стрелы, выпущенный из тугого лука. Меняя коней, останавливаясь лишь для короткого сна и чтобы животные могли подкормиться, днем и ночью шли монголы к северным орусутским землям.

Совсем другим был занят Салимгирей. Той же ночью его отряд вернулся на прежнюю свою стоянку, и Кундуз рассказала о том, что задумала. Замысел был прост и надежен, и Салимгирей, одобрив его, приступил к исполнению.

Через несколько дней он послал к Берке своего воина, велев сказать хану: «У нас большое войско. Если ты не освободишь всех рабов, то мы пойдем на тебя и разрушим твой город».

Момент для таких дерзких требований был выбран удачно.

В то время, когда Ногай был лашкаркаши Золотой Орды, близ главной ставки всегда находилось тридцатитысячное войско. И Берке, зная коварный и решительный нрав нойона, постоянно опасался, как бы однажды тот не задумал отнять у него трон. Поэтому после возвращения Ногая из похода на Кулагу он освободил его от должности лашкаркаши, дал ему новый большой улус в западных землях Орды и отправил его туда.

Говоря, что время наступило мирное, Берке не назначил нового предводителя и повелел не держать близ ставки постоянного войска. Отныне город охраняло войско, состоящее из воинов, присылаемых поочередно улусами всего на три месяца. Оно не превышало одного тумена.