Встретив традиционных еврейских жителей страны, новые иммигранты вскоре определили себя как «новый ишув»[42] (еврейская община), а своих предшественников – как «старый ишув». Эти ярлыки должны были обозначать разные цели и образ жизни, а также «новые» и «старые» типы людей. Как в палестинской прессе, так и в прессе диаспоры старый ишув изображался фанатично ультраортодоксальным. Сосредоточенный в четырех святых городах, прежде всего в Иерусалиме, он жил на фонды халукки, отвергал любые попытки продуктивизации или открытости для внешнего мира и был явно против сионистской идеи. Новый ишув описывался как просвещенный и образованный, основавший сельскохозяйственные поселения, стремящийся к продуктивизации и обладающий сионистским политическим сознанием. Но, как и любой ярлык, эти определения не учитывали множество вариаций, присущих обеим сторонам.
Несмотря на свой религиозный фанатизм, старый ишув претерпевал медленные изменения и включал в себя элементы модернизации в сфере занятости и жилья. Первые поселенцы вне стен Старого города Иерусалима происходили из старого ишува, так как были изгнаны туда из-за перенаселенности. Еврейские кварталы были построены на средства колеля к северу и западу от города, что знаменовало готовность к переменам. Именно евреи из Старого города предприняли первую попытку создания сельскохозяйственных поселений в Палестине в 1878 году в Мулаббисе (позднее Петах-Тиква). Хотя эти поселенцы были мотивированы желанием соблюдать заповеди, связанные со Святой землей, их готовность вести фермерскую жизнь была сродни революции.
С другой стороны, не каждый член Первой алии был достоин называться «новым ишувом», если эту фразу связывать с приверженностью сионистской идее. Многие новые иммигранты были очень похожи на своих предшественников из старого ишува; они устремились в Иерусалим в надежде получить деньги халукки. Многие другие были частью большой волны эмиграции, покинувшей Восточную Европу в этот период, особенно в США. Эти эмигранты, которые, по всей видимости, составляли большинство Первой алии (1881–1904) и Второй алии (1904–1914), искали в Палестине то, что эмигранты искали где-либо еще: лучшей жизни, безопасности – свободы от ужаса погромов и дискриминации со стороны российских властей и новых надежд для их детей. Это были горожане, которые хотели продолжать жить в городе, а не селиться в сельской местности. Они попали в Палестину почти случайно, возможно, потому, что слышали, что лорд Лоренс Олифант[43] поселил евреев в Палестине, или что Всемирный еврейский союз[44] поддерживал еврейских переселенцев, или потому, что перебраться по морю на Ближний Восток было дешевле, чем в Америку, путь в Палестину был короче, и было бы легче вернуться домой.
Первая алия также включала относительно небольшие группы Hovevei Zion, которые организовывались у себя на родине, в России и Румынии, с целью покупки земли в Палестине для еврейских сельскохозяйственных поселений. Эти сообщества, движимые националистическими мотивами, включали две группы интеллигенции. Первая, группа Bilu, состояла из молодых людей, некоторые из них получили высшее образование в России. Отчаявшись объединиться с русским народом, они решили «пойти к еврейскому народу» и основать в Палестине независимое территориальное образование с мечтами о еврейском суверенитете (подобно мечтам Владимира Дубнова, хотя он сам вскоре вернулся в Россию). Эти молодые люди были холостыми, образованными вольнодумцами, вдохновленными идеалом и далекоидущими планами организации массового движения. Но из-за своей неопытности, отсутствия финансирования и жестоких условий жизни в Палестине они вынуждены были оставить первоначальные намерения. Спустившись с высот своего воображения на землю реальности, они отказались от грандиозных планов и сосредоточились на создании колонии, которая стала бы моделью поселения для людей, следующих за ними. Небольшая избранная группа билуйцев руководствовалась народническими идеями, которые они заимствовали из русского революционного движения и стремились применить к сионизму. Они не оставили после себя какого-либо поселения. Большинство рассеялось еще до прибытия в Палестину, но после многочисленных невзгод несколько десятков из них поселились в Гедере, где были вынуждены соблюдать религиозный образ жизни. Все, что осталось от их юношеских мечтаний, – это легенда о Bilu, яркий пример для групп идеалистической молодежи, которая стала их приверженцами в последующие десятилетия, рассматривая билуйцев как первое звено в родословной своего поселения. Вторую группу составляли молодые люди среднего класса, образованные собственники, которые придерживались либеральных взглядов (именно члены данной группы поразили юного Йосефа Челуша своим поведением) и руководствовались националистическими идеями.
Карта 1. Сионистские поселения периода первой и второй Алии, 1882–1918 гг.
Остальные члены Hovevei Zion были евреями среднего возраста, которые приехали со своими семьями как по личным, так и по национальным мотивам. Они хотели жить свободной жизнью в Палестине «под своей виноградной лозой и под своею смоковницей»[45]. В основном они соблюдали религиозные традиции, не имели ни образования, ни руководства. То были мелкие лавочники или религиозные служащие, абсолютно ничего не знавшие о сельскохозяйственных работах. Некоторые начали думать об иммиграции в Палестину еще до погромов 1881 года, но именно сионистское пробуждение, последовавшее за беспорядками, побудило их претворить идею в жизнь.
В то время иммиграция была одним из вариантов, а не необходимостью, и многие новоприбывшие решили покинуть страну через короткое время, особенно в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, когда их дома в России, Галиции или Румынии все еще стояли и иммиграция в Америку или куда-либо еще была возможна. Для многих Палестина была всего лишь перевалочным пунктом на маршрутах через страны, которые еще не закрыли свои границы, поэтому для въезда в них не требовался паспорт. По общепринятой оценке, в Первую алию прибыло 60 000 мужчин и женщин, из которых не менее половины покинули страну; некоторые даже называют цифру 70 %. В 1904 году, накануне Второй алии, еврейская община в Палестине насчитывала около 55 000 человек (включая естественный прирост), из которых от 10 000 до 15 000 принадлежали новым ишувам, живущим в мошавах и Яффо, а также некоторое количество проживало в Иерусалиме и других городах. В следующее десятилетие в Палестину приехало около 40 000 иммигрантов, и более 60 % из них в конечном итоге уехали, но, по некоторым оценкам, эта цифра еще выше.
Подавляющее большинство иммигрантов Второй алии по характеру не отличались от иммигрантов из Первой. И, как и Первая, Вторая алия включала в себя избранную группу не более 3000 человек: молодых, неженатых мужчин и незамужних женщин, которые приехали в Палестину самостоятельно, движимые националистическим идеализмом. Даже эта группа прошла через безжалостный отсев. По словам Давида Бен-Гуриона, который приехал из Польши в 1906 году, когда ему было 20 лет, а затем стал первым премьер-министром Израиля, 90 % уехали[46]. Но именно члены данной небольшой группы сформировали национальный дух, историографию и руководство. Когда мы говорим о Второй алие, мы имеем в виду именно эту избранную группу.
Реальность эмиграции и ишува диктовала отсутствие прямой связи между первоначальными мотивами иммигрантов и их действительным поведением: многие из тех, кто прибыл без особых ожиданий и идеологии, становились лояльными патриотами, в то время как довольно много прибывших идеалистов, готовых принести жертвы, разбились о камни суровой реальности и уехали. До Первой мировой войны иммиграция в Палестину не была обязательным сионистским принципом, а уезжавшие из страны никак не осуждались. Отъезды на короткий или постоянный срок были частью жизни в Палестине. И сионистские лидеры, и деятели еврейской культуры приезжали в гости, но не оставались. «Лучшие из наших товарищей и вообще среди сионистов проживают в диаспоре и тоскуют, и этого им достаточно, – пожаловался Ицхак Бен-Цви, добавив: – Они приезжают из-за границы только ради того, чтобы увидеть древность и современность нашей жизни – и вернуться назад»[47].
