Мануэль упрямо мотнул рукой.

– Она красива. Дурнушки украшают себя скромностью, смелость – удел красавиц, – заявил без тени сомнения Де Ла Серта, и я немного расправила плечи.

Эдвард чуть насмешливо посмотрел на меня.

– Вы… вы были пленены ею? – осторожно спросила Эмма, опуская глаза.

Особого расстройства она не демонстрировала, но явно хотела четко представлять себе ситуацию и не обманываться насчет старшего Де Ла Серта.

– Простите меня, леди Эмма… – как будто бы смутился Мануэль. – Мое поведение было совершенно недопустимо… И то, что я рассказывал…

Я уже вообще ничего не понимала.

Младшая прямо взглянула в глаза сыну посла и заговорила с теми интонациями, что и наша матушка, когда бралась кого-то отчитывать.

– Вы поступили крайне… неприлично, обсуждая подобные вещи в обществе дам, – строго произнесла Эмма. – Но я могу понять ваши чувства к другой молодой леди. И не смею осуждать вас за них.

Моя маленькая сестренка, которую я когда-то сама нянчила, вела себя с достаточным спокойствием и достоинством. Так могла бы говорить взрослая женщина.

– Я… Я не должен был, леди Эмма, – принялся было оправдываться Мануэль Де Ла Серта.

Младшая подняла руку, упреждая дальнейшие его слова.

– Мне будет приятно знать, если вы найдете эту девушку. И, смею надеяться, ваши намерения в отношении нее серьезны?

Вопрос поставил молодого человека в тупик. В этих словах воплотилась вся категоричность юной девушки, которая смотрела на мир сквозь призму своих мечтаний. Минутное умопомрачение на балу не значило совершенно ничего.

– Я… Я не знаю, леди Эмма, если говорить до конца честно, – не стал обманывать мою сестру Мануэль.

Еще и правдивый. Хотя в данном случае это скорее уже недостаток, чем достоинство, по моему мнению. Как подобное признание отразится на их с Эммой отношениях? Сестра вовсе не лишена гордости, она, разумеется, не потерпит соперничества с какой-то распущенной незнакомкой.

– Думаю, в случае подобных сомнений вам лучше… прекратить оказывать мне знаки внимания, – резонно заметила наша младшая, чем изрядно смутила всех собравшихся.

В том числе и нас с Эдвардом. Как бы мне ни мучительно было видеть, как ухаживает человек, которого я люблю, за моей родной сестрой, все же лучше, если он будет оставаться на глазах у меня, брата и, чего уж скрывать, моего батюшки.

Бродить в одиночку Мануэлю Де Ла Серта было строго противопоказано. Потому что это чревато внезапной смертью.

– Что же, нам отказали от дома? – ошарашенно спросил Мануэль, как-то беспомощно косясь на брата.

Эмма покачала головою.

– Вовсе нет, джентльмены. Вы же хорошие друзья нашей семьи, вы так близки с моим братом, – мягко произнесла она, обезоруживающе улыбнувшись иберийцам.

Когда она только успела научиться подобным фокусам? И, главное, у кого? Не у меня же, в самом деле.

– Что же, на моем пути не встречалось никаких цыганок. Так что я все еще могу надеяться… – вкрадчиво начал Теодоро Де Ла Серта, демонстративно не замечая явного возмущения старшего брата.

Наша младшая и тут нашлась с должным ответом.

– Можете надеяться. Но разве вы не должны бережно относиться к чувствам своего брата?

Сама Эмма почему-то вовсе не казалась расстроенной грядущей потерей двух кавалеров, чему я была немало удивлена. У меня в голове не укладывалось, что все могло обернуться именно таким образом.

– А вы, леди Эмма, всегда щадите чувства своей сестры? – нашелся, в конце концов, Теодоро, которому совершенно не хотелось отказываться от красавицы только потому, что его брат попал в немилость.

– Всегда, когда понимаю, что могу ее ранить, – ответила со свойственной нашей семье решительностью младшая. – К несчастью, Ева бережет меня еще больше, и порой сама скрывает свои чувства.

Не знаю, что подумали Де Ла Серта, а вот я услышала в словах сестры упрек. Упрек в мой адрес. Она обвиняла меня в том, что я не готова до конца пустить ее в свою жизнь… Создатель… Надеюсь, она не догадалась, какие чувства я испытываю к Мануэлю. Только этого мне не хватало.

– Вы так и останетесь дороги мне. Но как друзья. Я не желаю, чтобы джентльмен, ухаживая за мною, думал при этом о другой даме. Как и не желаю становиться причиной для размолвок между братьями.

Это был финал, достойный пера лучшего драматурга. Публика оценила и замерла в благоговении. Причем мы с Эдвардом были изумлены едва ли не больше Де Ла Серта.

Да уж, выучка леди Кэтрин ни для кого не проходит даром, а именно Эмма больше всех нас проводила времени с матушкой…

Мануэль и Теодоро покинули поле боя, оставив его за шестнадцатилетней девчонкой, которая была чертовски довольна собою.

– Что это было? – первым делом спросил у Эммы мой второй, когда сыновья посла нас покинули.

Мне тоже безумно хотелось узнать то же самое.

Младшая смерила нас спокойным взглядом и изрекла:

– Иберийский оказался слишком сложен для меня.

Я не верила своим ушам. Еще пару дней назад Эмма клялась всеми святыми без разбору, что непременно будет говорить на этом «чудесном, увлекательном языке». И вдруг подобная перемена?

– Не настолько уж я влюблена в этих молодых людей, чтоб целоваться в ночном саду… И не настолько смела.

Младшая поднялась на ноги и подошла ко мне.

– И, разумеется, я никогда бы не стала принимать знаки внимания от молодого человека, которому отдала свое сердце моя сестра.

Странно, что гром не грянул и пол под нами не провалился.

– Ты… когда?.. – хрипло спросила я у Эммы, чувствуя себя ужасно неловко от всего происходящего.

Сестренка вздохнула и закатила глаза. Точь-в-точь как наша мама. Просто до дрожи похожа.

– Да сегодня! Хотя и прежде подозревала нечто подобное. Ты всегда старалась оставаться рядом с ним. Ты бросилась защищать его, едва он оказался. Была готова рискнуть репутацией… В тебе всегда была сильна страстность цыган, но и благоразумие Дарроу не уступало. А ради Мануэля Де Ла Серта… Создатель…

Я тяжело вздохнула и закрыла лицо руками, пытаясь спрятать от младшей сестры пылающие щеки.

– И теперь этот бал… Даже если бы я не заметила, как вы с Эдвардом переглядываетесь, все равно бы поняла, что это была именно ты. Только у тебя хватило бы…

– Бесстыдства?.. – всхлипнула я, чувствуя себя особенно жалкой рядом с шестнадцатилетней сестрой, которая не наделала столько опасных самонадеянных глупостей.

Но Эмме удалось меня удивить еще раз:

– Смелости, Ева. Смелости.

Мне не сразу удалось поверить в услышанное.

– Я даже представить не в состоянии, сколько же смелости должно быть в тебе, что ты вот так можешь бросить все и провести вечер с тем, кого любишь.

Опустить руки удалось не с первой попытки. Да и улыбка наверняка была вымученной.

– Я была в маске, Эмма. Когда ты в маске, то смелости куда больше.

Сестра всплеснула руками.

– Я бы и в маске никогда не смогла решиться, Ева! А ты… Ты ведь его так любишь – и все равно готова была отдать его другой! Как?.. Тебе ведь должно быть больно! Постоянно! Каждую минуту!

Больно. Да, мне было больно постоянно. Но притерпелась, смирилась…

– Если тебе – то я смогу это пережить, – тихо ответила я.

Брат наблюдал за нашим с младшей разговором молча. Он, судя по всему, намеревался дать нам все решить самим, без его участия.

– Вот только я не готова принять такую жертву от тебя! – возмутилась сестра. – Для меня Мануэль Де Ла Серта был всего лишь прихотью, не более! Неужели ты думаешь, будто я настолько… настолько глупа, настолько себялюбива, чтоб забрать у тебя любовь только из-за сиюминутного каприза?!

Нет, так я о сестре, разумеется, даже подумать не могла, но все же глупо было рассчитывать на понимание младшей в этом вопросе. Откуда мне было знать?..

– Эмма… Эмма, он все равно не любит меня. И никогда не полюбит, – принялась увещевать я сестру. – Твоя жертва бессмысленна. И я несколько не обижусь, если ты отдашь предпочтение именно этому человеку.