— Теперь я задам лишь один вопрос. Кто вы такие? — в ушах рыцаря прозвучал холодный голос авантюриста.

59…

Что-то пошло не так.

Момонга понял это, когда весь Назарик накрыло колоссальным количеством сторонней энергии. Энергии, схожей с той, которую выпускал он. Может только меньшей чистоты и плотности. Энергии десятков миллионов душ, если не больше.

Приглядевшись в её бушующие потоки, Момонга осознал, что накрыло не только Назарик, но и вообще весь Иггдрасиль. Что-то пыталось воплотить все девять миров игры со всем её содержимым в реальность. Воплотить и переместить к себе.

Но для неизвестного призывателя было слишком тяжело создать с нуля столь огромное количество объектов. Потому неизвестная сила стала откалывать виртуальный мир по кусочкам. Кажется, в одном из таких кусочков он видел, как воплощение чьих-то аватаров утягивало за собой в пустоту души игроков, оставшихся до самого конца в виртуальном мире. Так происходило ещё как минимум пару раз, прежде чем гильдмастер заметил, что настаёт черёд Назарика.

Оставить это без внимания Момонга не мог. Он знает, как действует сырая сила творения. Эта сила создаёт вещи на основе полученной информационной составляющей. Она вытащит все данные по требуемым объектам из Иггдрасиля и создаст на их основе полноценные единицы. Но пойдёт она самым простым путём. Вместе с объектами она создаст и законы их существования на основе игровой механики, тем самым жёстко их ограничивая в заданных рамках. В отличие от тщательно продуманных Момонгой алгоритмов творения.

Например, если в призывающем мире существует своя собственная магическая традиция, то она будет недоступна призванным существам. А вот традиция на основе игровых навыков с другой стороны будет вписана в сам мир, что только усилит коренных жителей.

Момонге это не нравилось. Он не собирался допускать вмешательство чужой воли в свой замысел. Как и не собирался ограничивать своих НИПов и отпускать их в одиночку в новый, и наверняка опасный для них мир. А безопасным место, где в качестве топлива используют такое количество душ, быть не может.

Когда дармовая энергия стала проникать в гильдию, Момонга усилием воли направил её исключительно в себя. Он прогонял стороннюю силу через свою душу и использовал её для собственного плана. Параллельно с этим он обратил внимание на мировой предмет внутри его игрового персонажа. Там, в центре живота, сияла огромная красная сфера. Функционально она была хранилищем магической энергии, которая могла в ней бесконечно собираться, а после разом использоваться для усиления заклинаний игрока. Ранее, из-за возможного недостатка энергии, Момонга планировал отказаться от воплощения большинства Мировых Предметов. Теперь же он был не ограничен выработкой своей души, и начал претворять план, который откинул в сторону ещё два года назад.

Мировые предметы в Иггдрасиле считаются почти неразрушимыми. Более того, их суть считается неизменной. Поэтому до того, как его шарик воплотился, он изменил его информационный образ: засунул внутрь него свою душу и изменил тип хранимой энергии с маны на энергию созидания. Таким образом изолированная от реальности оболочка Мирового Предмета защитит расколотую душу от рассеивания, а поступающая энергия позволит её полностью восстановить. Более того, поскольку предмет станет буквально частью его дущи, он сможет свободно оперировать полученной энергией, а не просто выпускать весь запас за раз.

В итоге Момонга по воле судьбы избежал неминуемой смерти. Теперь оставалось проконтролировать создание Назарика и приготовиться к путешествию через пустоту.

Первым делом гильдмастер старательно следил, чтобы у его созданий не было жёстких ограничений. Да, их изначальные данные после рождения не изменятся. Зато с его вмешательством они не будут сковывать НИПов железными цепями, и ничто не помешает им учиться новому. Ещё он посчитал важным снизить влияние параметра кармы на мышление новорождённых существ. Нет, он не превратил злых персонажей в добряков. Он просто даровал им в качестве основы свой собственный моральный компас (который, к слову, как у слегка трансцендентного существа, тоже далёк от человеческого), на который они смогут в будущем ориентироваться. Это по крайней мере усилит понимание действий друг друга между ним и НИПами. Его интуиция предвещает большинство проблем именно в этом направлении.

Он внимательно наблюдал за формированием различных игровых систем Назарика. Он не допускал существования условных игровых ограничений в его функционировании. А так же добавлял возможность управления всеми ловушками и особенностями этажей своему трону. Тщательно осматривались остальные получаемые мировые предметы.

Тем не менее он не был бы собой, если бы не обратил внимание на ждущий своей очереди остальной виртуальный мир. Среди его друзей он был известен как заядлый коллекционер и хомяк. Поэтому нет ничего удивительного, что прямо перед финальным этапом воплощения и переноса в новый мир, он сунул свои жгутики энергии в сокровищницы пары-тройки топовых гильдий, содержимое почти пустующего аукциона и запасы некоторых игровых шахт. Щедрой рукой он не глядя высыпал полученное к себе на 11-й этаж и с злорадным хихиканьем отправился в компании Назарика навстречу приключениям.

0:00:00…

1,

2,

3…

Время на голографических часах от интерфейса игры продолжало свой ход, будто бы ничего не произошло. Но Момонга чувствовал изменения. Мир для него стал по настоящему реальным. А сам обрёл полноценное живое тело, как бы это не звучало иронично по отношению к голому скелету. Вместе с тем к нему вернулось его божественное чутьё, благодаря которому он мог прочувствовать всю воплощённую гробницу, а также частично её окрестности.

— Владыка Момонга, с вами всё в порядке? В-вы нас покидаете? Оставляете нас одних?! — послышался справа от него сладкий женский голос с нотками, беспокойства, паники и подступающей истерики.

Гильдмастеру пришлось срочно выныривать из захватившей его эйфории от произошедшего. Он повернул голову в сторону Альбедо и замер в неверии.

«Разве мы делали её настолько красивой?» — вот то, что пронеслось у него в мыслях в этот момент.

В глаза сразу бросались шелковистость её густых тёмных волос, а также молочная белизна совершенной кожи. Весь её образ кричал о неземной красоте её обладательницы. Демоническая сексуальность и ангельская красота породили прекрасное сочетание, достойное увековечивания на тысячах картин известных художников. Лихорадочный румянец на щёках лишь дополнял живости внешности. Лёгкий приятный аромат раздражал пока несуществующие, но фантомно ощущаемые Момонгой ноздри. В ярких жёлтых глазах с вертикальным зрачком виднелось море тёплого беспокойства с теням затаённого страха.

Момонга был так впечатлён увиденным, что не сразу догадался что-то ответить.

— Прости, что? — единственное, что он из себя выдавил.

— Вы сказали, что прощаетесь с нами. Я не очень поняла причину, но прошу вас, Момонга-сама, — она вскочила с малого трона и упала ему прямо в ноги, выпуская из своих прелестных глаз горькие слёзы, — прошу, останьтесь с нами хотя бы ещё чуть-чуть! Не покидайте нас. Ведь вы последний из Высших Существ! Последний, кому мы нужны!

Момонге вдруг стало чрезвычайно неловко. Его радость от успеха в реализации его безумной идеи резко пошла на убыль. Да, Альбедо стала живой. Живой и эмоциональной. Настоящей. Новорождённой. И, словно ребёнок, она боится потерять своего родителя. Он, как никогда прежде, пожалел о сказанных тогда в порыве чувств словах. Теперь же у его ног проливала слёзы прекрасная женщина. И в этот момент Момонга пообещал себе, что больше не заставит её плакать.

— Не волнуйся, Альбедо, — его костяная конечность нежно провела своими длинными пальцами по гладкой шевелюре Смотрительницы Этажей. — Только что произошло великое чудо. Чудо, что помогло мне остаться вместе с вами. Я больше никогда не оставлю вас.