Расстроенный Эриной пошёл веселиться. Напился, так и не опьянев, наслушался хвалебных речей (гемандцы, оказывается, преисполнились уважения к тому, как он владеет мечом), потом подыскал себе девку, но и она не принесла ему никакого удовольствия. Возможно, потому, что ему снова вспомнилась Алайя.

Страшно было думать о том, чтобы ехать навстречу войне, но ещё страшнее – о том, от чего он бежал. Пока что Эриною некогда было размышлять о случившемся. Он только отдавал себе отчёт, что совершенно не помнит, как выбрался из теснин Западного кряжа. Несколько дней скитаний по безлюдью едва закрепились в памяти. Но когда он наткнулся на гемандцев, все страхи как-то разом отдалились, он поверил, что вернулся к нормальной жизни. Облегчение было так велико, что даже разговоры солдат о войне не смогли его напугать.

В голове сама собой сложилась история, объясняющая его появление в мигенской глуши. Пожалуй, она была не так уж и хороша, однако выручила его, избавила от подозрений.

Потом хватало тревог из-за близкой битвы, а вот теперь всё вернулось и вспомнилось с ужасающей ясностью.

Ведьма и вправду оказалась не простой целительницей, а сущим исчадием ада, и когда преследователи уже готовы были её схватить, за неё заступился, не иначе, какой-то демон.

Сейчас Эриной уже начал сознавать, что в облике Чёрного Человека, изрубившего Белайху и дравшегося с Филоном, угадывались черты Кидроана, но он никак не мог поверить, что обычный ард-охотник преобразился в такое чудовище.

Впрочем, он же был с ведьмой…Кто знает, что ещё ей под силу, какие чары она могла наложить на всех них?

И кто знает, не околдовала ли она самого Эриноем той памятной ночью? Ведь даже теперь, когда он боялся Алайи больше всего на свете, она не шла у него из головы и не давала получить от других женщин того, что, как прежде считал копьеносец, он отлично умел получать…

Да чтоб ей провалиться в ад, откуда она явилась! Возможно, уехать в Сет-Ликею – не такая уж плохая мысль. Да, там война, там придётся снова переносить все тяготы походной жизни и рисковать шкурой, даже крепко рисковать, если правду говорят о том, какую силищу собрали южане.

Зато он окажется ещё дальше от Западного кряжа. Что бы ведьма там ни искала – пускай остаётся со своим Хорсой, или Чёрным Чёловеком, и со всем, что могло ей понравиться среди мёртвых серых скал!

С такими мыслями встретил Эриной ночь – усталый, полупьяный, злой на всё и на всех, и уже почти с нетерпением ждущий, когда наконец вернутся разведчики и можно будет отправляться в путь.

Ночью ему приснилась Алайя. Она смеялась над ним, и мороз пробирал от её смеха. Пробудившись, Эриной с тоской подумал, что, быть может, ему ещё придётся повстречаться с этой проклятой девкой.

***

Среди холмов и низин Сет-Ликеи, в самом сердце этой всеми позабытой страны шли навстречу друг друга два войска.

Как далеко отсюда, под Мигартой, Эвхилион, так в царской ставке Нисий проводил часы над картой, изредка отвлекаясь, чтобы выслушать донесения разведчиков.

Старику это бдение давалось с трудом. Спина настойчиво требовала отдыха, плечи ныли и горели огнём, поясница грозила сломаться. Время от времени Нисий потягивался, и под сводами царского шатра раздавался хруст его суставов.

– Ты совсем себя не бережёшь, – сказал ему Эттерин.

Сам государь тоже был бледен, однако держался молодцевато. Каждодневные уроки Нисия не проходили даром, никто не мог заподозрить, какие сомнения одолевают царя.

– Мне незачем себя беречь. Как бы то ни было, это моя последняя война. Я уже слишком стар, и моя единственная забота теперь – оставить тебе весь свой опыт и сплочённую державу.

– Я бесконечно ценю тебя, Нисий, но… – Эттерин вздохнул и уже привычно оглянулся, чтобы убедиться, что в шатре никого больше нет, – но нужно сказать, что либо ты плохой учитель, либо я плохой ученик. Я изучил под твоим руководством все великие битвы гипарейских и колхидорских полководцев, но до сих пор ничего не понимаю в тактике боя. Я могу перечислить все причины, которые привели к победе или поражению в том или ином сражении, но не в состоянии представить, что следует делать сейчас.

Нисий помедлил, а потом развернул карту к царю и пригласил его сесть напротив.

– Я умер, – сказал он. – Или преисполнился презрения к тебе и отказался помогать. Войска твои. Бегство невозможно. Твои действия?

– А почему бегство невозможно? – поинтересовался царь.

– Потому что в этом случае я убью тебя.

Эттерин на минуту растерялся: ему не удалось прочитать по холодным глазам Нисия, шутка ли это. Наконец он решил, что всё-таки шутка.

Следует признать, что в этом случае он отнюдь не блеснул сообразительностью. Однако же расслабился и поглядел на карту трезво.

– Что ж… Предлагаешь мне составить план сражения без малейшей подсказки?

– И даже без малейшей поправки. Мы на самом деле выполним твой план, каким бы он ни был.

Эттерин вздрогнул.

– Я не смогу! Нет, так не годится – любая моя ошибка может стоить жизни тысячам воинов…

– Любая твоя ошибка может привести к гибели всего царства. И тем не менее, мы сделаем это. Я уже не раз говорил про свой возраст, и поверь, вовсе не из старческого кокетства. Что ты будешь делать, если я умру нынче ночью, во сне? Подумай, прежде чем ответить, – поспешил он прибавить, опасаясь, что услышит в ответ: «Сдамся».

Царь нахмурился и склонился над картой, подперев голову руками.

– Сведения о численности войск точны?

– Теперь уже точны. Тридцать четыре тысячи врагов – двадцать две манфалитов и шестнадцать тимениан – против наших тринадцати тысяч. Шесть тысяч врагов уже разгромлены под Мигартой. Но семь тысяч тимениан и три – манфалитов, которые готовились пройти к Ликенам через Мигенскую долину, теперь спешат с юго-запада на соединение с главными силами, и будут здесь через три дня. Кроме того, на юго-востоке тименианский стратег Гифесил сумел оторваться от Теммианора, в этом уже нет сомнений. Значит, ещё три тысячи врагов грозят нам. Зато и Теммианор обещает поспеть сюда завтра – он движется параллельно Гефисилу.

– Рассчитывать на его войско сложно…

– И тем не менее, это будет хоть какое-то подкрепление, способное, во всяком случае… Впрочем, я больше не говорю ни слова, – оборвал себя Нисий.

– Способное быстро передвигаться и нарушать сообщение частей противника, – закончил за него царь. – Но от этого нам мало пользы, поскольку южане идут слитным корпусом. – Он помедлил, водя пальцем по карте. – Местность не даёт ни малейшей возможности зажать врага в тисках. Нет достаточных сил, чтобы потрепать его в походе. В кавалерии мы равны, и если конные отряды совершат налёт, предположим, на середину походной колонны южан… вот в этом месте, например, подобное возможно… Мы рискуем потерять всю кавалерию, а успех крайне сомнителен. Даже в лучшем случае это будет сродни комариному укусу.

– Не мы, – напомнил Нисий. – Не мы рискуем. Ты.

– Я, – печально согласился царь. – Что ещё? Чтобы малыми силами победить превосходящего в численности противника, у великих полководцев всегда находится удобное место для обороны, или для того, чтобы спрятать засадный полк – здесь ничего такого нет. Просто некуда заманивать врага ни обманным маршем, ни ложным отступлением…

Нисий кивал и уже начинал скучать, слушая бесконечное перечисление причин, по которым одержать победу не представлялось возможным.

– Я просто не знаю, что ещё сказать. Атаковать самим? Принять бой в поле?

Нисий развёл руками.

– Думай, царь! Меня больше нет рядом.

Эттерин взъерошил волосы.

– Ладно, начну перебирать всё по порядку. Итак, если мы… если я приму открытый бой, южане развернутся в обычный порядок и станут теснить нас… меня широким фронтом, держа наготове ударные отряды на каждом фланге и в центре, чтобы развить успех там, где им удастся сломать наши ряды. Если же мы будем держаться, нас постепенно обойдут с флангов и возьмут в окружение. Это верная смерть. Дальше – имеет ли смысл оборонять лагерь? На первый взгляд, это единственное, что может дать нам преимущество…