Спит занесенное песками время фараонов, календарные стелы толтеков и майя поглотила зеленая тьма сельвы, и только маятник Гималаев все еще отстукивает секунды и века полузабытых, почти легендарных эр. Порой кажется, что сама вечность потерянно бродит по замкнутому кругу в этих горных дуарах (террасах), где окоем сокрыт зубчатым снеговым ожерельем.

На перевалах, рядом с каменной пирамидкой, украшенной цветными ленточками, можно увидеть железный трезубец, дерзко вонзившийся в небосвод. Это знак здешнего властелина - Шивы.

Вот как характеризуют его строки поэта и слова священных книг:

И тут же в гневе, что нарушена аскеза,

С лицом, от сдвинутых бровей ужасным,

Из глаза третьего метнул огонь,

Вверх пламенем слепящим взмывший.

Калидаса

Пребывающий во всех лицах, головах, шеях, в тайнике всех существ,

Он - всепроникающий, владыка и потому - вездесущий Шива.

Шветашватара упанишада

Я вздымаю высокую молитву

К высокому, бурому, светлому быку.

Поклонись пестро пламенеющему

поклонениями!

Мы воспеваем буйное имя Рудры.

Ригведа

Шива

Далее станет ясно, что все это значит…

Создатель несравненной йоги Шива по обыкновению предавался высшему искусству созерцания на ледяной вершине Кайласы. С того страшного дня, когда он повздорил с тестем на празднике жертвоприношения в честь богов и его обожаемая жена Сита бросилась в пламя костра, он умерщвлял свою плоть непрерывной аскезой и укреплял дух медитацией. Он и думать не хотел о том, что старшие и младшие боги пребывают в смятении из-за Тараки, ставшего непобедимым для всех живых существ всех миров. Недаром же при его появлении на свет ревели ослы и гнусно рыдали шакалы, а в потемневшем небе раздавались мерзкие звуки. Чтобы скопить силу, этот неведомо откуда взявшийся Тарака, сын Ваджранги, стойко выдержал покаяние, длившееся тысячу лет, из которых целый век он стоял, подняв руки, на одном лишь большом пальце правой ноги; век не брал в рот ничего, кроме чистой воды, и столько же лет провел в молитве на голой скале. Индра и все тридцать три миллиона младших богов дрожали от ужаса перед такой волей. Но уже ничего нельзя было поделать. Творец Брахма связал себя словом, а метательные диски охранителя Вишну отскакивали от Тараки, словно горошины от стены.

Только Шива, которому было предначертано родить сына-победителя, мог бы спасти богов от уничтожения. Но он был теперь одинок и слышать не хотел о женщинах.

И тогда Гималаи - вечная защита Индии - пришли на выручку ведийским богам.

Жена хозяина Химавата с давних пор приносила жертвы в роще Богини-Матери. Она была жрицей великой Шакти, олицетворявшей таинственное женское начало. Неотделимое от Шивы, это божественное пламя время от времени проявляло себя в виде прекрасной женщины, созревшей для материнства. На круглую каменную плиту, пронзенную округлым сверху столбом, - алтарь божеств - и приносила жертвы жена Химавата.

Лишь немногие посвященные знали, что в ночь первого весеннего полнолуния по черным камням стекает человеческая кровь. Она давала плодоносную силу земле и женщине - продолжательнице рода.

Когда в дружной семье гималайского властителя появилась дочь, знамения свидетельствовали, что пришла долгожданная спасительница мира. Но только мать знала, кого она произвела на свет, ибо в облике крохотного человеческого существа ей явилась однажды сама Богиня.

Когда девочка подросла, отец стал брать ее с собой в горы, где на вершине Кайласы по-прежнему сидел в позе медитирующего аскета упрямый Шива.

«Не отвлекай меня, - сказал он однажды Химавату. - И не приводи сюда женщин».

Но Парвати - так звали дочь Гималаев - с первого взгляда влюбилась в сурового аскета, хотя он и предстал перед ней в образе высохшего до костей старика. Она сама стала приходить на Кайласу, чтобы прислуживать грозному богу и охранять его покой. Боги, от которых не укрылось благоговейное и сильное чувство Парвати, решили во что бы то ни стало разбудить в сердце Шивы ответную страсть. Но как могла любовь проникнуть в душу аскета?

Оставалось прибегнуть к искусству Камы - бога любви. Правда, однажды он потерпел поражение, попытавшись заразить любовным недугом Ишвару - предвечного создателя всех богов, но другого выхода не было. Напрасно Кама уверял, что Шива - это тот же Ишвара и его не проймешь цветочными стрелами. Боги не отставали. Да и дева Парвати была так прекрасна и так самозабвенно влюблена, что бог вожделения сам зажегся идеей помочь дочери Химавата и позвал на помощь свою верную подругу Рати - любовную страсть. Спрятавшись в кустах рододендрона, на самой границе вечных снегов, он подстерег удобный момент, когда Парвати приблизилась к Шиве с благоухающими весенним дурманом цветами, и натянул свой лук из стебля сахарного тростника с тетивой, образованной сцепившимися пчелками. Шива не почувствовал, как горячая стрела с цветком вместо наконечника проникла в его сердце. Но впервые за все то время, что Парвати прислуживала ему, он увидел не только яркие цветы на плетеном подносе, но и душистые розовые пальчики, намазанные киноварью. «Цветы это или пальцы?» - пронеслась в голове непрошеная мысль. Но первый из йогов оборвал ее и, опустив веки, погрузился в созерцание.

Кама не терял надежды. Призвав еще одного помощника - Васанту, бога весны, которого сотворил ему в помощь Брахма, он заставил его превратиться в кукушку. И тогда любовная жалоба огласила ледяные просторы вершин. Шива приоткрыл чуть веки и увидел все ту же Парвати, сметавшую в этот миг сухие листья. Когда его взгляд остановился на ее нежных и сочных губах, опытный Кама выпустил еще одну стрелу. «Губы это или спелые вишни?» - успел подумать Шива, прежде чем кануть в глубины собственной души. Распаляясь охотой, Кама пускал стрелу за стрелой. Часть их попала в Шиву, часть пролетела мимо, а несколько цветочных стебельков вонзились в Парвати. Она и думать забыла про свои обязанности. Опаленная сухим жаром, она, словно в танце, раскачивала бедрами, а ее сари призывно шуршало вокруг стройных, объятых незнакомым, расслабляющим томлением ног. Ах, это было необычное сари! Парвати, решившая завоевать аскета таким же суровым покаянием, сняла с себя - так говорит «Матсья пурана» - свои роскошные одеяния и драгоценные украшения, надела одежду из коры и стала купаться три раза в день в горном источнике. Сто лет она питалась листьями с деревьев, сто лет - опавшими листьями и сто лет строго постилась.

Но теперь в танце вся прелесть вновь возвратилась к Парвати, и, шурша, опадала с нее сухая кора. Шива больше уже не закрывал глаз. Все его мысли, помимо воли, сосредоточились на прелестном видении, заслонившем ему вид на голубую долину, в котором он черпал успокоение и отрешенность. Но только он подумал о том, что видит перед собой все ту же девушку, что так беззаветно ему служила, только успел понять, что видит ее совсем по-новому, как неосторожный Кама высунулся из-за куста. И великий бог увидел нацеленную на него цветочную стрелу.

Он раскрыл свой третий надбровный глаз и метнул в незадачливого стрелка пламя, которое некогда спалило целый город асуров под названием Трипура. От Камы осталась лишь легкая горсточка пепла. Некоторое время спустя Шива внял мольбам Рати, жены бога любви, и вновь воскресил его. С того дня Каму стали называть Анангой - Бестелесным, а о Шиве говорили: «Тот, что убил рождающегося в сердце».

Но это было ошибкой. Рождающегося в сердце Шива как раз и не убил. В каменных чертогах Химавата между тем воцарилось уныние. Забыв о своей божественной сущности, горько плакала безутешная Парвати. На счастье, гостивший у Химавата мудрец Нара-да, перед кем были открыты двери всех миров, дал ей хороший совет: «Не надейся увлечь Шиву красотой и юностью. Продолжи путь аскезы, и ты завоюешь его силой духа. Возвращайся на Кайласу и поселись в пещере». А еще он научил ее мантре «Ом нама Шивая» - сильнейшему из заклинаний, означающему «О, поклоняюсь Шиве».