Сейчас нужно назначить лечение. Думаю, пару недель вы побудите у нас. Так будет лучше и безопаснее для вас.

– И, какой диагноз? Что со мной? – врач не отвечает. Мама опережает его реплику:

– Доченька, тебе нужно отдохнуть. Не стоит сразу перегружать себя. Мистер Эндрюс, вы согласны со мной? – мама укоризненно смотрит на доктора и тот кивает в знак согласия. Затем пожелав мне хорошего отдыха, выходит из палаты.

– Я съезжу до дома. Хочу переодеться, я приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое. Ты же не против?

– Конечно, поезжай! – мама целует меня в макушку и, взяв с кресла сумку, уходит. Палата наполняется тишиной.

***

Битый час я стараюсь вспомнить, что произошло на вечеринке, но всё без толку. Хочется кричать от этой неизвестности. Тело ноет, хочется встать, но боль в спине не позволяет.

Я пытаюсь сконцентрироваться, сосредоточится на вечере у Келли, но боль в голове сбивает все мысли. Я помню, как помогала ей, как что-то всех рассмешило; помню, как бежала очень долго, сначала по дороге, потом по какой-то тропинке, но дальше сплошная чёрная дыра. Неизвестность душит, я чувствую подступившую истерику, но стараюсь сдержаться.

Я бью по койке. Руки бессильны, кожа на них саднит от царапин и порезов. Слёзы скатываются на подушку. Я бью по кровати, пока последние силы не уходят от меня. Я продолжаю плакать. Так я засыпаю.

– Мисс Дэвис, проснитесь, – меня будет молодой женский голос.

Медленно открываю глаза: передо мной стоит медсестра, в руках у неё поднос с какими-то инструментами и препаратами.

– Здравствуйте.

Растерянно смотрю по сторонам, пытаясь опомниться после сна.

– Я поставлю Вам укол, а потом можете дальше спать. Если после укола будет хуже, обязательно сообщите. Я сейчас уйду, но сменщицу я предупрежу, – медсестра очень вежливая, у неё приятный заботливый голос.

– Что за препарат, – с трудом переворачиваюсь на живот. Боль пронзает всё тело. Голова «раскалывается».

– Ноотроп. Обычное дело. Лекарства этой группы прописывают для более быстрого восстановления после черепно-мозговых травм или нарушений мозгового кровообращения, а также поможет Вам с концентрацией, – ничего не понимаю. Травма, нарушения. Врач мне толком ничего не сказал. Я даже не знаю, что стало последствием падения.

– Черепно-мозговой травмой? – медсестра аккуратно вводит лекарство. Резкая и неприятная боль, нога отнимается.

– Ну да. Не волнуйтесь. Я видела Вашу карту и всё, что вам назначено. Всё по назначению Вашего лечащего врача.

Сестра вынимает иглу, сгладывает мусор в небольшой контейнер и уходит из палаты. Я остаюсь одна в глубокой тишине. Вопросов не стало меньше, наоборот: их ещё больше. Почему от меня скрывают диагноз? А если всё хорошо, то почему не скажут об этом?

Возвращаюсь на спину. Кажется, я скоро сойду с ума.

Мама и отец приезжают ко мне через час, после того, как мою палату покинула медсестра. В руках у папы большой синий пакет и пиджак: по костюму было видно, что они приехали сразу, как папа вернулся с работы. Мне так стыдно… Я всегда думала, как им безразлична моя жизнь, а теперь по их красным глазам, понимаю, какими страшными для них были эти четыре дня. Четыре дня они плакали, не теряя надежду, что их дочь придёт в себя.

– Я испекла твой любимый пирог с клубникой, – мама ставит пакет на тумбу возле кровати и целует меня.

– Привет, дочка, – папа подходит ко мне и берёт за руку, – ты не представляешь, как я рад, что могу снова видеть тебя!

– Мы привезли тебе ноутбук. Сможешь что-нибудь посмотреть, когда тебе будет лучше. Ещё тут фрукты, сок и…– мама начала всё доставать из пакета. – Майк, мы забыли апельсины. Ей же нужны витамины, Майк, – мама в секунду становится нервной, её голос дрожит. Вот-вот она заплачет.

–Мама, всё в порядке,– я пытаюсь привстать, но спину пронзает боль, и я сильно жмурюсь. – Мама и папа… прошу, не нужно так загонять себя. Всё… всё хорошо.

Мама всё в той же мятой чёрной кофте. Она не потратила на себя и секунды.

– Спасибо за всё, я очень рада вас видеть, – мама тихо выдыхает, папа встаёт и подходит к ней. Он обнимает её, и внутри меня разливается тепло. Я так рада видеть их такими близкими.

Мама и папа вместе тридцать лет, с самой школы. Я никогда не спрашивала, как они познакомились и стали парой. Но я готова спорить с каждым, что они любят друг друга, как никто не может любить. Папа во всём поддерживает маму, с ним она кажется такой хрупкой. Мама же сильно забоится об отце, и без неё он и дня не продержится.

Мама вздрагивает в объятьях папы, когда в тишине звучит мой голос:

– Мама, я хочу поговорить с моим доктором.

–Я, я не думаю, что это хорошая идея.

– Мама, ты не можешь скрывать от меня, что со мной. Я хочу знать, – мои глаза наполняются слезами. Я пытаюсь их скрыть, чтобы не делать больно родителям.

– Дакота, она права.

– Нет! – мама вырывается из рук папы, – Ной, ты не можешь, она ещё не готова, – мама пытается сдержаться и не перейти на крик.

Я набираюсь сил.

– Мама, пожалуйста! Мне плохо от этой неизвестности, – я плачу, мама отрицательно машет головой и тоже начинает плакать, – прошу. Пожалуйста.

Мама сдаётся. Она выходит из палаты, а папа бежит за ней. Через пару минут в палату заходит доктор Эндрюс. Один. Я моментально напрягаюсь.

– Элиан, Вы хотели меня видеть?

–Что со мной?– перебив врача, спросила я. Мне становится неловко. Я виновато опускаю глаза, но не извиняюсь, слова застревают в горле.

–У Вас ушиб головного мозга, тяжелой степени, – доктор выдыхает и садится рядом на стуле. – Я говорил, что, скорее всего, произошёл удар обо что-то очень твёрдое. Камень, балка от моста – это не важно. Травма серьёзная. Справой стороны затылочной зоны у Вас гематома, отсюда резкие боли. Я настаивал миссис Дэвис, сообщить Вам сразу, но она категорически была против этого, и настояла на том, чтобы я Вам не говорил.

Я машинально дотрагиваюсь рукой, до головы. Ноющая боль вызывает чувство тошноты. Гематома оказалась небольшой, но вызывала жуткую боль, при каждом резком движении, волосы на том месте слиплись в крови.

–И, что дальше? – Почему-то я чувствую абсолютное безразличие к себе. Я злюсь на себя за всю эту ситуацию. Мне безумно стыдно перед родителями, и перед теми, кто был на вечеринки у Келли. Келли…. Как же мне хочется увидеть её и всё у неё узнать. Она – единственный шанс, во всём разобраться.

– Я повторю, что это очень серьёзная травма, теперь вся Ваша жизнь – сплошной риск. Куча противопоказаний, долгое лечение. Вы должны быть счастливы, что та легко отделались.

– Легко? – а врач то шутник. Начинаю психовать, но доктор Эндрюс сохраняет полное спокойствие.

– Да, только представьте. Вы могли бы погибнуть, или лишится возможности ходить. Параплегия, полная потеря памяти, долгая кома. Вам же стоит лишь соблюдать противопоказания и лечение. Ваша жизнь почти не изменится.

– Что, что мне нельзя? – я вновь перебиваю доктора, но сейчас мне не до манер. Я на полном взводе.

– Вам нежелательно долго находиться на солнце, все нагрузки категорически исключить. Любой спорт, йога, танцы – опасны для Вашей новой жизни.

Доктор Эндрюс продолжал перечислять запреты, но я его уже не слышу. Я словно поместилась в вакуум. Уши заложило, боль ушла на второй план. Весь мой мир, вся моя дальнейшая жизнь, разрушились прямо сейчас. Я закрываю глаза, в надежде мгновенно уснуть. Убраться из этого кошмара. Я больше не сдерживаю слёзы. Они льются быстрым ручьём на подушку. Сквозь гул в ушах я слышу крик, и не сразу понимаю, что это я кричу. В палату забегает мама, за ней отец и медсестра. Я бью бессильными руками, плачу, и не могу ничего сказать. Мне ставят укол, но я дёргаю рукой, и маленькая струйка крови, стекает по руке, из новой ранки. Через пару секунд, а может это были и минуты, десятки минут, я отрубаюсь.