- Десятником был! - солидно уточнил хозяин. - Три года всего постоялый двор держу.

Рассказ Фаури стер из памяти Ралиджа услышанное во время прибытия имя хозяина, а обижать невниманием выручившего их человека не хотелось.

- Прости, уважаемый, в общем гаме я плохо расслышал твое имя…

- Кринаш из Семейства Кринаш.

Имя говорило о многом. Первый в Семействе, основатель! Надо думать, человек незаурядный, если, выйдя из Отребья, дослужился до десятника, получил право основать Семейство и раздобыл денег, чтобы купить постоялый двор…

- Я должен был догадаться, что здесь живет воин, как только увидел катапульту. Не расскажешь ли, уважаемый, откуда она взялась?

- Отчего не рассказать? - польщено улыбнулся Кринаш. - В Лунных горах есть крепость Найлигрим. Может, господин про нее слыхал?

- Слыхал. Я ее Хранитель.

- Да ну? Мы ж там осадой стояли три года назад! Я даже в саму крепость прорвался, когда нам предатель подземный ход указал.

- Ты был среди Черных Щитоносцев?

- Где уж мне… Мы сзади шли, второй волной атаки… Мне еще по голове чем-то перепало, вроде бы древком копья. Хорошо, вскользь, не пробило череп, только кровища хлестала.

- А может, это я тебя приласкал! - припомнил Айфер. - У меня в драке меч выбили, так я чье-то копье подобрал и лупил направо-налево…

- Правда? - просиял хозяин. - Вот так встреча! Знаешь, друг, будешь платить только за постой и еду. Вино, сколько ни выпьешь, не поставлю в счет.

- Я много выпить могу! - честно предупредил Айфер.

- Ты про катапульту начал, - напомнил Сокол.

- Да, про катапульту… Одолела нас тогда колдовством грайанская чародейка, бросились мы наутек… паника, сумятица… Я королю жизнь спас, за что мне вознагражденье вышло! - Кринаш гордо расправил плечи.

«Не тогда ли ему подарили имя? » - подумал Ралидж.

- Нам на подмогу армия шла - тоже улепетывать бросилась, рассыпалась… Да что у вас там за колдунья такая страшная?

- Моя жена.

Кринаш устремил на Сокола взгляд, исполненный глубочайшего уважения, даже преклонения перед чужой отвагой. И не сразу вспомнил, откуда надо продолжать рассказ.

- Да… катапульта… Ее отступающая армия возле Тагизарны бросила - не до того было: слух прокатился, что подошел Джангилар с большими силами и уже на хвосте у нас висит. А я пожалел бесхозное добро - ведь хозяин «Рыжей щуки» на дрова бы хорошую вещь пустил. Дал я ему кой-какую мелочишку. Он свистнул слугам, сволокли они эту лапушку в овраг, мешковиной накрыли. А как я здесь обосновался - заплатил одному корабельщику, тот мне катапульту и доставил. Полезная штука, тролли ее боятся. Еще, говорят, ниже по течению речные пираты объявились. К нам, хвала Безымянным, пока не совались, а заявятся - встретим с почетом и лаской.

- Может, потому и не суются, что про катапульту наслышаны… и про храброго хозяина! - Сокол хлопнул Кринаша по плечу и двинулся к выходу, оставив двоих матерых вояк наперебой вспоминать славную осаду Найлигрима.

Возле очага Орешек задержался - он любил игру в «радугу». Захотелось раздвинуть круг игроков, втиснуться между ними, взять из рук соседа коробку с гремящими в ней плоскими костяшками, тряхнуть ее так, чтобы вокруг кисти крутанулась и снова в ладонь пришла…

Нельзя. Сокол. Сын Клана.

А вот Челивис забыл про свою спесь. Сидит бок о бок с матросами, что вернулись с пристани, гремит костяшками, сыплет прибаутками. Вроде ему везет…

А ну-ка, ну-ка, глянем повнимательнее… Ого!

Матросы эти, караси речные, может, и не замечают ничего, а Орешек, пообтершийся в кабаках Аршмира, профессионального игрока всегда узнает. Хотя бы по особому гибкому движению правой кисти… по манере располагать пальцы на коробке… по левой руке, с виду расслабленной от плеча до кончиков пальцев, а на самом деле - напряженной, готовой незаметно вступить в игру…

Орешек встал за плечом одного из игроков, сохраняя вид скучающего зеваки. И на Челивиса зря не таращился, зная точно, что именно хочет увидеть.

Вскоре он понял: надо предупредить Айфера, чтоб с почтенным Сыном Рода играть не садился. Везение у того - рукотворное…

Но каков мастер! Орешек и сам умел жульничать в «радугу», ему ставили руку лучшие портовые шулера… но этот знатный господин мошенничает так" чисто и красиво, что можно только восхититься и позавидовать.

Ай да Челивис!.. Может, он и впрямь едет в столицу принять наследство (не стал бы врать в дороге - примета плохая). Но чем он в Фатимире промышлял - можно догадаться…

Орешек вспомнил всадников, скачущих берегом реки, и Челивиса, сползшего от страха под скамью… В Фатимире, можно предположить, остались люди, которые о чем-то не до конца договорили с везучим игроком. И были бы весьма не прочь изловить его и закончить беседу…

Посмеиваясь, Орешек двинулся к выходу. Разоблачить шулера ему и в голову не пришло. Каждый добывает деньги как умеет.

Холодный осенний ветер ударил в разгоряченное лицо, чуть не вырвал из рук дверь. Орешек полной грудью вдохнул запах мокрой хвои, долетевшей из-за частокола. Это было приятно, но еще приятнее было знать, что в любой момент можно вернуться в светлый, хорошо протопленный «зал». Только тот, кто бродяжил, знает, какое это счастье - крыша над головой в ненастный вечер. Даже временная, не своя…

За углом дома, с подветренной стороны, послышались приглушенные голоса. Орешек насторожился: слуги-то в доме… не воры ли там шушукаются?

Шагнул с крыльца, но остановился, услышав задорный смех Ингилы. Досадливо повел плечом, повернулся, чтобы уйти в дом (не из деликатности: подслушивать Орешек любил и умел; просто - на кой ему чужое любовное чириканье?). Но помедлил, заслышав перебор струн.

Лютня негромко вызванивала мелодию. Голос Рифмоплета то ли выпевал, то ли плавно выговаривал:

Мама в детстве мне песенку пела. «Счастливее всех будет тот,

Кто по радуге, как по крутому мосту, через небо пройдет».

Не забылась мечта, не оставила детская сказка меня,

Семицветной надеждой плясала вдали, ярким чудом маня.

Без оглядки и без сожаленья оставил я старый мой дом,

И чужие дороги меня окружили змеиным клубком.

Повели, заморочили, спутались - слякоть, колдобины, грязь.

За крутым поворотом - с ухмылкой - лихая беда заждалась.

Не заметишь, как выведет тропка в коварную зыбкую мглу.

Где кусты тебе вслед меж лопаток разбойничью бросят стрелу.

Тетива пропоет - и уляжется мертвым меж сумрачных скал

Дуралей, что цветную тропу в черном мире наивно искал.

И отчаялся я, и поверил, что нет на земле красоты…

Но на горестный стон серебристою песней откликнулась ты.

На раскрытой ладони тебя перекресток, как дар, протянул.

Не гадая, не думая, я на твой смех, как на зов, повернул.

Пусть мне радуга под ноги ляжет сама - не сойду я с пути!

Мне судьба - за тобой по камням, по ухабам, по кучам брести,

Лишь бы ритмом любви отзывался в крови твой танцующий шаг…

Ты взглянула в глаза, улыбнулась и звонко сказала: «Чудак!

Понаплел, понапутал - сама уж не знаю, где сказка, где быль…

Но откуда взялась на твоих сапогах семицветная пыль?..»

Струны смолкли. Орешек прочувствованно вздохнул: песня ему понравилась.

Но Ингила была далека от того, чтобы благодарно размякнуть в мужских объятиях.

- Дурак! - выкрикнула она неожиданно злым, резким голосом. - Ты это так видишь, да? Путь по радуге? А знаешь, что это такое - зимой ночевать в придорожных кустах, потому что крестьяне в ближайшей деревне спустили на тебя собак?.. Возвращался бы лучше домой, к родным!

Рифмоплет ответил холодно и твердо:

- Иногда лучше ночевать в мороз в придорожных кустах, чем вернуться к родным!

Орешек покрутил головой и вернулся на крыльцо, предоставив этой парочке разбираться в своих бурно развивающихся отношениях.