Набросив на голову платок, по-вдовьи закрыв лоб до бровей, Вахра-вэш выскользнула на улицу.

* * *

Чинзур не обратил внимания на пробежавшую мимо женщину. Бездна все еще не выпускала душу заглянувшего в нее человека.

Но постепенно сквозь бездумную радость спасения проступило осознание чего-то скверного…

Ну, конечно! Он опять упустил Илларни. А здесь вот-вот появятся люди Хайшерхо! Ему было сказано: колючкой прицепиться к одежде звездочета! А теперь… Теперь бежать! Удирать, прятаться, спасать свою шкуру…

Поздно! Из-за поворота показались двое. Идут твердо, уверенно, направляются к калитке, откуда только что вышли кхархи-гарр.

Чинзур робко приподнял голову, украдкой бросил взгляд на остановившихся рядом с ним прохожих. Да один из них, кажется, старик! Это еще кто такие?

Сумерки накинули на Чинзура плащ-невидимку. Двое у калитки то ли не заметили прижавшейся к серому забору серой фигуры, то ли не сочли ее достойной внимания.

- Здесь, - негромко сказал по-грайански старик красивым бархатным голосом. - Может, мне пойти первым? Не наделал бы ты глупостей…

- Нет! - хрипло ответил молодой, и Чинзур сжался от заклокотавшей в воздухе ненависти. - Тебе нужен ученый - забирай его. Но самозванец - мой! Сейчас! Немедленно!

- Глупец, ведь ученого здесь еще нет! Мы выйдем на него через эту парочку! Прошу, не торопись…

Голоса стихли за калиткой, конец спора остался загадкой для Чинзура. Но ему и некогда было размышлять о чужих тайнах. Из-за угла вывернулись еще пятеро - здоровенные, плечистые, при оружии. Один из них остановился над Чинзуром:

- Нас прислал Дагхи… Дичь на месте?

Чинзур растерянно молчал. Наррабанец оглядел пустынную улочку:

- А почему калитка нараспашку?!

Сильные руки сгребли Чинзура за грудки, подняли в воздух.

- Упустил добычу, гад грайанский? Я ж тебя прямо тут… своими руками!

Вторично почувствовав дыхание Бездны, Чинзур махнул рукой в сторону распахнутой калитки.

- Там… оба… - прохрипел он. Страшные лапищи разжались.

- Так бы сразу и сказал… Вперед, ребята. Да поосторожнее: молодой здорово дерется. Нашему Дагхи врезал хуже, чем оглоблей! Если схватится за меч, успокойте его колючкой рухху.

- А ты? - спросил один из наррабанцев.

- У калитки останусь: вдруг они от вас ускользнут и на улицу бросятся.

Чинзур чуть не взвыл от разочарования: он-то надеялся, что все уйдут в дом, а он тем временем сумеет удрать…

- Хайшерхо велел поторопиться, - сказал наррабанец, глядя во дворик. - Не знаю как, но храм Гарх-то-Горха тоже про звездочета пронюхал. Уж они-то рады сами такое преступление раскрыть…

- Звездочет - это по их части: оскорбление Единого… - вяло отозвался Чинзур, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Ответить наррабанец не успел: маленький отряд победоносно возвратился.

Двое тащили связанного старика с костистым худым лицом и темными колючими глазами. Он смахивал на вытащенного из норы хорька. Его спутник обмяк в крепко держащих его лапах. Лицо его побелело, глаза закатились. С бьющимся сердцем Чинзур узнал действие шипа рухху. Если колючкой этого пустынного растения хотя бы оцарапать кожу, человек на время потеряет власть над своим телом. Ощущения весьма неприятные. Чинзуру как-то довелось испытать это на себе…

- Ну? - грозно спросил тот из наррабанцев, кто был старшим в маленьком отряде. - Они?

Что оставалось делать Чинзуру?

- Да! - твердо ответил он, в душе благодаря Безликих за то, что они прислали сюда людей, которых можно выдать за упущенную добычу.

Наррабанец повеселел.

- Идем с нами, Хайшерхо простит и наградит тебя.

- Я погляжу за домом, - поспешно возразил Чинзур. - Может, вернется баба, что здесь жила…

- Оставить тебе кого-нибудь в помощь?

- Еще чего! Что я, с женщиной не справлюсь?

- Ну, смотри… Если к утру не вернешься, пришлю кого-нибудь тебя сменить.

«А если я останусь здесь до утра, - думал Чинзур, глядя вслед удаляющемуся отряду, - пусть меня за мою дурость шакалы в пустыне сожрут!»

22

Переулок был глухим; не переулок даже, а тупик: в него выходила лишь одна калитка. Со всех сторон мрачно молчали высокие грязно-серые заборы.

Калитка противно заскрипела, открывая взгляду крошечный замусоренный дворик. Орешек вздрогнул: ему показалось, что сумерки, сгустившиеся в тупичке, темным облаком выползли именно из этой калитки. Словно сама ночь сидела взаперти во дворике, дожидаясь, когда ее выпустят…

Отогнав глупые мысли, Орешек шагнул во дворик. Сахна уже возилась с замком, висевшим на двери дома.

- Пришлось запереть, - оглянулась она через плечо. - Дом на отшибе, люди здесь недобрые, а госпожа совсем беспомощная, шагнуть не может. Я ей даже огонь не стала оставлять, она вздремнуть собиралась. О-о, вот!

Замок подался, дом зевнул гнилой челюстью двери.

- Заходи, господин. Нурайна-шиу на женской половине. А я светильник зажгу, он в печурке припрятан.

Сахна отошла к стоящей в нескольких шагах от дома круглой печурке, а Орешек перешагнул порог и остановился в тусклом пятне падающего со двора вечернего света.

Затхлый, пыльный запах помещения, где давно никто не живет. Видно, не вчера сестрица Сахны переехала к родственникам мужа.

Орешек вспомнил, с каким трудом открывала Сахна замок, и неприятное предчувствие царапнуло его душу. Захотелось сейчас же уйти отсюда.

Окликнуть Нурайну? Орешек уже набрал в грудь воздуха, но что-то заставило его промолчать. Словно сам дом, как большой темный зверь, подобрался, оскалился и беззвучно зарычал на него.

Да где там эта Сахна с ее светильником?!

Орешек нетерпеливо обернулся к светлому прямоугольнику входа. И тут что-то лязгнуло, тяжело обрушилось сверху, тупо ударилось о порог - и светлый прямоугольник расчертили черные квадраты.

Ржавая железная решетка преградила Орешку выход.

Сахна подошла к решетке. На круглом лице не было злорадства. Пожалуй, оно было даже сочувственным.

- Зря ты это, господин, - сказала она негромко. - Разве можно спорить со Светочем? Твоя женщина все равно уже во дворце. А теперь ты погибнешь.

А темные глаза досказали откровенно: «Такой молодой, красивый… жаль…»

В ярости Орешек стиснул в ладони что-то твердое. Рукоять Сайминги! И когда он успел извлечь ее из ножен?

Сразу же пришло спокойствие. Эта пухленькая дрянь не подозревает, что у него есть кое-что получше отмычки!

Мелькнуло воспоминание: кольцо наемников, озадаченное лицо Айфера, срубленный у самого эфеса меч в его лапище… А тут всего-навсего решетка из порядком проржавевшего железа!

- Когда я отсюда выйду, - задумчиво сообщил Орешек Сахне, - сниму перевязь и выпорю тебя, маленькая чумазая предательница, так, что у тебя не будет сил позвать ни твою мамашу-гиену, ни папашу-шакала.

И такая убежденность была в его голосе, что девица невольно отступила на шаг.

- Но-но.. - недоверчиво протянула она. - Даже грайанские колдуны не могут проходить сквозь железную решетку.

- Грайанские колдуны, - нежно объяснил ей Орешек, - могут наложить чары на свое оружие.

И мощно, яростно обрушил клинок на прутья решетки. Брызнули искры. Умница Сайминга, сокровище юнтагимирское, разрубила один из прутьев.

Лицо Сахны исказилось от страха, она пронзительно взвизгнула. Орешек победно улыбнулся, прикинул, куда нанести следующий удар, и, чтобы получше размахнуться, шагнул назад…

Ему показалось, что стены опрокинулись. Подошвы сапог поехали по крутой воронке, в которую вдруг превратился пол. Спиной он ударился обо что-то твердое, левая рука отчаянно пыталась ухватиться за гладкую поверхность камня (правая и в этот миг не выпустила рукояти меча). Стремительно съехав по крутой горке, Орешек врезался в каменный пол и сразу вскочил на ноги. Он ушибся, но кости были целы.