Владимир Сорокин

Рев Годзиллы и крик Пикачу

C высоты птичьего (вертолетного) полета Токио похож на Нью-Йорк после не очень успешной атомной бомбардировки: в гомогенной массе пеньков снесенных небоскребов торчат уцелевшие стоэтажные башни-одиночки. Они стоят неуверенными великанами. Бетонно требуют сочувствия.

Смотришь на них сквозь пятисантиметровое стекло ресторана токийской телебашни, и вспоминается угрюмый рев Годзиллы, уничтожающей Восточную Столицу в старом японском блокбастере. Рука тянется к стакану с коктейлем: "Личи" на 62 этаже пьется легко, но быстро. Глаза привыкают к этому марсианскому городу, он стремительно розовеет в лучах заходящего солнца, призрачно колышется, на миг зависает фата-морганой и - солнце исчезло.

А вместе с ним дневной Токио.

Загорается ночной. Совсем другой. Не менее невероятный. С другими запахами и красками. Яркий, шумный, комфортно-бурлящий. Он требует не созерцания, но присутствия.

Надо расплатиться и провалиться вниз, в Токио, на бесшумном лифте.

Просто брести. По Токио. Вечером. Куда глаза глядят. Занятие увлекательнейшее, но непростое. Приходится толкаться, обходить, перешагивать, притормаживать и ускоряться. Учитывая чужие тела. Толпа, толпа. И еще раз толпа. Цветным фаршем она валит из метро, втягивает тебя в стеклянные зевы громадных магазинов: Isetan, Seiyu, Mitsukoshi, Takashimaya, Marui. При этом токийская толпа патологически неагрессивна. У каждого европейца с ней свои отношения. Может, поэтому все европейцы (а иногда и индусы и темнокожие) с вами на улице здороваются, как-то застенчиво произнося: "Хэлло!" Сочувственно заглядывают в глаза. Мол, старик, ты не один здесь оказался. Подобная традиция жива почему-то только в Токио. Вид европейцев на токийских улицах вызывает жалость. Они здесь всегда некрасивые и устало-озабоченные. От их тусклых взглядов и серых лиц накатывает тоска и хочется есть. А еда в Токио - песня без слов.

Их тьмы и тьмы. Они поджидают на каждом шагу. И почти везде в них хорошо готовят. Во всяком случае - стараются. Проколы возможны? Только в ресторанах с неяпонской кухней. Ну так и зачем туда ходить? Есть лазанью или фуа гра в Токио - скуш-ш-ш-ш-шно, господа! Лучше спуститься в подвал, где едят, например, только гречневую лапшу: обжигающе горячую или со льдом, на деревянной решетке. Можно двинуть в ресторан, где вам предоставится возможность самим готовить себе еду в кипящем котле, бросая туда клешни крабов, ракушки, грибы, овощи, а потом и мясные тефтельки. Возможно, протолкнуться на свободное место в кайтен-суши, сесть между столетним дедом и кислотной красноволосой барышней и хватать с движущегося перед тобой конвейера секунду назад слепленные суши. А еще лучше - просто пойти в народное место, где расслабляются служащие. Там будет шумно и вкусно. Взять кувшинчик саке, сашими из тунца, онигири (рисовые снежки с начинкой из маринованных слив или рыбы), тацута агэ (рыбу, хрустящую, как печенье), тофу во льду, тушеную репу, жареную каракатицу, якитори - и праздник удался. Если, конечно, есть с кем разделить его...

В полночь пьяные японские чиновники с портфелями будут выползать из закусочной, теряя пиджаки и мобильники. Чтобы вернуться домой последним поездом и рухнуть на татами. Жены молча разденут их, накроют, поставят миллионы будильников на 6:30. Утром накормят японским завтраком (рис, суп мисо, рыба). И поедет какой-нибудь Накано-сан в битком набитой электричке из неблизкой Митаки в центровое Камиячо, где ждет его уже многие годы сверкающий офис фирмы по распространению кондиционеров. Войдет, поклонится. Займет рабочее место. И положит там свою жизнь за Прохладный Кондиционированный Воздух Родины.

Глазу очень есть на ком остановиться. Крайне разнообразная палитра: от сексапильных школьниц в синих униформах с приспущенными гетрами (в этом плане Япония - рай для Гумбертов Гумбертов), субтильных и не очень парубков в мундирчиках, невероятных уличных плейбоев (один, помню, стоял на людной Синдзюку-дори - беловолосый, в идеальном черном костюме с наброшенным поверх длиннейшим пальто из белого искусственного меха - и откровенно клеил красивых девушек), хладнокровных яппи, обыкновенных студентов-велосипедистов и сногсшибательных когяру. Они - самые заметные. "Ко" - молодая. "Гяру" girl. По-русски говоря, старшеклассница. Днем сидит в униформе за партой и пишет не разгибаясь. Придя домой, переодевается в крикливо-яркое, красится, встает на чудовищные платформы и топает тусоваться. Стиль когяру в Японии называют tropical girl style. Хотя, на мой взгляд, это сплошная эклектика, гремучая смесь XXI века с 1970-ми: платформы, мини-юбки, нечерные волосы, прически а-ля-девочка-хиппи-68, веки с белыми тенями, огромные накладные ногти с картинками (луна + снежинки + рыбки + звездочки), яркие побрякушки и неизменный мобильник с крохотным покемоном. В общем - школьный постмодернизм. Главный слоган журнала когяру Egg, цветасто-крикливо рекламирующего аксессуары продвинутых старшеклассниц: "Get wild be sexy!" Их кумир - насекомоподобная поп-звезда Хамасаки Аюми с глазами мотылька и голоском комарика. Место тусовки - супертехногенная станция Сибуя.

Во многом движение когяру - реакция на авторитарную школьную систему, ставящую во главу угла послушание, чинопочитание и "здоровый" коллективизм. В японской школе уживаются дедовщина и идзиме - травля белой вороны "здоровым" коллективом (родителям положено не вмешиваться). Случаи самоубийства школьников не редкость. Семья же готовит своего отпрыска к суровой жизни в обществе социалистического капитализма (корпоративная этика + самоотверженный труд + годовой отпуск 7 дней + бытовой аскетизм).

Глотнув непродолжительной свободы, когяру кончают школу, становясь просто гяру, перестают красить волосы и веки, одеваются как все, попадают в систему (учатся + работают), выходят замуж, чтобы по ночам раздевать любимого мужа, приползшего с корпоративной пьянки, и ставить ему будильник на 6:30. А утром готовить японский завтрак под пение Утады Хикару.

Метро - реально необъятное. Комфортное и удобное. Десятки линий сплетаются в безумную мандалу. Ежедневно на нее медитируют миллионы. Подземка Токио потрясает, как Левиафан. Но там всегда чисто и уютно, даже в час пик. Японцы любят спать стоя. Выспаться в метро на груди у европейца тайная мечта многих японцев. Так на моей широкой русской груди однажды поутру выспалась скромно одетая девушка в очках (на кольцевой: от Икебукуро до Уэно). Спала, приоткрыв пухлый рот, сжимая в руках портфель и мобильник. Проснувшись - извинилась. За что?

Тем не менее. При всем внешнем комфорте. При всех бытовых и социальных удобствах. Город работает, как часы. Но проникнуть в его душу туристом, как в Париж или Нью-Йорк, невозможно: он ускользнет. Не верьте тем, кто судит о Восточной Столице после двухнедельного японского тура. Это всего лишь скольжение по поверхности великого айсберга: Токио не открылся им. В нем надо пожить. Тогда он впустит вас. И навсегда войдет в ваши сны. И засыпая зимой на Ленинском проспекте, вы вспомните, как душным июльским вечером выворачивали мокрый карман брюк (влажность 98%), чтобы достать ключ от своей маленькой квартирки в Мусасино: огромная зеленая луна в дождевой луже на асфальте, ожившие после дождя цикады в саду, электричка, богомол на решетке кондиционера, голоса велосипедистов, упаковка суши, кассета фильма "Слепой самурай", незаживающая ссадина на безымянном пальце...

А просыпаясь летом в Рузе, почувствуете привкус недолговечного токийского снега на губах.

1 ноября 2003 года