Найлс вспотел. Он заглянул в темную яму. Может, за зиму труп ушел глубже? Тело просто продавило своей тяжестью мокрый песок, и теперь оно лежит на пару дюймов ниже, чем раньше. Пожалуй, именно так все и было.
Успокаивая себя таким образом, он снова взялся за лопату. Но, углубившись еще на фут, он ничего, кроме песка, не нашел. Только теперь вода заполняла яму еще быстрей. У него засосало под ложечкой. Выбравшись из ямы, он дико огляделся вокруг. Если трупа тут нет, тогда где он? Волны могли смыть только часть песка. Но ведь не весь же песок! А что, если весь?
Найлс схватил лопату и принялся блуждать среди свай. Он продвигался согнувшись, внимательно глядя по сторонам, но в таком неясном свете что-либо различить было почти невозможно. Внезапно позади раздался шум. Найлс в страхе оглянулся. В груди гулко заколотилось сердце. Причиной шума оказалась покосившаяся доска, которая хлопала по верхушке одной из свай.
Через десять минут напрасных поисков Найлс решил, что просто ошибся. Он, наверное, зарыл Курта под третьим настилом слева, а не под вторым; или у десятой сваи, а не у одиннадцатой.
Что ж, стоит попробовать. Скорее всего, он перепутал сваи, а не настилы, так что лучше вернуться ко второму настилу и копать у основания десятой сваи.
Найлс выкопал яму глубиной в четыре фута, и опять ничего. Он задрожал. Он выбрался из ямы, которая на этот раз очень быстро заполнилась водой, и безумным взглядом осмотрелся по сторонам. Где же труп? Неужели он ошибочно запомнил место? Или…
Он с трудом взял себя в руки, чувствуя, что еще немного — и он закричит. Он попробует еще раз, только теперь у одиннадцатой сваи под третьим настилом. Не исключено, что в этих потемках — а в октябре было уже довольно темно — он просто неправильно посчитал настилы.
Тщательно засыпав две выкопанные им ямы, Найлс вырыл еще одну, и снова его лопата ни во что не уткнулась.
Найлс бросил копать и вылез из ямы. Мокрый от пота, он стоял у ее края и тяжело дышал. Внезапно он вздрогнул. А что, если его приятель был еще жив, когда очутился в своей песчаной могиле? Может, от холода и сырости тот пришел в себя? И выкарабкался наружу? Да нет, все это вздор. Хотя… кто попадает в подобный переплет, способен на все. К тому же песок — это тебе не твердая земля, он легкий, рассыпчатый.
От одной этой мысли Найлса охватил ужас. В безумном, неизъяснимом страхе он заметался между сваями. А потом он словно взбесился. Он выкрикивал имя друга, проклиная того и требуя, чтобы он показался.
Под крышей страшно и пронзительно завыл внезапно налетевший ветер; захлопали двери кабинок, задребезжали перила. С гребня нарастающего прилива сорвались пенные волны и заплясали на наружных настилах.
Море вздымалось все выше, и вскоре соленые волны стали заливать песчаный пол павильона.
Найлс ничего не замечал. Уже по щиколотку в воде, он метался под настилами в сумеречном свете, словно исполинский хорек, который преследует неуловимого зайца. Он вел себя как помешанный, замахиваясь лопатой на тени и вглядываясь в темные промежутки между сваями, будто видел там врагов, сжимающих вокруг него кольцо.
— Ты прячешься от меня, черт бы тебя побрал! — кричал он. — Я знаю, ты здесь! Я все равно найду твой паршивый труп! Я знаю, ты здесь! Ты здесь!
Он бесновался так и орал, не замечая, что вода плещется уже у самых коленей и поднимается выше. Наконец он замолчал и в изнеможении прислонился к свае.
И тут он увидел Курта. Тот плыл к нему, мирно покачиваясь на воде, из самого дальнего и темного угла павильона, где сваи стоят почти вплотную друг к другу; на их фоне труп был едва различим. Подталкиваемый приливом, Курт скользил по воде лицом вверх и ухмылялся, слабо фосфоресцируя; вытаращенные глаза закатились, и виднелись одни белки.
Только что Найлс был готов изрубить труп на мелкие кусочки, если отыщет его. Но сейчас, когда он воочию увидел мертвое тело, Найлс оцепенел. На полуразложившемся лице его бывшего друга застыла отвратительная безгубая улыбка. Медленно кружась, мертвец приближался к Найлсу. Сердце его сжалось от томительного страха, вытесняющего все остальные чувства. В эту минуту Найлс желал одного: бежать отсюда сломя голову.
Из горла вырвался хриплый, дикий вскрик. Наполовину обезумев, Найлс подпрыгнул, ухватился за деревянный настил у себя над головой, но не удержался и с шумным плеском упал в воду. Его нога застряла между двумя соседними сваями. Найлс судорожно изогнулся в воде, пытаясь выдернуть ногу. Раздался треск. Его пронзила адская, нечеловеческая боль, на миг заглушившая даже страх. В глазах потемнело. Найлс закричал, и рот тут же заполнился соленой морской водой.
Он бился, будто загарпуненная рыба на мелководье. Боль в ноге была невыносимой, но теперь, когда первый, самый жгучий болевой шок прошел, он осознал весь ужас своего положения.
Найлс не мог пошевелиться от боли, а вода теперь прибывала очень быстро. А тут еще этот мертвец, с кошмарной улыбкой на лице и безжизненными белыми глазами, снова подплывал к нему.
Прилив все ближе подталкивал труп к Найлсу, и чудовищный, леденящий ужас сковал его. Найлс забыл даже о нестерпимой боли в ноге; забыл, что вода вот-вот накроет его с головой. Он с содроганием ждал, когда страшный мертвец коснется его, и терзался своим бессилием избежать этого.
Курт приблизился почти вплотную, и Найлс резко отшатнулся от него. От этого движения сломанную ногу окончательно заклинило между сваями, а сам он опрокинулся на спину.
Боль и страх оглушили его. Он внезапно ощутил сильную слабость. Почти теряя сознание, он погрузился под воду.
Найлс вдруг понял, что тонет, но было уже поздно. На короткий миг ему удалось высунуть голову из воды, но силы оставили его, и он рухнул обратно. Некоторое время он судорожно извивался в воде. Наконец к поверхности побежала струйка мелких пузырьков и растаяла.
Вода все прибывала. Вскоре прилив выполнил то, что не удалось Найлсу, когда тот в недобрую минуту подпрыгнул к настилу. Вода подняла его сломанную ногу между сваями, и он тихо всплыл — так же, как всплыл потревоженный штормом труп Курта Резингера, застрявший между сваями в дальнем углу павильона.
Стало совсем темно. Выл ветер, прилив все нарастал. Среди свай на дне черного, как могила, павильона скользили и кружились, подскакивая на воде, словно мячики, и кивая друг другу, две нелепые человеческие фигуры, два старых приятеля.
