Царевич оказался в одном из внутренних оружейных складов, почти полностью освобожденном от оружия, чтобы дать место огромному деревянному настилу на козлах, где в масштабе был изображен весь комплекс царского дворца в Эгах с храмами и театром.

Макеты были без крыши, позволяя заглянуть внутрь, где глиняные раскрашенные фигурки изображали различных персонажей, принимающих участие в торжественной церемонии.

Евмен взял со стола указку.

– Вот, – объяснил он, указывая на большой зал под портиком с колоннами. – Здесь состоится бракосочетание. Отсюда начнется грандиозное торжественное шествие. Это будет необычайное зрелище. После церемонии приближенные дамы проводят новобрачную в спальню – для ритуального омовения и причесывания. Тем временем состоится шествие: впереди пронесут статуи двенадцати олимпийских богов; за ними пройдут служители и рядом с ними проследует статуя твоего отца, символизируя его религиозные чувства и его божественную миссию – защищать всех греков. В центре пойдет сам царь в белом плаще и венце из золотых дубовых листьев. Чуть впереди и справа от монарха шествуешь ты в своем достоинстве наследника трона, а слева – новобрачный Александр Эпирский. Вы направитесь в театр – вот сюда. Гости и иностранные делегации при первых лучах рассвета займут места и до появления участников процессии будут развлекаться спектаклем и декламацией знаменитых актеров, специально прибывших из Афин и Сикиона. Среди них будет сам Фессал, которым, говорят, ты очень восхищаешься.

Александр расправил на плечах белоснежный плащ и обменялся быстрым взглядом со своим дядей. Оба шествовали чуть впереди Филиппа, сопровождаемого телохранителями. Царь был в красном хитоне с золотой узорчатой каймой из овалов и пальметты, в роскошном белом плаще, со скипетром из слоновой кости в руке и золотым венцом из дубовых листьев на голове – в точности как статуя, уменьшенную модель которой Евмен показывал Александру в оружейной.

Царские сапожники подобрали ему пару котурнов, как у актера-трагика; скрытые краем одежд, они были разной толщины, чтобы выровнять прихрамывающую походку и усилить внушительность фигуры.

Евмен разместился на деревянных подмостках, воздвигнутых на возвышении среди зрительских мест, и цветными флажками подавал сигналы церемониймейстеру, чтобы координировать грандиозное шествие.

Справа виднелся громадный полукруг, битком набитый народом – казалось невероятным, чтобы на таком тесном пространстве уместилось столько людей, – а дальше, на границе видимости, Евмен различил голову процессии со статуями, чудесно изваянными самыми великими скульпторами; статуи были облачены в настоящие наряды, и на голове у них сверкали золотые венки, а рядом двигались священные птицы: орел Зевса, сова Афины, павлин Геры, тоже выполненные с удивительным реализмом, – казалось, они вот-вот взмоют в воздух.

За ними ступали жрецы со священными повязками на головах и кадилами в руках, а за ними – хор прелестнейших обнаженных мальчиков, распевающих свадебные гимны и аккомпанирующих себе на флейтах и тимпанах. Монарх находился позади всех; чуть впереди шли его сын и шурин-зять, а замыкали шествие шесть царских телохранителей.

Это было великолепное зрелище, а солнце, светившее в этот день чрезвычайно ярко, делало его еще великолепнее. Голова процессии уже входила в полукруг, и статуи богов одна за другой двигались мимо орхестры и выстраивались в ряд перед проскением.

Когда процессия втянулась в арку сбоку от сцены, часть ее скрылась из глаз Евмена и оставалась невидимой до тех пор, пока снова не показалась на солнечном свету, уже внутри театра.

В облаке фимиама проплыли жрецы, за ними – мальчики, танцующие и распевающие эпиталамы Гименею в честь новобрачной. Евмен видел, как они исчезли под аркой и появились с другой стороны под восхищенные возгласы публики.

Теперь под арку заходили Александр Македонский и Александр Эпирский, а за ними – царь Филипп. Как и было предусмотрено сценарием, перед самым входом в арку монарх велел своему эскорту отойти, так как не хотел предстать перед греками в окружении солдат, как тиран.

Евмен видел, как в театре под ликующие аплодисменты появились двое царственных юношей, и тут же царь также скрылся в тени арки. Теперь в хвосте процессии оставалась только вереница телохранителей. Евмен бросил на них рассеянный взгляд – и тотчас присмотрелся повнимательнее: одного не хватало!

Как раз в этот момент в залитом солнцем театре появился Филипп. Догадавшись, что сейчас произойдет, Евмен закричал во все горло, но не смог перекрыть шума толпы. Все случилось мгновенно: недостающий телохранитель вдруг выскочил из тени с коротким кинжалом в руке, бросился на монарха, вонзил ему в бок клинок по самую рукоятку и бросился прочь.

По замешательству на лицах присутствующих Александр понял, что произошло что-то страшное; он обернулся через мгновение после того, как отец получил удар, и увидел, как лицо его побледнело, наподобие маски из слоновой кости на лицах богов. Он видел, как Филипп закачался, держась за бок. На белоснежный плащ хлынула кровь.

Какой-то человек стремительно убегал к дороге, за которой раскинулись широкие луга. Александр бросился к отцу, который опустился на колено. Александр Эпирский, пробегая мимо, крикнул:

– Держите этого человека!

Александр успел подхватить царя, прежде чем тот упал в пыль, и прижать к себе. Кровь пропитывала одежду и обагряла руки царевича.

– Отец! – кричал он сквозь рыдания, прижимая его к себе крепче. – Отец, нет!

И Филипп ощутил на своих обескровленных щеках его жгучие слезы.

Небо над ним взорвалось мириадом светящихся точек, а потом вдруг разом погасло. В этот момент он снова увидел, как стоит посреди погруженной в полумрак комнаты, прижимая к груди новорожденного младенца. Он почувствовал мягкую кожу ребенка на своей колючей щеке, прикосновение нежных детских губ к изборожденному шрамами плечу, вдохнул сильный запах пиерских роз… прежде чем погрузился во мрак и безмолвие.

Беглец во всю прыть бежал к деревьям, где его поджидали какие-то люди, несомненно сообщники, которые тоже бросились бежать, как только заметили погоню.

Оставшись один, убийца обернулся и понял, что попался. Александр Эпирский настигал его с мечом в руке, крича:

– Хватайте живым! Хватайте живым!

Убийца снова пустился бежать со всех ног и, подбежав к коню, вскочил было на него, но зацепился за лозу и грохнулся на землю. Он успел подняться, однако стражники были уже рядом и, обрушив на беглеца десятки ударов, убили его на месте.

Увидев происшедшее, эпирский царь закричал вне себя:

– Идиоты! Вам было сказано: хватайте живым!

– Но он был вооружен, государь, и пытался сопротивляться.

– Гонитесь за прочими! – велел царь. – Гонитесь за прочими и задержите их!

Тем временем подоспел Александр, весь в крови Филиппа.

Он посмотрел на убийцу, потом на эпирского царя и заявил:

– Я его знаю. Его звали Павсаний, это один из телохранителей отца. Разденьте его, прибейте к столбу у входа в театр и оставьте гнить там, пока не останутся одни кости.

Между тем вокруг трупа собралась толпа: зеваки, царские стражники, военные и иностранные гости.

Александр вместе с зятем тут же вернулся в быстро опустевший театр, где нашел свою сестру Клеопатру; все еще в свадебном наряде, она безудержно рыдала над бездыханным телом отца. Поодаль Евмен с мокрыми глазами, прижав руку ко рту, качал головой, словно все еще не мог поверить в происшедшее. Царица Олимпиада, которую ожидали с утра, так и не прибыла.

Александр приказал трубить сбор всем находящимся поблизости боевым частям, распорядился унести тело отца и подготовить его к погребению, велел проводить Клеопатру в ее палаты и принести ему и его зятю доспехи.

– Евмен! – крикнул царевич другу, выводя того из оцепенения. – Отыщи царскую печать и принеси мне. И быстро пошли эстафету, чтобы сообщить Гефестиону, Пердикке, Селевку и прочим: пусть ждут меня в Пелле до исхода завтрашнего вечера.