Прошло несколько часов, и солнце начало клониться к вершинам Пинда, но так ничего и не произошло.

– Это опасная дорога, поверьте мне, – все повторял Каллисфен. – Тут кишат разбойники. Не удивлюсь, если…

– О, разбойники! – воскликнул Филота. – Эти парни едят разбойников на завтрак. Они провели зиму в горах Иллирии, а ты знаешь, что это значит?

Но Евмен посмотрел на холм и, увидев стражника, размахивавшего красным флагом, шепотом сообщил:

– Едут!

Вскоре дозорный пустил в их сторону стрелу, которая воткнулась в землю неподалеку.

– Все, – сказал секретарь. – Недостающих нет. – Он проговорил это, словно сам не верил своим словам.

– Эскорт! По коням! – скомандовал Филота, и все двенадцать всадников вскочили на коней и выстроились с копьями в руках.

Евмен и Каллисфен пешком пошли по дороге, а в это время на седловине холма показалась турма Александра.

Все восемь бок о бок двигались по дороге, и солнечные лучи, бившие им в спину, озаряли их пурпурным светом на фоне золотистого облака. Светящаяся пыль создавала странный эффект: казалось, всадники скачут над землей и приближаются из какого-то другого времени, с края земли, из далекой волшебной страны.

Во весь опор они устремились по броду, словно каждое мгновение, еще отделявшее их от родины, было уже невыносимо. Конские копыта поднимали радужную пену на фоне последних лучей огромного огненного шара.

Евмен прикрыл глаза рукавом и шумно засопел носом. Его голос дрожал:

– О небесные боги, это они… Это они.

Еще одна великолепная фигура с длинными золотистыми волосами, в доспехах из красной меди, на бешеном жеребце, под копытами которого тряслась земля, ринулась в кипящую пеной воду и, изменив направление движения, оторвалась от группы.

Филота крикнул:

– Эскорт, построиться!

И двенадцать воинов выровнялись в ряд, подняв голову, выпрямив спину и направив вверх острие копья.

Евмен не мог сдержать чувств.

– Александр… – твердил он сквозь слезы. – Александр вернулся.

Евмен и Каллисфен проводили Александра до самого порога царского кабинета, и Евмен постучал. Услышав голос Филиппа, приглашавший сына войти, он положил руку на плечо друга и в некотором замешательстве сказал:

– Если твой отец упомянет о письме, которое ты мне якобы написал, не удивляйся. Я позволил себе сделать первый шаг к примирению от твоего имени, иначе ты бы так и блуждал в горах среди снегов.

Александр недоуменно посмотрел на него, наконец поняв, что же произошло, но сейчас ему не оставалось ничего другого, как только войти.

Увидев перед собой отца, Александр заметил, как тот постарел. Хотя прошло меньше года, казалось, что морщины, избороздившие лоб, стали еще глубже, а виски раньше времени побелели.

Александр заговорил первым:

– Я рад видеть тебя в добром здравии, отец мой.

– И я тоже, – ответил Филипп. – Ты, кажется, возмужал. Хорошо, что ты вернулся. С твоими друзьями все в порядке?

– Да, все в порядке.

– Сядь.

Александр повиновался. Царь взял кувшин и два кубка:

– Немного вина?

– Да, спасибо.

Когда Филипп приблизился, Александр инстинктивно встал и, оказавшись лицом к лицу с отцом, увидел, что одного глаза у него нет.

– Пью за твое здоровье, отец, и за твое предприятие – покорение Азии. Я знаю о великом предсказании Дельфийского бога.

Филипп кивнул и отхлебнул вина.

– Как поживает твоя мать?

– Последний раз, когда мы с ней виделись, с ней было все хорошо.

– Она приедет на бракосочетание Клеопатры?

– Надеюсь.

– Я тоже.

Они стояли, молча глядя друг на друга, и оба испытывали острое желание отдаться порыву чувств, но испытанное потрясение закалило обоих. Хотя момент ярости остался в прошлом, он тем не менее продолжал мучительным образом жить, и оба знали, что в той ситуации они могли поднять друг на друга руку.

– Иди поздоровайся с Клеопатрой, – вдруг сказал Филипп, прервав молчание. – Она очень тяжело переживала твое отсутствие.

Александр поклонился в знак согласия и вышел.

Евмен и Каллисфен отошли вглубь коридора, ожидая услышать из-за двери взрывы гнева или радости. Неестественная тишина поставила их в тупик.

– Ты что об этом думаешь? – спросил Каллисфен.

– Царь мне сказал: «Никаких празднеств, никаких пиршеств. Нечего праздновать: мы отягощены горем». Так он мне сказал.

Александр прошел по дворцу, как во сне. По пути все улыбались и кивали, но никто не решался подойти и заговорить.

Вдруг во дворе раздался громкий лай, и в портик неистово ворвался Перитас. Он прыгнул хозяину на грудь, едва не сбив его с ног, и, непрестанно лая, принялся ликовать.

Юноша был тронут любовью этого существа и таким открытым и восторженным ее проявлением. Он долго ласкал пса, чесал за ушами и старался успокоить. Ему вспомнился Арго, пес Одиссея, – единственный, кто узнал своего возвратившегося через много лет хозяина, – и он почувствовал на глазах слезы.

Едва завидев его на пороге своей комнаты, сестра бросилась ему на шею.

– Девочка… – прошептал Александр, прижимая ее к себе.

– Я так плакала. Так плакала, – всхлипывала она.

– А теперь хватит. Я вернулся и к тому же голоден. Надеялся, что ты пригласишь меня на ужин.

– Конечно! – воскликнула Клеопатра, вытирая слезы и шмыгая носом. – Заходи, заходи.

Она усадила его и тут же распорядилась приготовить трапезу и принести таз, чтобы брат мог вымыть руки и ноги.

– А мама приедет на мою свадьбу? – спросила девушка, когда он возлег для ужина.

– Надеюсь, что да. Сочетаются ее дочь с ее братом – этого нельзя пропустить. И возможно, наш отец будет даже рад ее присутствию.

Клеопатра как будто успокоилась. Брат и сестра начали беседовать о том, что случилось за прошедший год, пока они находились так далеко друг от друга. Царевна подскакивала каждый раз, когда брат рассказывал о каком-нибудь особенно ярком приключении или о рискованных погонях по диким ущельям гор Иллирии.

Время от времени Александр прерывал свой рассказ. Ему хотелось узнать о Клеопатре побольше: как она будет одета на свадьбе, как будет жить в Бутротском дворце. Иной раз он просто с легкой улыбкой молча смотрел на сестру, по обыкновению склонив голову налево.

– Бедняга Пердикка, – сказал он, словно пораженный внезапной мыслью. – Он самозабвенно влюблен в тебя и, когда узнает о твоем бракосочетании, утонет в горе.

– Мне жаль. Он отважный юноша.

– Не просто отважный. Когда-нибудь он станет одним из лучших македонских полководцев, если я хоть немного научился разбираться в людях. Но ничего не поделаешь: у каждого из нас своя судьба.

– О да, – кивнула Клеопатра.

В разговоре брата и сестры, встретившихся после долгой разлуки, вдруг возникла долгая пауза: каждый прислушивался к голосу своих чувств.

– Я верю, что ты будешь счастлива со своим мужем, – вновь заговорил Александр. – Он человек умный и мужественный и умеет мечтать. Ты будешь для него цветком в росе, улыбкой весны, оправленной золотом жемчужиной.

Клеопатра посмотрела на него загоревшимися глазами:

– Такой ты меня видишь, брат?

– Да. И такой тебя увидит он, я уверен.

Александр поцеловал ее в щеку и ушел.

Было уже поздно, когда он впервые вернулся в свои палаты после годового отсутствия. В воздухе ощущался аромат стоявших повсюду цветов и запах ванны.

Зажженные лампы распространяли теплый, уютный свет, рядом с ванной в полном порядке лежали его скребок, расческа и бритва, а на табурете сидела Лептина в коротком хитоне.

Едва завидев Александра, она подбежала к нему, бросилась к его ногам и, обняв колени, покрыла их поцелуями и слезами.

– Ты не поможешь мне принять ванну? – спросил он.

– Да, да, конечно, мой господин. Сейчас.

Она раздела его и дала погрузиться в обширную ванну, потом начала нежно обтирать губкой. Вымыла его мягкие шелковистые волосы, вытерла их и полила голову драгоценным маслом, прибывшим из далекой Аравии.